Я дарю им покой

« - Итак, говорите чётко, с подробностями, как нужно для записи. Начинайте.

 - А, всё, уже можно? В общем, я попытаюсь поразмышлять на эту тему. Есть такие люди, которые обожают раздувать их мухи слона. Они обижаются по любому поводу и часто сами эти поводы подкидывают. Но речь не об этом, а о том, как смешна и нелепа реакция человека, обожающего свои великие и устрашающие принципы. И к чему она в итоге может привести.

Как ни странно, до сих пор такими людьми в большинстве своём были и остаются женщины.

Дело началось с ручки.

Ещё в школе, классе в шестом, я, будучи проворным и беспринципным, дотронулся до шариковой ручки одноклассницы, с которой уже два года приходилось сидеть за одной партой. Она очень берегла это предмет: маленькую канцелярскую принадлежность в форме шприца, достояние веков и тысячелетий, неприкосновенный раритет. Она молилась на этот предмет, она целовала его каждое утро перед тем, как что-то начать записывать в тетрадь, и в своих пошлых фантазиях я даже в шутку представлял, для чего ещё ей нужна была драгоценная вещь. Никто, никто, никто, нигде и никогда не должен был трогать ручку.

Однажды я нашёл среди своих записей провокационное оскорбление. Крошечное хулиганство кого-то из класса. Пустяк. Но я был ребёнком и считал, что каждый провинившийся должен получать по заслугам. Вскоре взрослые доказали мне, что и жертва провинившегося бывает виновата – в углу должны стоять двое. Так легче разобраться со стадом: незачем устраивать суд. Двое – и всё. Конфликт устранён, продолжаем жить дальше.

Впрочем, вернёмся к первой дерьмовой ерунде, из-за которой на несколько дней я стал изгоем у всего класса. Так вот, подозрение пало в первую очередь на неё. «Видимо, она решила пошутить…» - были первые мысли. Я дотронулся до её ручки в надежде написать в ответ нечто вроде «Коза» или «Сама такая». Ни одна живая душа в кабинете не знала, что я собираюсь сделать, какой «непоправимый ужас и грех» совершить на уголочке её учебника.

Здесь следует напомнить, что мальчики всегда наивны. Они намного более мечтательны, чем девочки. Поэтому они сдержаннее и слабее. Они часто будут предполагать одно – а свершится совсем другое. В будущем большинство мальчиков становятся либо рабами своих женщин, либо отшельниками, либо пьяницами, либо карьеристами. Мальчики до конца жизни помнят некоторые обиды, но они редко знают, как вести себя при инциденте. Для мальчиков недопустима слабость. Если ты заплачешь – ты мерзкий гей. Если ты сорвёшься – ты псих. Если ты убежишь – ты трус. Если ты поступишь правильно – ты молодец, жди следующего раза, промах рано или поздно неизбежен. Ты так или иначе останешься в дураках. Другое дело, если ты – девочка. Плачь, срывайся, убегай - тебе позволено, у тебя есть власть над всеми, даже если нет самообладания.

Я был так же наивен, считая, что можно превратить конфликт в шутку. Что все поймут.

Я просто взял её ручку. Я просто сделал прочерк на бумаге. Я не успел воплотить задуманное.

Первой её реакцией были запоминающиеся большие возмущённые глаза. Короткий миг, который длился вечность. Взгляд, всей своей сущностью выдающий силу большого предательства.

Протяжный высокий крик. Широко открытый рот с кариесными зубами. Потоки слёз на щеках. Секунда, две, три, четыре, пять, шесть, крик начинает стихать, семь, восемь, превращается в нытьё, девять, нытьё сопровождается хныканьем, десять, одиннадцать, в классе поднимается гул, двенадцать, подбегает учительница, тринадцать – становится ясно, что это конец. Вполне предсказуемо, что каждый из ребят сразу становится на сторону одноклассницы.

Схема проста: девочки стоят друг за друга; мальчики перебегают к девочкам, чтобы не вызвать их гнев. И в одночасье ты превращаешься в малолетнего насильника и отвратительную тварь. Будь ты проклят».

***

Заходить  в кабинет к психиатру было не страшно. Он давно ничего не боялся, а скорее сам начал вызывать неподдельную панику в обществе. Он знал, что сегодня выложит всё, что знает о себе; он назовёт каждую причину, подтолкнувшую к произошедшим событиям.

Разговор за закрытой белой дверью длился два с половиной часа. Показания записывались на диктофон. Никто не мешал времени течь по своему руслу.

***

« - Вы отлично справляетесь. Далеко не каждый из моих пациентов – идеальный рассказчик. По вашим словам можно составить готовый литературный текст!

