Орест

   
 Мчались, гремели, летели славные 60-е годы двадцатого века. Шёл, не слишком торопясь, 1967 – 1968 учебный год. Во Львовском техникуме связи он шёл без особых происшествий и без особых проблем.

     Я, перейдя на второй курс, чувствовал себя намного увереннее. Уже не грозило мне отчисление, поскольку все «хвосты» были «отрублены». А по отдельным предметам у меня наметился значительный прогресс. Особенно это касалось математики (благодаря блестящему педагогу Э.А.Вудке), телефонии (Е.П.Васькевич), электротехники (к стыду своему, не помню фамилию тётки). В общем, прогресс был налицо. Кроме того, я переселился в общежитие и избавился от опеки тёти Жени. Настроение было соответствующее, близкое к эйфории. На втором курсе у нас неожиданно пришло «пополнение». Не знаю уж, по какому поводу, но к нам перевели несколько человек из параллельных групп. В их числе был и Орест Цолта.

     До его прихода у нас в группе было уже два Ореста – Лавра и Нестерович. Так что имя было мне уже известное, хотя всё ещё и непривычное уху. Да и не мудрено. В Узбекистане Оресты так же редки, как Олимпийские чемпионы. Я ни одного не встречал.

     Поначалу Орест проявил себя очень замкнутым, мало контактным молчуном. Почти не с кем не общался. А у меня душа горела и пела. Мне хотелось общаться со всем миром. Я был рад поделиться тем, что имел, со всеми желающими. А имел я, в основном, знания, которые усиленно впитывал на занятиях. Поэтому чаще всего моими собеседниками были однокурсники, что-либо упустившие или недопонявшие на занятиях.

     Помнится мне, что и с Орестом у нас поначалу общение было связано с учёбой. Причём эмоционально я запомнил (конкретно, о чём шла речь, забыл), что ответ на свой вопрос он очень хорошо знал, хотя вопрос был и не простой. То есть он проверял меня и мои знания. И, похоже, убедился, что я действительно знаю много. А по разговору я понял, что он знает ответ не хуже меня. И проникся к нему (как к знатоку) симпатией. В молодости (нам было по 15 лет) симпатия может очень быстро перерасти в дружбу. Я-то был открыт к дружбе ко всем и со всякими. А Орест находил друзей с трудом и немного. Так что он был долгое время для меня одним из многих. А я для него – одним из немногих. Случай сблизил нас ещё сильнее.\

     Однажды я увидел у Ореста странную записку. Сейчас я думаю, что он её специально написал для меня. Помню, что она начиналась словами «Ты дурак…». Но написана она была шифром. Очень простым шифром с заменой букв на символы. Но простота ведь – дело относительное. Я занимался любительскими шифровками в школе. И опыт расшифровки, пусть небольшой, но имел. Я «клюнул» на эту записку, забрал её домой и дома расшифровал. Ответ я написал на том же шифре. Орест был поражён!

     В те годы я с увлечением читал научно-популярные журналы. Было у меня и несколько номеров «Знания-силы». Я читал и перечитывал сам с увлечением и давал почитать Оресту. Он читал и честно признавался, что его сбивает с толку терминология. Но идеи, безусловно, проникали в наше сознание. Идеи могущества науки, могущества электроники, космических технологий (в разгаре была космическая советская эпопея). Могущества человека, вооружённого ЗНАНИЯМИ. И мы жадно учились.

     Орест увлекался фотографией. Он снимал и сам печатал фотографии своих однокурсников, в том числе, конечно, и меня. Эх… где они, эти фотографии? Я ведь тоже снимал своей «Сменой-7». И тоже, где они, фотографии? У меня, правда, была ещё и кинокамера. Плохонькая, советская, «Экран-3». И даже до сих пор в архиве валяются киноплёнки, которые я всё мечтаю перевести в цифровой формат. Подлые, всё-таки, производители «современных чудес» кино (вернее видео) и фотосъёмки. Ну, не предусмотрено штатное изменение старого вида материалов в новый. Возможно это только за «большие бабки».

     После того, как я переселился в общежитие, мы с Орестом стали встречаться там. Студенческая жизнь известна. Это смесь напряжённой работы (учёбы) и безудержного веселья молодости. Мы очень весело отмечали дни рождения однокурсников. Я,  увлекаясь музыкой, приобрёл магнитофонную приставку “Нота”. Усилитель собрали сами. Усилитель был маломощный. Но тогда нам хватало и этого. Были танцы. Было весело. Но Орест почему-то не приохотился к танцам. В конце концов я обратил на это внимание и Орку (так мы его порой звали) пояснил мне, что не чувствует ритма музыки и, соответственно, не может в ритм двигаться. И танца у него не получается. Я, признаюсь, не поверил в это. И взялся научить его танцевать. После нескольких уроков я убедился, что ничего не получится, и оставил эту затею. Но это никоим образом не повлияло на наши отношения. Я просто был удивлён и принял как данность то, что некоторым людям «медведь наступил на ухо». И в том числе моему другу Оресту.

