Антра - наследница неба Т. IV, Ч. II, Гл. I

I                Часть II. ДНЕВНИК


                Глава I. Утоли моя печали
                (первые переведённые страницы)
  «...Сегодня истекает пятьдесят лет с того дня, как у меня
вырвали сердце. Тогда, в далёком уже 1740 году, на другом краю
света, там, где через пролив катит свои волны Северный океан,
погиб мой Гастон, отважный моряк, мой рыцарь, моя вечная любовь
и вечная скорбь. Что за несчастная судьба была уготована мне.
Как я ненавижу мою вечную молодость. Вчера королева с явной
враждебностью сказала мне, что неприлично быть  прекраснее своей
повелительницы. Ряженая кукла, разоряющая и без того нищую страну.
Впрочем, скоро, скоро наступит расплата. Ещё год, ещё два, и
Франция взорвётся. Если бы не обет, данный нами ещё при жизни
нашего Учителя, посвятить свою жизнь освобождению Франции от
монархии, я бы вымолила у моих небесных  проводников  право на
смерть. Но я осталась совершенно одна.
    Они все ушли. Антуан и Пьер во время похода на Гаити и в
Луизиану получили тяжёлые ранения и не смогли до конца оправиться
от них. Они окончили свои дни почти в один год, успев похоронить
Учителя, дожившего до ста лет. Мой дорогой герцог, последний удар,
который он не вынес – известие о гибели Гастона. Мы долго не имели
вестей о нём, не зная, что в год венчания с Марией Меншиковой граф
Гастон д’Обиньи перешёл в православие под именем Антона Дыбина.
Этот важный факт утаил от меня и Меншиков, когда после смерти Марии
я увозила во Францию детей Гастона и Марии. Учитель, как и я, узнал
об изменении имени Гастона уже после того, как он в составе второй
экспедиции Беринга* был участником великого открытия морского
* Экспедиция 1733–1743 гг. В Охотске в 1738 году экспедиция вышла
в море в составе двух судов – «Святого Петра» под управлением самого
Витаса Беринга и «Святого Павла» под управлением Чирикова. Поход к
берегам Америки они совершили в лето 1740 года. В зиму 1741 года во
время зимовки на необитаемом острове от цинги погиб почти весь
экипаж Беринга и он сам. Остатки экспедиции вернулись на материк
только в 1743 году.

                439

пролива между Азией и Американским континентом. Вот тогда, всем
своим существом предвидя свою несчастную судьбу, я впервые
поняла и приняла на веру, что сильнее ужаса смерти может быть
только ужас бессмертия – бессмертия, наполненного болью моих
нескончаемых утрат.
   Гастон, умирая, завещал вырезать его сердце и передать мне.
Пятнадцать лет я ждала этот его последний дар. Заспиртованное
сердце Гастона вместе с многочисленными  артефактами полярной
экспедиции попало в коллекцию Российской Академии наук. Мне
пришлось на коленях молить императрицу Елизавету Петровну
вернуть мне самое дорогое моё сокровище. Видимо, она ещё не
забыла моей дружбы с её августейшими родителями и знала от
лейб-медика Лестока об инициативе посла Шетарди и посла
Швеции барона Нолькена о возведении Елизаветы  на престол
и устранении правительницы Анны Леопольдовны. И хотя факты
говорят о том, что Елизавета Петровна взошла на трон при
поддержке русской гвардии, а не в результате заговора послов,
благодарная память императрицы сослужила решающую роль.
Я получила моё сокровище и захоронила его в Пантеоне Агриппы.
Теперь это мой алтарь и мой склеп. Но тело Гастона захоронено
в ледяной северной земле, и нет даже карты захоронения всех
погибших, включая командора Беринга. Как найти это место
и лечь там, рядом с любимым, на веки вечные? Это стало у меня
навязчивой идеей. Мигель, мой дорогой брат, считает, что это
невозможно, но я надеюсь, что когда-нибудь это свершится.
Единственное утешение – любовь к научным изысканиям, только
эти занятия как-то скрашивают мою жизнь. И ещё на мою
долю выпала обязанность следить за судьбами детей и внуков
моих родных и близких. А их становится всё больше.
Вот дети и внуки Гастона. Бедный мой, какой удар я обрушила
ла на него, когда сказала, что нам необходимо расстаться,
прервав наш брак. К этому времени Мигель ещё оставался
в состоянии между жизнью и смертью, и это тянулось почти
десять лет. Сесиль, посвятившая ему свою жизнь, сама могла
состариться и уйти в монастырь. Ну как я могла рассказать
Гастону, что после неудавшейся в Санкт-Петербурге казни
де Спады Тана-бо-бо в качестве мести приговорила Мигеля к
пребыванию между жизнью и смертью на протяжении долгих лет.
Единственно, что могло вернуть Мигеля к жизни это мой уход

