Аластор. Глава ХХХI. Loose cannon

20 сентября 2011 года

Вена, Австрийская республика

Прежде, чем приступить собственно к сессии, Эва-Мария задала мне ещё один вопрос: Как сейчас модно говорить, экзистенциальный:

«Совсем забыла. Ещё один очень важный вопрос. Важнейший, даже»

«Я тебя внимательно слушаю»

«Вот смотри. Ты же знаешь, как живут те, кто… в общем, у кого есть то, чего нет у тебя и чего ты очень хочешь…»

«Знаю, конечно. Постоянно имею с ними дело»

«Ну так вот, хотел бы ты с ними поменяться местами? В смысле, стать таким, как они? Ты же знаешь, что технически это очень даже реализуемо…»

«Реализуемо, конечно»

«Так хотел бы?»

«Ни в коем случае»

«Почему? Потому что ты счастливее?»

«Несравнимо»

«Из-за благодати, которая в тебе есть, а в них – нет?»

«Ну, не так чтобы совсем уж нет…»

«Хорошо. Много меньше, чем у тебя. Так тебя больше устраивает?»

«Гораздо больше. Да, именно поэтому. Счастье – как мы с тобой только что выяснили – есть нахождение в состоянии благодати. А успех, деньги, слава, социальный статус на это не влияют никак»

«А что влияет?»

«Гармония с Богом. Чистота души. Праведность мыслей, слов и поступков»

«Ну, вот и славно». Эва заметно повеселела. «Теперь можно приступать и к сессии..»

Вопреки моим ожиданиям, она начала не с боли. А с ласки. Просто ласки.

«У тебя начисто потерян контакт с собственным телом» - объяснила Эва. «Ты то решаешь какие-то сложнейшие проблемы, то куда-то несёшься… ничего не слыша и не чувствуя…»

«Как подводная лодка на полном ходу?» - улыбнулся я

«Именно. Все мы читали Тома Клэнси…»

Не уверен, что так уж и все, но Эва-Мария Глобочник читала точно. Положение обязывало?

«… и знаем, что на таких скоростях сонар просто не работает. А так и торпеду в бок получить недолго. И не одну…»

Я промолчал. Ибо ППКС.

«Поэтому контакт с телом будем восстанавливать. А потом сохранять и укреплять. Постоянно. Сначала лаской, потом…»

«Болью?»

«Конечно. Самый эффективный способ почувствовать своё тело.  Восстановить утраченный контакт. Прекратить визг в мозгу. Снять застойное возбуждение в голове. Растопить льдышки. Твоя любимая алготерапия. Лечение болью… Приятной болью»

Она вздохнула – легко, но… с некоторой всё же обеспокоенностью… и продолжила:

«Расслабься. Остановись. Перестань бежать. Ты не бежишь. Ни спринт, ни марафон. Ты просто наслаждаешься моими ласками. Почувствуй своё тело. Каждую его клеточку…»

Мягкий, завораживающий, гипнотический голос… Колдовской – в хорошем смысле. Она ведь… полевой психолог? Это сейчас, я так понимаю, так переговорщиков называют? Самая сложная роль в спецназе. С большим отрывом. Ибо шмалять из Глока или Ремингтона – да хоть из МР5 - каждый дурак сумеет. Ну, или почти каждый. А вот уговорить сдаться террориста или просто слетевшего с катушек сабжа… это совсем другой уровень. Её уровень.

Мой уважение к Эве-Марии – и так безмерное – вообще поднялось куда-то в стратосферу… И за что мне такая везуха? Неужели за полдюжины Виолетт? Или тут что-то совсем другое?

«Почувствуй, как с каждым моим прикосновением по твоему телу пробегает мягкий и приятный электрический – энергетический – разряд. Как постепенно – хоть и медленно – тает лёд в твоей душе. Стихает визг. Ослабевает напряжение в голове. Нормализуются энергопотоки. Это уже не хаос горного потока, а спокойное, плавное, гармоничное течение полноводной равнинной реки. Как из твоей души уходят боль, страх, беспокойство, депрессия и воцаряются мир, покой, свет, тепло и любовь…»

Ох если бы всё было так просто… Нет, я, конечно, чувствовал всё то, о чём она говорила. Но очень и очень слабо. И… отдалённо как-то. Ибо та непонятная сила во мне, которая и стояла и за льдышками в моих чакрах (в сердечной прежде всего), и за визжащим мозгом, и за застойным возбуждением головного мозга, и не думала сдаваться. Наоборот, очень активно сопротивлялась ласкам Эвы-Марии. Очень.