- Это вынужденная похвала? Я спокоен, я не собираюсь нападать на вас.

- Нет, нет, что вы. Я не очень-то боюсь нападений: случалось всякое за мою карьеру. Это совершенно искренне…

- Я могу продолжать?

- Да, конечно. С какого момента вы поняли, что…

- Нет, ещё рано. Мне надо выговориться, пока есть возможность.

Так вот, школьные годы вспоминаются как череда сплошных разочарований. Я не был красавчиком или гением: таких любят. Сначала женщины восхищаются гениями – с самым преданным взором они готовы выслушать любой их умный бред. Потом женщины устают от мозговой работы и перебегают к красавчикам. Будучи в браке, красавчики становятся седыми уродцами, и женщины понимают, что лучше быть рядом с гением, который всю жизнь не выходил за рамки обыкновенной дружбы. Переметнувшись к гению, несчастные дамы понимают, что потные носки пахнут всегда одинаково, и окончательно разочаровываются в любви, жизни и себе.

В этот самый момент их перестают интересовать пустяки, которыми была забита молодость. Теперь появились проблемы поважнее: семья, работа, дети, старость. Вы должны мне поверить: я избавляю их от вечных мук. Я дарю им покой.

Было ещё много, очень много таких случаев, когда девушки оставались мной недовольны. Когда они срывались и убегали прочь; когда возвращались обратно, чтобы потом ещё пару раз убежать. Я любил доводить их до исступления.

Однажды молодая художница рисовала натюрморт в кафе. Мы легко познакомились, выпили по кружечке крепкого кофе, после чего Амалия вернулась к работе. Нам было по двадцать лет.

Помню как сейчас: кисточка очень чётко вырисовывала очертания гнилых фруктов. Амалия любила нестандартный подход ко всему. По её словам, люди не должны ненавидеть уродство. Уродство рождает красоту. Почва под цветами рыхлая, грязная, чёрная или коричневая, порой таящая в себе червей. Почву никто не любит – все любят цветы. Но без почвы они бы не выросли. Поэтому гораздо труднее и увлекательнее изобразить плохое хорошим, а хорошее опустить до уровня плохого: гнилые фрукты бывают невероятно красивыми.

В тот день я стал рисовать вместе с ней, повторяя каждое её движение. Разница была в том, что я рисовал на обычной салфетке и не так божественно, как Амалия. Просто решил, что будет забавно «украсть» идею этой рыжей девушки, создать свою никчёмную копию её произведения. Потом выбросить. Ничего особенного. Пустяк.

Люди обожают лицемерить. Люди никогда не обвиняют себя ни в чём, пытаясь быть святыми. Извините, что отвлекаюсь… Короче, кто из нас не срисовывал в детстве что-либо, например, из мультика или картинок в журналах, тем самым отдавая сомнительную «плату» художникам? Мне всегда казалось странным: почему мы считаем какие-то вещи своими? Почему мы обижаемся, если кто-то пользуется тем, что мы сами придумали? Почему тот, кто придумал туалетную бумагу, не запатентовал это открытие лично для себя, сделав его секретным? Интересно, в обиде ли этот человек на человечество, пользующееся его изобретением на протяжении стольких лет? Некоторые не задумываются над столь глубокими вопросами.

Нужно было видеть реакцию Амалии, когда она поняла, что я вытворяю. В тот день кафе понесло большой убыток, меня арестовали за хулиганство и вдобавок назначили выплачивать заведению крупный штраф, а Амалия отделалась тем, что вовремя убедила всех в непреложной «истине», что я пытался её трахнуть против её воли. Забавно, правда? Разбитые чашки и тарелки, опрокинутые столы  и стулья, летящие из-за сквозняка по полу салфетки – оказывается, это я. Разорванное платье Амалии – тоже я. Срисованный натюрморт – несложно догадаться, кто.

Решив, что новый знакомый крадёт её специфическую идею, Амалия успела и устроить вселенский скандал, и выйти сухой из воды. Я был восхищён ею. Нет, на самом деле восхищён.

- И когда же вы слетели с «катушек»? После этого случая?

- Хм, дайте-ка подумать. Возможно. Возможно, именно тогда всё и зародилось».

***

Перерыв длился пятнадцать минут, после чего охранник снова отвёл его к психиатру, который за это время успел перекусить и многое обдумать. Следующая часть беседы записывалась не полностью. На то были личные мотивы.

***

« - Ладно, хорошо, а что вы обо всём этом думаете, мистер Ложег?

- Что я думаю?