                440

туда, за «перекрёсток», где находилась и моя матушка.
К этому времени умерла и Екатерина I, с которой меня связывала
искренняя привязанность. Она ценила моё уважение к личности
Петра и моё восхищение его реформаторским гением.
   Вскоре после её кончины опала обрушилась на светлейшего
князя Меншикова. Его дочь Мария, бывшая невеста юного Петра II
вместе с семейством князя была сослана в Берёзов Тобольской
губернии. Узнав об этом, я поняла, что настал миг нашей разлуки
с Гастоном. «Я ухожу», – сказала я, он понял этот ужасный для нас
обоих смысл слов. И я вырвала у него клятву до похода на Восток
к северному морю обвенчаться с Марией Меншиковой.
Бедная Мария, она скончалась от чахотки, но успела родить двух
крошек – погодок Данилу и Екатерину.
  И, о радость, в награду за мою покорность Тана вернула Мигеля
к жизни. Какое это было счастье наблюдать из моего «далека"
за братом и Сесиль. Вернувшись «оттуда», я уговорила старого
князя отдать мне его внуков и увезла его внуков во Францию,
в России у них не было будущего. Спустя год у  Мигеля и Сесиль
родились близнецы – девочка и мальчик. В честь деда Мигель назвал
их Генрих младший и Генриетта. Это был 1734 год.
Затем был поздний брак уже больного Пьера с Анной де Трай.
Дядя Антуан на закате лет влюбился в пылкую испанку Долорес
из древнего рода герцогов Альба. У них родилась дочь Анна, она
и стала супругой Пьера де ла Фош. У них с разницей в шесть лет
родились две дочери: Мадлен и младшая Шарлотта. У Данилы и
Генриетты родилась дочь Диана младшая, названная так в честь
бабушки принцессы Дианы по линии герцогов де ла Фош. Генрих
младший женился на дочери Гастона и Марии – Екатерине. У них
в 1755 году родились братья – близнецы Пьер младший и Гастон
младший. И тут произошла кульминация в пересечении родов.
Пьер младший женился на Мадлен, и у них родились Роббер и
Антра младшая. Гастон младший женился на Шарлотте, у них с
разницей в два года родились Александр и Арутюр. Но Арутюр
юношей погиб от руки якобинца. Таким образом, к концу XVIII
века появилось уже двенадцать потомков. Произошло следующее:
породнились роды герцога де ла Фош, Гастона д’Обиньи, линии
приёмного сына Генриха Бенуа де ла Фош – Пьера и графов де
Трай. И в последнем колене у всех потомков в жилах течёт кровь
Генриха Бенуа де ла Фош и королевы Марии-Терезии Испанской.
Это мне награда за все страдания последних пятидесяти лет. На
самом деле, с 1728 года детей родилось почти вдвое больше, но
многие умерли во младенчестве. Что-то будет дальше...»
    Илья Петрович, перекладывая разрозненные листы дневника,
не сразу смог понять, почему одни события первых страниц
опережали события, произошедшие ранее. Наконец он допустил
мысль, что это были воспоминания автора дневника, никак не
привязанные к временной шкале. Это были эпизоды трагической
бесконечно трагической жизни, вдруг спонтанно возникающие
в памяти Антры.
    Кроме того, невольно Илья Петрович предположил, что за
двести восемьдесят шесть лет жизни Антра не раз уходила за
«горизонт» обряда «перекрёстка», но какая-то сила каждый раз
выталкивала её обратно в мир, привязанный к стреле времени,
в мир обычных людей. Но память её произвольно вырывала те
эпизоды, что казались ей наиболее важными и яркими после её
очередного «возвращения», как, например, это «воссоединение
родов по крови». Странно, незаметно для себя эту совершенно
мистическую сторону жизни Антры он стал воспринимать как,
страшно сказать, некий закономерный процесс, который ни коим
образом не противоречил законам существования Вселенной.
Вот что было в следующем фрагменте дневника:
  «...Сесиль стала внушать мне тревогу. После того, как она
вымолила у своего деда и матери разрешение остаться в замке
ещё на два месяца, она стремительно из беззаботной, наивной,
прелестной девочки стала превращаться в замкнутую, отрешённую
от жизни женщину. Такое погружение в себя я видела у послушниц
монастыря и то далеко не у всех. Это следствие потрясения,
вызванного состоянием моего несчастного Мигеля. Но нет, за
этим её состоянием стоит ещё кто-то или что-то. Учитель
разгневан. Он опасается присутствия Сесиль в замке. Он считает,
что только полная изоляция Мигеля может ускорить его возврат,
его новое преображение. Как я ни старалась это предотвратить,
но тяжёлая сцена между Учителем и Сесиль произошла.
Это было ужасно. Бледная, дрожащая, её бил сильнейший озноб,
обливаясь слезами, она упала перед Учителем на колени и,
протягивая ему кинжал, молила о смерти. Он повернулся к ней