Она, конечно, сразу почувствовала это сопротивление.

«Надо же, как ты сопротивляешься…»

«Не я»

«Извини. Не ты, конечно. Нечто внутри тебя…»

Мне очень хотелось узнать, что это было за нечто. И какое это нечто имело отношение к Призракам. И к тёмной страшной фигуре. Или ещё к чему-то потустороннему. Ибо было у меня очень четкое ощущение – loud and clear– что без потустороннего тут не обошлось.

И всё же… И всё же я чувствовал. Причём чувствовал гораздо больше, чем то, о чём мне говорила Эва. Я чувствовал себя любимым. Впервые в жизни. Мне даже плакать хотелось. Я чувствовал, что Эва меня любит. Действительно любит. Не как сестра брата и уж точно не любовью к ближнему своему. А как женщина мужчину.

И именно эта её любовь – в гораздо большей степени, чем её ласки – и растапливала льдышки внутри меня. Убирала визг. Снимала застойное возбуждение. Укрощала горный поток энергий. А ласки… ласки были просто выражением, воплощением – и усилителем – её любви. Ох какое же это счастье – быть любимым…

Эва ласкала меня спокойно и методично. Сначала провела подушечками пальцев мне по лицу, волосам, шее… По плечам, рукам – до кончиков пальцев. Груди. Бёдрам. Голеням. Ступням. Очень медленно и очень ласково, нежно и заботливо. Как там будет TLC по-немецки? Z;rtlichkeit, если мне не изменяет память…

«Die Deutsche Liebe» - неожиданно даже для себя самого произнёс я.

«Что?» - удивилась Эва

«Немецкая любовь. Ты меня любишь…»

«Очень по-немецки? Ты почувствовал Орднунг?»

Неужели обиделась? Ох как бы не хотелось…

«Важно, что я тебя люблю» - неожиданно спокойно произнесла Эва. «А как именно – уже неважно. Тебе же нравится?»

«Нравится»

«Тебе же легче?»

«Намного»

«Хотя… да, есть немного такое»

Эва неожиданно подняла мне маску. И я увидел её глаза…

Бездонные. Ласковые. Нежные. Страстные. Ангельские. Колдовские. Чарующие. Целомудренные. Развратные. И бесконечно, безгранично любящие. Глаза святой и шлюхи. Властительницы и рабыни. Хозяйки и служанки. И всё это одновременно.

Эва легла рядом. Повернулась ко мне. Повернула мою голову к себе. И прильнула своими мягкими, тёплыми и очень чувственными губами к моим.

Ох, как же она целовалась… Долго, страстно и даже исступлённо. Как будто это были последние мгновения её жизни. Я просто улетел. Какие там льдышки… Какое застойное возбуждение…. Всё исчезло. Не было ничего – ни прошлого, ни будущего; ни пространства, ни времени; ни ангелов, ни демонов; ни людей, ни Призраков. Только она и я. И её впившиеся в меня губы. Её язычок. Её тело…

Она отпустила меня. Легла на спину рядом. Теперь её глаза стали другими. Довольными. Ироничными. Весёлыми. Но всё равно бесконечно любящими и ласковыми.

«Это тоже Орднунг? Не забывай – я русская по матери. Причём очень даже русская…»

«Я вижу. И чувствую»

«Отлично. Тогда продолжил»

Она вернула маску на место. И продолжила. Сначала ладонями. Затем - неожиданно острыми коготочками. Львица всё-таки… А они, как известно, из семейства кошачьих… Потом – острым зубчатым колёсиком. Потом… моим же собственным перочинным швейцарским ножом. Типа брелка. Найф-плей в её исполнении… это нечто.

«Я могу и эсэсовским кортиком, конечно…» - игриво проворковала она.

«Прадеда?»

