за пустым в карман не лезут

ЗА ПУСТЫМ В КАРМАН НЕ ЛЕЗУТ...

Взгляните, люди -
Я – живой!
Я не лишён живого чувства!
А что вы сделали со мной?!
Такой красивый мир, большой,
А в сердце – пусто...
            «Сирота». Александр Югов, 2008

...В доме их было два друга. Вполне естественно, что при первой встрече через столько лет на столе была «Столичная» и несколько тарелок вполне ещё пригодной закуски. Разговор шёл от одного к другому. Фразы срывались смехом. Хватаясь за головы, вспоминали неожиданные моменты прошлого и были рады, что встреча произошла так не скоро с тех пор. Кто-то брал гитару и напевал походные, со слезами выдавливая нужные тона и слова... Разные судьбы. Тем более – разные страны. Германия и Украина... Одно другому, конечно, не пригождалось, но у обоих история одна прожита... Встретились, и жизнь приобрела свой вкус. Одеты, конечно, тоже по-разному: заметна простая красота одного и усталая потёртость другого. Хотелось так много рассказывать, слушать, но у одного был билет на поезд, а другому ничего не оставалось, как проводить друга... И в этот раз – в последний...

– ...Обычно – чем крепче у человека нервы, тем сильнее врезать по ним хотят... И никто не удосуживается спросить: а больно ли это вообще? как это? – Ни у кого никакого интереса к жизни окружающей! Кому он впал, этот сирота? А?.. Этот попрошайка!? Мелочь! – Никому... Он создан и забыт! Оставлен на собственные силы... Но является проблемой мира номер раз! Заживо всеми погребён! Вот скотина! – он же пьёт, курит, всякие растворители употребляет, наркоту... Неееет... Мы такого обратно в социум не примем... – А кто его, мать вашу, выбросил из социума?! Кто расправился? Кто распорядился? – Как оказывается – никто... И никто не виновен. Но, как бы там ни было – он не человек уже... На самом деле – он больше человек, чем все остальные! И намного больше!.. Мне пришлось в своё время в Югославии пострелять. Сейчас это уже давным-давно забытая история... Югославия... Какая там Югославия, когда в родной стране столько предательств?! Да родная нэзалэжна похлеще всякой Югославии будет. Старики – дохнут! Не умирают – дохнут... Умирают богатые люди – им уже и место на кладбище выделили, и не дай Бог кто-нибудь то место займёт. Так вот... И, смею сказать, - на войне не так страшно жить, как в подвалах... Жил я и в подвалах, ты должен помнить. На войне оно как? – взял автомат, и метелишь, кто не понравился, кто врагом считается. Захотел – а лови, фашист, гранату! За души убитые! За небо грязное, сука!.. А что может сделать бродяга? У него все возможности отняли! Безоружен он. Ни тебе пищи, ни образования, ни заботы, ни понимания, ни сочувствия, - все сторонятся. О какой работе вообще может идти речь?! Кто его, малыша бездомного, примет? – Да за него только и будет вся ответственность! Правда же? – Украдёт что-нибудь. Не как надо сделает... Да и вообще – он грязный, опасный и всегда себе на уме... Боже упаси от таких помощи просить! Да?.. а чего ж вы тогда хотите? Чтобы он пришёл к вам с нормальными намерениями: дай, дядя, я тебе докторскую за сто гривен пососу? Или чтобы по полу ползал и подачки просил? Или за просто так тебе дом выстроил да семью одел? – Не в этой сказке волк охотнику проиграл! Не в этой... Когда родители ушли по своим сторонам, я у столба остался... И знал же, что ничего хорошего это не предвещает. И в памяти этот столб, как брат сводный остался. – Помню же!.. Ждал их, ждал, ждал!.. И вера была, и искренность чувств. – Предали! Да я своих генералов и начальничков хотел перестрелять всех и сжечь нахер! Чтоб хоть на том свете знали, за что... Ан не виноваты они ни в чём. У них приказы. Они – работают. У них тоже – дети. И они детьми были... Удержался... Самое обидное то, что чужих детей из-под перестрелки вытаскивал, жизнь им сохранял, а своим – не могу даже чего-то хорошего пообещать... Смотришь на них и язык не поворачивается... Слёзы? Да нет, это водка палёная. Горло жжёт, сука... Недавно иду по улице – бабка с внуком ругаются. Бабке лет под восемьдесят, внуку – где-то пятнадцать-шестнадцать. Что ты, - спрашиваю, - мать, нервы свои рвёшь. В таком возрасте аккуратней с ними обходиться надо. А она – да вот, решаем, что лучше в магазине купить – макароны или кашу какую-нибудь... А что, говорю, денег на большее нет? Хлопец не работает? – Пока нет, отвечает, в школе. Деньги экономить на всём приходится. Что ж, спрашиваю, а дети ваши где, неужели не помогают?.. А она мне мою жизнь рассказывает: отец его пять лет как на заработки уехал, до сих пор, видимо, в память не пришёл – всех забыл, и себя тоже; мать ушла, как только поняла, что одна с ребёнком остаётся. Отдала старухе, а сама хоть бы адрес оставила. Вот и растит старуха. Четвёртый год как. Пенсии едва на пацана, говорит, хватает, а тут она ещё... Опешил я. Не знал, что так теперь с детьми борются... Это теперь такая контрацепция, понял? В карман полез, думаю, а на черта она мне нужна? Медаль-то. – Отдал. – Старуха губы вмяла. Сказать ничего не может – слёзы покатились, щёки затряслись... Эх, говорю, мать, не я героя заслужил. Бери... Забыло и государство их. А может, и не вспоминало вовсе. Кому они нужны? – Эти бабки всякие, пацаны без родителей. Велика ли заслуга – руки о них марать? Если б за это деньги ещё давали, а то время на кого-то там тратить... Они ж все там, наверху, деньгами дышат. Распределились по местам. Как говорится: кто не успел, тот не сел, а кто рано встаёт, того убили значит... А мне их жаль. Ох как жаль, а сам беспомощен – с чужих рук копейки пересчитываю, да кости собираю, дабы вообще с голоду не сдохнуть... Вот так о нас, сиротах, государство заботится... Мы – позор для них. От нас скрываются, а мы зовём! Зовём и плачем... А те, что в подвалах, - вряд ли они в жизнь нормальную вернуться. Хватит, нажились! Достаточно! Не нужны и вы нам! Только нас не трогайте!..
– Прости, но мне уже на вокзал пора... Давай ещё по одной, и завязывай... Жить воспоминаниями и ненавистью – себе же в ущерб. А что государство молчит... – Во-первых, оставь их в покое и живи, как можешь, как хочешь. Во-вторых, ты всё равно ничего не докажешь и применить ничего не сможешь – не дадут. Тебя же первого и расстреляют... Спасибо тебе за это и сироты твои вряд ли скажут – они не заметят тебя так же, как не видят никого вокруг себя...
– Да эта боль... – махнул рукой, опустил голову.
– Я понимаю. Но это, - он показал на бутылку, - не выход. Знаешь, как у Дарвина? – Выживает сильнейший.
– Нет, я не хочу войны... Это ж против кого армия-то выращена нашим равнодушием...
– Не хотел... А будет... И я догадываюсь, на чьей стороне будешь ты... Остальное мне уже не важно... Поехали...
2010 (Юный романтизм)