Глава II. Погружение 1

*

Широким полотном неслась дорога перед ним. С равномерной монотонностью она бежала в молочно-белое ничто и там, постепенно сужаясь, исчезала. Ни поворотов, ни расширений или сужений, ни спусков или подъёмов только ровное, как стрела, темного асфальта полотно. Слева и справа от дороги, если в этом месте существовали право и лево, простиралась белая плоскость, в которой он ощущал жадную, засасывающую глубину. Дорогу и низ покрывал белый верх, такой же плоский и однородный.
Он не мог подробней изучить окрестности и тем более оглянуться назад, потому что дорога приковывала всё его внимание и ещё потому, что не имел шеи, которую можно повернуть, глаз, которые можно закрывать или открывать по своему произволу. Прямая дорога, белые плоскости ограничения и бестелесный он. Кто он, как сюда попал и что его ждет в конце пути, если конец возможен в этом месте, он не знал и не мог думать о том, ибо принужден был следить за дорогой.
Два свойства наполняли внутреннее его содержание: восприятие и внимание. Стоило усилением первого ослабить второе, как дорога начинала бугриться и морщиться, при этом восприятие приближало её настолько, что структура полотна – черный битум и серый гравий – становилась различима, а в содержании появлялось третье свойство – ужас быть поглощенным дорогой. Требовалось подавить страх, максимально свернуть восприятие, обострить внимание, и только тогда дорога начинала успокаиваться и отдаляться.
Долго ли, коротко ли длился процесс, он не ведал, да только стал норов места меняться. Дорога замедлила свой бег, остановилась, и он ступил на неё. На обочине по правую сторону появился зеленый холм, скорей небольшое возвышение над плоскостью низа. Почти всё его пространство занимал дом и прилегающий к дому сад.
Два шага по траве и он оказался у низкого забора, непонятно зачем здесь существующего. Войдя в калитку, он оглянулся. Дорога исчезла, исчезли плоскости низа и верха. Вместо них появилась живописная долина под куполом синего неба. На заднике, там где долина сливалась с небом, громоздились далекие холмы, чернел лес у их подножий, а перед лесом блестела на солнце золотая лента реки.
Перед домом была разбита цветочная клумба. Возле розового куста сидела женщина в легком ситцевом платье и широкополой соломенной шляпе. Садовыми ножницами она формировала куст: обрезала лишнее, добавляла недостающее. Поля шляпы скрывали её лицо, сидящая поза скрадывала достоинства фигуры. Руки были стройные. Их тонкое изящество и белизну оттеняли грубые садовые перчатки и ножницы.
Очевидно услышав скрип гравия на дорожке, женщина подняла голову и встала. Непослушная рыжая прядка щекотала её щеку. Сняв перчатку, она заправила её за ухо. Незнакомка улыбнулась ему. «На вид не больше тридцати, – думал он, – милое личико, темно-зеленые глаза, полные сочные губы». Пожалуй её портил слегка вздернутый нос, придавая ей сходство с лисой.
– Привет, – сказала она, – как добрался, как дорога?
Он пожал плечами.
– Однообразная, довольно скучная. Не за что зацепиться вниманию.
Преодолев секундное замешательство, из-за того, что разговор сразу начался на «ты», он спросил:
– Ты, верно, и есть Эстер?
– Да, меня зовут Эстер, Ой.
– Что «ой», – не понял он беспричинного восклицания.
– Ой – это твоё имя, – и, видя, что он хочет опротестовать имя, быстро добавила: – ты ещё не знаешь, а твой идентификатор уже стоит на титульном листе. Так бывает, – Эстер виновато улыбнулась, – не всегда мы выбираем себе имя.
– Пусть будет Ой, – согласился Ой, – в конце концов не имя красит сущность.
– Правильно. Нравится? – спросила она, поливая розовый куст, искусно подстриженный мышью.
Глаза мыши составляли белые розы, уши – черные, а на кончике острого носа ярко алела крошечная красная роза.