«Нет. Его вещи утеряны. Купила на распродаже. Пять лет назад. Покажу потом… Твоим удобнее просто»

А потом был воск. То есть, не воск, конечно, а парафин… или стеарин… не знаю, из чего они там свечи сейчас делают. С очень приятным запахом свечи. Молоко с мёдом… Больно не было – Эва очень умело выбирала высоту свечи. Было очень тепло и приятно. Я чувствовал, как каждая капля воска падала прямо на айсберг в моей душе. Превращалась в огромный огненный шар. Растапливая лёд.

Потом она меня развязала (наконец-то). Подняла с кровати. Потом связала за спиной руки и поставила на колени.

Ощущение было… странное. Не только и не столько расслабления (хотя расслабуха была та ещё); и даже не сексуальное возбуждение (хотя и это тоже). А какой-то… естественности происходящего. Необходимости. Нужности. Только вот почему именно нужности?

И тут мне в голову пришло… В общем, картина была настолько чёткой и яркой… что это нужно было проверить немедленно. Просто немедленно.

«Ты можешь надеть на меня ошейник?» - уж совсем неожиданно выпалил я. «С цепью»

«Могу, конечно. Ты хочешь?»

«Да»

«Тогда подожди»

Ждал я недолго. Не прошло и… минут пяти, наверное, как я почувствовал на своей шее мягкую кожу ошейника. Потом услышал щелчок карабина, прикрепившего к ошейнику цепь.

«Это для тебя значит что-то очень важное? Ошейник и цепь? Особенно цепь?» - заботливо спросила Эва.

«Да»

«Я могу узнать, что именно?»

«Kanone. Marinegesch;tz. Корабельная пушка»

«?»

«На парусных судах пушки крепились к палубе цепями. Которые иногда лопались. Во время битвы или сильной качки. И тогда пушка срывалась с цепей, превращаясь в loose cannon. Что из этого получалось…»

«Я читала в романе ‘93-й год’. В прологе. Роман… жуткий, конечно. Но почему-то настолько притягательный…»

Я кивнул. Притягательность Тьмы… Которой, собственно, и было Великое Французское Безумие… Маратов, Дантонов, Робеспьеров и всяких прочих Демуленов.

«Ты считаешь, что ты – такая loose cannon?» - осторожно – даже очень осторожно – спросила Эва.

«Ты же знаешь, что я вышел из Колеи. Отменил Судьбу…»

«Знаю. Что вызывает у меня просто безграничное к тебе уважение»

«Все дело в том, что когда человек выходит из колеи и становится так называемым «синтетиком» - человеком без Судьбы (при этом не получая колеи новой), он вполне способен превратиться в loose cannon. И превратится-таки, если его вовремя не стреножить…»

«Не посадить его на цепь? В фигуральном смысле, разумеется?»

«Да»

«На вот такую?»

«Не самый худший вариант. Для меня так вполне себе естественный. И для тебя тоже»

«Цепь – она же в обе стороны, вообще-то…»

«Ты же вроде за меня замуж хочешь?»

«Хочу. Поэтому да, будет у тебя цепь. До гробовой доски будет»

«Мне в моей жизни нужен – жизненно необходим - кто-то, кто может меня если не контролировать (это мало реально), то сдерживать. Кто-то, кто имеет надо мной реальную власть. На свете есть единственный человек, который имеет надо мной такую власть. Ты»

«Знаю»

Я не видел, но чувствовал, что она держит другой конец цепи в руке. Крепко так держит…

Эва вздохнула. А потом неожиданно выдала:

«Кстати, о синтетиках. Точнее, о мистиках…»

Я пожал плечами

«Синтетик – всегда мистик. Без этого не отменишь Судьбу. И не выйдешь из Колеи…»

«Ты можешь общаться с Богом? Напрямую?»

«Могу. Не то чтобы очень часто, но могу. И с Богом, и с Богоматерью, и со святыми. Хотя последнее происходит нечасто. Даже очень нечасто»

«Почему?»

«Принцип первого руководителя, как учила меня мама. В своё время строившая по полной программе директоров крупнейших металлургических заводов. Она была довольно крупным чиновником в министерстве металлургической промышленности СССР. С первым лицом общаться надо. Если чего-то добиться действительно хочешь»

«А с противоположной инстанцией доводилось общаться?»

«Всего дважды»

«Расскажи мне об этом»

«Тебе это так нужно знать?» Ох и не хотелось мне рассказывать об этих… контактах не знаю там какого рода.

«Нужно. Но ещё больше тебе нужно об этом рассказать…»