Старуха

     Авдотье Сосипатровне  шел восемьдесят восьмой год. Возраст давал о себе знать, но в бане ещё старуха могла мыться без чьей-либо помощи. И всё бы ничего, только считала себя Авдотья совсем никому ненужной.

     Жила Авдотья с дочкой и её семьей. По словам детей - место ей было в большом доме отведено самое теплое и уютное – за печкой. Выходила оттуда Авдотья лишь, когда ее к столу звали, да по нужде - приспичит.

     На своем топчане за печкой Авдотья Сосипатровна проводила долгую зиму, с нетерпением дожидаясь весны и лета. А когда солнышко начинало обогревать землю-матушку, выходила старуха на улицу, садилась на ступеньку крыльца и блаженствовала.

     Часто можно было видеть сидящей её  и на скамейке под ветвистым кленом, который рос неподалеку от дома. Старый клен был единственным собеседником, которому изливала душу Авдотья Сосипатровна.

     - Кленушка ты мой, кленушка, вот и отжили мы с тобой почти век на свете. И сама я теперь не пойму: человек я или вещь какая? Никто со мной не разговаривает и не слушает меня. Жизнь ли это? Понимаю, надоела я всем, устали от меня, но разве ж я виновата, что смертушка меня не берет? А ты, кленушка, меня не жалей, мне что? Лишь бы дети и внуки здоровы были, больше мне ничего не надо.

     Авдотья Сосипатровна могла долгими часами сидеть под раскидистым старым кленом и что-то ещё нашептывать ему своими бескровными губами, изредка смахивая со своей сморщенной  щеки незаметную для постороннего глаза слезу.


/Фото из интернета/