– Очень нравится. Только белые розы, мне кажется, символ печали.
– Да! – удивилась Эстер.
Она легко коснулась белых роз и глаза мыши сделались голубые.
– Разве бывают синие розы, – сомневался Ой.
– Бывают. Здесь всё бывает. Пойдем в дом, нам нужно поговорить.
Сидя в плетеном кресле у низкого деревянного столика, Ой обвёл взглядом комнату, исполненную в идеальной чистоте. Синие шторы на широком окне, подсвеченные снаружи ярким солнцем, массивный книжный шкаф, на столике китайская ваза с полевыми ромашками. Обычная комната, но имелась одна странность. Отсутствовали приборы освещения и отопления, словно хозяйка не нуждалась ни в первом, ни во втором.
– Так это и есть виртуальное пространство?
Эстер весело рассмеялась. Это показалось Ою как-то обидно.
– Я сказал что-то смешное! – в голосе его ворчало недовольство.
– Прости, Ой, не обижайся, – всё ещё смеясь, ответила Эстер, – я попробую объяснить.
В задумчивости она поднесла сложенные ладони к лицу и кончиками пальцев подперла нос, от чего ещё больше стала походить на хитрую лисичку.
– Представь себе, ты родился и вырос под землёй. И ни ты, ни твои друзья и знакомые над головой ничего в своей жизни не видели, кроме каменных сводов пещер. Но в пещерном обществе бродили упорные слухи, что есть места, где вверху ничего нет. Тому виной, скажем, были сны. Большинство пещерного люда отрицало существование таких мест, ибо это антинаучно и противоречит здравому смыслу. Однако находились некоторые, которые, несмотря на всю антинаучность и бессмысленность, верили в существование космоса.
Ой нетерпеливо ворочался в кресле. Эстер это заметила.
– Кажется, я увлеклась, – сказала она, – пойдем быстрей. Представь себе, ты прямо из пещеры попал в середину звезды, где давление такое, что атомы, слипаясь, энергично производят свет. Воскликнув: «Так это и есть космос!», – ты был бы прав и неправ одновременно. На самом деле виртуальное пространство, как и физическое пространство космоса, довольно разряженное. Мы сидим, – Эстер плавным жестом обвела пространство комнаты, – в середине звезды, в сгустке ресурсов.
– Не очень-то похоже на звезду, – бурчал Ой, – а в реале физическое воплощение звезды имеется.
– Конечно. Мы сидим в главном сервере Дойчебанка.
– Вот как!
– Я здесь живу. Это мой дом.
Эстер произнесла это со скромным достоинством, как хвастаются люди, обитающие в престижном пригороде.
– И хватает ресурсов? – усмехнувшись, поинтересовался Ой.
Эстер не заметина или не захотела заметить иронию Оя.
– Достаточно для визуализации того, что ты видишь и ощущаешь. Конечно, я черпаю много больше установленной квоты, но у меня договор с Акерманном.
– Чем дальше, тем интересней, – Ой всё больше увлекался рассказом Эстер, – это ещё кто такой.
– Управляющий банком. Он, дурашка, убежден, что в его компьютере живёт ангел-хранитель под ником Гёте. Я помогла ему относительно безболезненно пережить два последних финансовых кризиса. Особенно серьёзный был первый, когда Усама громил американов. Акерманн долго сомневался следовать советам Гёте, но всё же перед самым кризисом слил значительную часть принадлежавшей банку американской недвижимости. И теперь он каждый вечер молится мне и не разрешает проводить ревизию сервера, до пяти процентов ресурсов которого исчезает неизвестно куда.
– Как ты это делаешь, Эстер, – взмолился Ой, – покажи, как формируешь ты пространство.
– Да легко. Смотри.