     Увлёкшись электроникой «по настоящему», Орест взялся собрать очень серьёзную схему усилителя из журнала «Радио». Как сейчас помню, усилитель был с «регулировкой динамического диапазона», что было нам тогда не очень понятно. Выходной каскад  – двухтактный на лампах 6П14П. Что гарантировало оч-ч-чень приличную громкость. Для комнаты в общежитии этого за глаза хватило бы. Схему он собрал. Помню, как мы её испытывали. Но у нас не было, на что её нагрузить. Не было колонок (громкоговорителей). И по-настоящему мы использовать усилитель не смогли.

     На дни рождений, да и на другие праздники, если собиралась компания, мы считали необходимым употреблять спиртное. Пили, в основном, водку. Изредка вино. Но часто нам попадала и самогонка. Привозили её из дома студенты из деревень, где самогонка была основным спиртным напитком. Однажды Орест пригласил меня в гости домой. Дом его оказался в селе Ямполь недалеко от Львова. Мы доехали туда на автобусе. В селе были грязные дороги и бедные дома. Не был исключением и дом Цолт. Но меня поразило отношение Ореста к родителям. Маме он буквально в приказной форме (видимо, копируя отца) приказал подать еду, что было незамедлительно выполнено. С отцом он обращался тоже не очень нежно. После тех отношений, которые бытовали у меня дома, мне это показалось очень странным. Я даже попытался поговорить с Орестом на эту тему. Он спокойно объяснил мне, что это нормально. У них так принято. Но я пытался настаивать на своём мнении. Ссоры из этого не вышло, но мы остались каждый при своём мнении. В Ямполе за столом, на котором нам подали свежеизжаренную яичницу, нам налили и самогонки. Всё было естественно и очень просто. Мама Ореста была нам очень рада. Отец отнёсся с заметным уважением (студенты ведь!). То-есть, видимо, по его мнению – будущие начальники!? И мы приняли это без раздумий, нормально. Чувствовали себя взрослыми. А было-то нам по 16 лет.

     Как питались студенты? Да как всегда. После получения стипендии или вспомоществования от родителей мы шикарили. Брали в студенческой столовой котлету с пюре и кефир. Угощали друзей и просто бедствующих студентов. Потом строго экономили. Орест научил меня жить на 20 копеек в день. На эти деньги можно было купить пять пирожков «с мясом». Ну а на 1 копейку (взятую взаймы) – газированной воды без сиропа. И это всё. По вечерам в общаге проходили всякие дружеские мероприятия. Валера Бармак, очень бедствовавший в студенческие годы, проявлял чудеса изворотливости. Он находил где-нибудь у кого-нибудь кусок сала и делал вояж по комнатам в поисках хлеба к салу. В результате частенько с десяток студентов ложились спать не голодными, а всё же съев кусочек хлеба с салом. В том числе и Валера, у которого никогда ничего не было. Мы тогда всячески одобряли эти мероприятия. Хотя было и смешно…

     После третьего курса у нас должна была быть (и была) производственная полугодовая практика. Мы с Орестом попали в разные районы Волынской области. Он в Рожище, я – в Иваничи. Поскольку специализация у нас была – проводная связь, то мы, конечно, имели возможность разговаривать по телефону, сколько хотели. И, конечно, у нас был интерес встретиться и «погулять». Я по телефону познакомился с девчонками (телефонистками – телеграфистками) из соседнего городка Нововолынска. Орест приехал в выходной день ко мне в Иваничи и мы по приглашению девушек поехали в гости.  Ничего «такого» не было. Это было только приятное знакомство. Мы переночевали в Нововолынске, а потом поехали по домам.

    Незаметно пробежало время и пришло таки к тому, что настала пора нам делать дипломный проект. Сам дипломный проект мне казался слишком простым, и я взял тему по междугородней связи (городская – это было для меня слишком просто). А вот с черчением к диплому у меня была проблема. А Орест прекрасно чертил. Я по сию пору благодарен ему за то, что он сделал для меня дипломные чертежи. Хотя, когда мы встретились на сорокалетие выпуска, он сказал, что этого эпизода нашей биографии не помнит…

     В Армию нас взяли в разные части. Меня из-за зрения забраковали и не взяли в учебку. И служил я во Львове, в учебном полку ПВО, простым солдатом. А Орест стал сержантом. И служба у него была, наверное, поинтереснее. Во всяком случае, он решил остаться на жительство в Актюбинске, где проходила его служба…

     Наверное, я не смог в этом коротком рассказе объяснить, почему мы стали друзьями. Ведь всё было обыкновенно, просто. Ну, печатали вместе фотографии девчонок на 8 марта. Ну, делали средневолновый передатчик, чтобы передавать в эфир музыку для тех же девчонок. Ну, бродили по Львову, ну, болтали до одурения и курили, курили, курили…. Сигареты были, как сейчас помню, «Верховина», «Опал», «Ту-134», «Плиска». Были ещё какие-то очень крепкие (не помню уж названия). Ну, съездили мы с ним в Москву и побывали на ВДНХ. Всё было. А потом… увы. Дальше судьба развела нас далеко друг от друга.

    И всё же я хочу, чтобы хотя бы такое моё воспоминание о нашей студенческой жизни осталось нам на память.