                441

спиной, потом, не сказав ни слова, быстро вышел из комнаты
Мигеля. Я догнала его уже за воротами крепости. Начинался
прилив и высокая вода плескалась у подножия скал. Ветер
развевал его длинные, ещё густые седые волосы. Услышав мои
шаги, не оборачиваясь, он сказал:
   – Несчастный ребёнок, она не понимает, что её ждёт. Мигель
начал изменяться, в его лице проступили черты сорокалетнего
человека, вчера я его брил и увидел седые волосы. Боюсь, когда
он очнётся, мы увидим сломленного немолодого человека.
   – Неужели так всё плохо? – спросила я.
   – Родная моя, – сказал Учитель, – боюсь, начинается расплата
за все злодеяния, что он совершил пусть и не по своей воле.
Нужно смотреть правде в глаза. Его ждёт ужасный конец, и мы не в
силах что-либо изменить.
   – О нет, ни за что! – воскликнула я. – Вот увидите, Учитель,
он изменится к лучшему, как только вы позволите Сесиль быть
рядом с ним. То, что вы заметили в нём, поверьте, это следствие
его переживаний. Он принял её в своё сердце. Он ведь всё слышит
и понимает. Прошу вас, Учитель, доверьтесь мне. Он долго молчал.
   – Неужели в таком состоянии его осенила любовь к этому
ребёнку?
   – Да, Учитель, это странно. Впрочем, с нами происходит
столько странностей, – ответила я.
   – Будь по-твоему...
Больше он ничего не сказал. Я обняла его за плечи, и мы долго
оставались во власти охватившей нас обоюдной нежности.
Сесиль было не узнать. Сколько в ней обнаружилось энергии,
желания вникнуть во все детали нашего быта; готовность брать
на себя любую работу, только бы оставаться в замке и при
малейшей возможности побыть рядом с братом, поправить постель,
нежно провести рукой по его густым, цвета воронова крыла
волосам, в которых кое-где действительно появились серебряные
нити.
   Наконец вернулся Антуан, мы готовились к отплытию в
Санкт-Петербург. Так что наш новый член семьи, юная княжна
де Гринье,  оставалась в замке вместе с Учителем. Сейчас я
со скорбью и чувством вины вспоминаю годы подвижнической
жизни Сесиль. Вот уж кто заслужил право на счастье. И она
дождалась его, но какой ценой...
   За долгие годы подвижничества во имя любви она с моей
помощью получила широкое образование. Особенно Сесиль был
увлечена химией, ботаникой и медициной. Она мечтала создать
эликсир, который вернул бы к жизни моего брата. Такой эликсир
она, конечно, не могла открыть, для этого ей пришлось бы
овладеть знаниями и магическими способностями Таны, что было
в принципе невозможно. Но многие снадобья, что она составляла
и испытывала прежде всего на себе, потом помогали многим людям
из гарнизона крепости и окрестных селений. Она стала очень
набожна,  я не противилась этому. Возможно, религиозная вера
в Спасителя помогла ей вынести все испытания и дождаться своего
 часа.
   А мой герцог! Кажется, часть своей любви ко мне он перенёс
на Сесиль. Именно она ухаживала за Учителем до его последнего
вздоха, и её рука опустила веки его всевидящих глаз.
С ним ушла целая эпоха, великая эпоха научных открытий и
политических преобразований в мире.
   Но вот какая странность: Мигель с годами стал копией
нашего Учителя, таким, каким герцог был в 70 лет, а я стала
полной копией моей матери чуть не дожившей до 30.
    Люди, не знающие историю нашей семьи, знакомясь со мной,
всегда интересуются здоровьем моего отца, они уверены, что я
дочь моего любимого брата.
   Это и смешно и трогательно. Тот, кто не знает историю его
жизни, не поверит, что каким-то непостижимым образом он
сохранил в манерах и привычках черты того малыша Микеле, что
так ранил наши души в годы его тяжёлого душевного недуга».

                442

До встречи