Стены вдруг пали. Исчезло окно с синими шторами, исчез книжный шкаф. Их упорядоченное пространство ограничивалось теперь персидским ковром с двумя креслами и деревянным столиком. На всём остальном пространстве, сколько видел глаз, простирался белый плоский низ и белый плоский верх. Между верхом и низом стоял неподвижно прозрачный туман. Лишь дороги не хватало в этом царстве белого и плоского.
– Это первичное состояние. Наша сущность визуализирует его без участия приложений. Смотри на меня.
Ой уставился на Эстер, тем более, что вид за пределами ковра пугал его.
– Нужно вот так скосить глаза, – Эстер скосила глаза, – попробуй.
Ой сделал глазки белому и плоскому, как показала Эстер, и ничего не изменилось.
– Ещё раз, – скомандовала она.
Получилось с третьей попытки. Белое и плоское перестало быть таковым. Оно стало объёмным и серым. Множество звёзд красных, голубых и желтых горело в нём. Одни ярче другие слабее. Совсем рядом сияло солнце.
– Это мои ресурсы, – услышал он голос Эстер, приглушенный созерцанием виртуальной вселенной. – К отдаленным серверам не обращайся. Тебе это ещё рано. Обратись к солнцу. Это сервер, где мы находимся.
Ой стал внимательно смотреть на солнце и оно запылало ярче.
– Представь себе что-нибудь, – продолжала Эстер тоном школьной учительницы.
– А что?
– Что угодно, хоть... Бранденбургские ворота.
Ой представил себе статую американской Свободы. Её высокий пьедестал, её зелёное тело, высоко поднятую руку и корону.
– Свяжи картинку с приложением визуализации.
– А как?
– Мысленно произнеси кодовое слово, только не забудь его, а то замучаешься менять настройки.
– Любой слово?
– Любое.
«Эстер», – отчетливо подумал Ой.
И тот час статуя окуталась легким туманом. Серая вселенная исчезла, зато на белом невдалеке от ковра выросла величественная Свобода.
– Ничего для первого раза, – хихикнула Эстер, – а ты шалун, Ой, – сказала она и захохотала в полный голос, – Ой держите меня  бабоньки, шас упаду!
– Не понимаю, что такого смешного... – начал Ой и осекся, – Ой!
В поднятой руке Свобода держала не факел, как в первоисточнике, а мужской член. Причем не зеленый, как всё остальное, а синий с ярко-красным концом. Эстер хохотала, держась за живот, а Ою стало так стыдно, что он покраснел без всяких приложений.
– Как её убрать?
Эстер, уже почти подавившая приступ смеха, взорвалась хохотом с новой силой.
– Её или его, – сквозь слёзы выдавила она, – можно я оставлю эту Свободу на память.
– Я серьёзно, Эстер, – Ой готов был обидеться, – как убрать статую.
– Хорошо, хорошо. Вернись к ресурсам, обратись к приложению, произнеси другое слово, на сей раз отменяющее визуализацию.
Ой сделал так, но ничего не изменилось. Статуя по-прежнему сжимала в руке своеобразный символ свободы.
– Не получается, Эстер.
– А какое слово ты загадал?
– Ой.
– И не получится. Это твой идентификатор. Попробуй ещё раз с другим словом.
Ой вернулся, обратился, произнёс слово «Пантера» и позорная статуя исчезла. Эстер находилась в прекрасном расположении духа.
– Зря ты, Ой, так жестоко расправился с ней. Такие шедевры следует хранить в назидание потомкам.
– Эстер прекрати! – взмолился он.
– Уже прекратила, – в последний раз хихикнула она, – слушай Ой, давай я тебе покажу что-то получше свободы.
– Давай, – согласился Ой лишь затем, чтобы Эстер забыла это происшествие.
Она встала.
– Ты готов?
Он тоже встал.
– Готов.
Она взяла его за руку.
– А как же дом, – забеспокоился Ой, – ковёр, кресла.
– Дом? – Эстер беспечно махнула рукой. – Да ну его, сделаю другой. Были бы ресурсы.