- Да, совершенно верно. У вас же тоже есть своё мнение о моих поступках. Выкладывайте, не стесняйтесь. Только прошу вас не врать и не оценивать ситуацию с точки зрения психологии или какую вы там проповедуете науку… В общем, хочу узнать ваше собственное мнение.

- Хм, право слово! Даже не знаю…

- Ну же!..

- Хорошо. На моей практике было очень много разных сумасшедших. Вы среди них, можно сказать, являетесь самым здоровым.

- Да что вы, правда?! Несмотря на то, что я зарезал четырнадцать женщин?

- Понимаете, ваши мотивы вполне обоснованы. Преимущество заключается в том, что вы отлично понимаете, что наделали. Другое дело, догадываетесь ли вы, почему?

- Потому что я больной?

- Не совсем. Ваша тяга знакома подавляющему большинству убийц, каждый из которых имеет или имел свои собственные поводы для уничтожения так называемых «живых причин» своей тревоги. Тревога – вот что впоследствии рождает убийство. Даже самый хладнокровный человек в момент предсмертных мучений другого так или иначе испытывает тревожное состояние, в положительном или отрицательном контексте. То есть, он либо рад, либо не рад тому, что случилось. Шок следует в любом случае, а шок – это реакция на тревогу.

- Мистер Ложег, не могли бы вы поскорее объяснить, почему я однажды сорвался?

- Погодите…»

Ложег остановил запись и выключил диктофон.

- Потому что на вашем месте я поступил бы точно так же.

Повисло гнетущее молчание. Он теребил пальцами рукава рубашки, а Ложег сосредоточенно смотрел на стерильно чистую плитку пола, после чего прервал тишину:

- Не имеет значения, что я вас лечу. Я такой же человек, как вы. Амалия права: человечество любит красоту только за то, что она закрывает путь к уродству, которого мы все боимся. Но, познав уродство, мы упиваемся им. И не важно, кто чем обладает, кто насколько образован или богат. Мы любим плохое, даже являясь полностью хорошими, просто некоторые из нас боятся себе признаться в этом. Так что я на вашей стороне.

- Вы сейчас серьёзно?

- Абсолютно серьёзно, мне нечего скрывать. Вы убивали этих женщин, чтобы прекратить их мучения, вызванные пустяками, на которых они зацикливались. Вы избавляли мир от назойливых ссор, от бессовестных поступков, от ненужных истерик… Вы очищали его.

И вы очень смелый человек. Правда. Честно. Я горжусь вами.

- Кх-кхм, погодите… Нет, это же смешно! Я – убийца! Я – чудовище! Я резал женскую плоть, потому что был раздражён их перепадами настроения - эти девушки никогда не знали, чего хотели, и поэтому они вымещали свой гнев на мне! Они пытались сохранить свою «собственность», все свои брюлики, штучки, весь ненавистный мусор из вещей или идей, но… чёрт подери… Я же резал их! Доставлял им боль, чтобы они забыли о глупом, чтобы сосредоточились на действительно важном – на значении уходящей жизни! Но я сволочь! Я опасен для общества, почему вы не осуждаете преступника?!! Почему!!! Скажите же!

- Потому что я устал. Я устал так жить. Я устал врать себе, что всё хорошо и люди, которых я лечил, виноваты. Что они не доведены обществом и другими людьми до такого состояния, а сами являются источником зла. Потому что это не правда и никогда не было правдой. Если приходит беда – виноваты все.

- Грёбаный мир, грёбаные правила, вы что, сошли с ума???

- А вы до сих пор не догадывались? И знаете что: у меня к вам есть предложение. Успокойтесь, присядьте. Вот так. Хотите чаю? У меня есть много сортов, но сегодня заварен зелёный, а в верхний шкафчик лезть неохота, да и вас просить неудобно… Если предпочитаете зелёный, то оставим как есть.

- Заваривайте. Мне уже всё равно.

- Ну ладно, ладно, угомонитесь. Это нормальная реакция. Не удивлюсь, узнав, что я первый человек, который вас поддержал в таком плохом, ужасном, катастрофическом деле! Право слово, это же смешно! Пусть остальные думают, что хотят. Сегодня наш с вами день.

Так вот, про предложение. Сам я этого сделать не смогу. Не решусь. К тому же, стал к старости побаиваться вида крови. Но совершить задуманное необходимо в сроки.

Моя жена и моя дочь…

***

Тело психиатра Яна Ложега было найдено в его кабинете в десять часов утра в первый день весны. К нагрудному карманчику пиджака крепилась записка со словами: «Я больше не хочу». Распахнутое окно его не выдало: прыгать, к счастью, пришлось с первого этажа.

Позднее в морге выяснили причину смерти: отравленный чай.