Караван

Ветер гнал раскалённый песок, полдневный зной свинцовым грузом падал на барханы, измождённая пустыня шипела на солнце.
Обожженный караван уже несколько дней брёл через бесконечные пески, везя шёлк в родной город. Караванвожатый Хабиб исходил этот торговый путь вдоль и поперёк, запомнил каждую песчинку и уже мог ориентироваться по ним, как астроном по звездам. Он шёл рядом с верблюдом, изредка похлопывая его толстую шею и что-то говоря ему.
Когда они загружались, старик Омар попросил довести его до города. Хабиб согласился: нельзя отказывать человеку, встреченному в пустыне.
Омар больше походил на живой труп, чем на бедуина: его грязно-фиолетовая накидка подрагивала на ветру, из сандалий высыпался песок всякий раз, когда он поднимал ноги, каждый шаг давался ему с великим трудом. Коричневое лицо его, обожжённое раскалёнными лучами солнца, было иссечено сетками и бороздками морщин, кожу кистей, казалось, вот-вот разорвут торчащие кости, а бородка как будто с каждым шагом редела, оголяя подбородок.
Но Хабиба поразили глаза Омара: голубые, ясные, как у юноши. Вожатый уже сам не помнил, когда последний так светились его глаза, а ведь он намного моложе и бодрее старика. Всю дорогу он поглядывал на Омара, опиравшегося на посох и теребившего в руке четки. Старик смотрел вдаль, постоянно глубоко вдыхал, будто вынюхивал что-то, пока, наконец, не обратился к Хабибу.
- Слышали что-нибудь о здешних бурях?
- Мы здесь много ходили. Но в бурю не попадали, - Хабиб неохотно ответил на вопроса.
- Будет буря, - спокойным голосом сказал старик.
- Почему ты так уверен?
- Просто она будет, - старик, прищурившись, посмотрел на золотистый диск солнца в небе и улыбнулся.
Песок скрипел под ногами людей, лапами верблюдов, тонким посохом бедуина. Ветер понемногу усиливался, теребя тряпье и шерсть.
Несколько минут шли молча. Хабиб посматривал на верблюдов: их шаги были размерены, словно заранее отработаны. Под них, наверное, и играют музыку. Шаг верблюда задает темп мелодии. Хабиб сам никогда не брал в руки дудку, но очень любил слушать, как играют другие. Слыша музыку, он представлял себе караваны, пробирающиеся через пустыни, обожжённые солнцем.
Хабиб улыбнулся своим мыслям и почесал подбородок.
- А скажи мне, старик, почему музыка наша так похожа на шаги верблюдов? – Хабиб решил поделиться своим открытием с замолчавшим Омаром.
- Может, это твоя музыка похожа на шаги верблюда? – старик улыбнулся, - Моя музыка похожа на мою юность, на красивых танцовщиц, на глоток вина в знойный день.
Хабиб замолчал, не зная, что ответить. Он разочарованно глянул на верблюда, словно ожидая от него новой подсказки. И подсказка пришла…
- Что же, старик, получается – у каждого музыка своя? Как же тогда она делает людей друзьями?
- А солнце делает нас друзьями? Оно общее, наше, но за место под ним платят кровью друзей и врагов.
- Что ни говори, но своя может быть только дудка, чалма, женщина, но музыка – общая. Потому что, когда она звучит, я готов угощать и друзей, и врагов. И они готовы, потому что музыку понимают все.
- Только одни слышат в ней шаги верблюда, а другие – шепот гурии, - Омар потянулся к фляге, висевшей на поясе.
- Мы просто неправильно поняли друг друга. Я говорю о том, что ритм нашей музыки похож на шаги наших верблюдов в пустыне.
- Ритм моей музыки похож на плавное движение бёдер танцовщицы, - ответил Омар и отпил немного.
Хабиб, смущенный собственными словами, замолчал. Он снова посмотрел на верблюда, но теперь с ненавистью, не ожидая новых подсказок. По сути, он только что предпочёл прекрасным чаровницам верблюдов – мысль об этом не укладывалась в его голове. Дряхлый старик оказался настоящим любовником в сравнении с Хабибом, зрелым и сильным, вожделеющим и полным страстных помыслов.
Словно услышав его мысли, Омар спокойно заговорил хрипловатым голосом:
- Ты младше меня и слышал шелест женской юбки чаще. Этот шелест тебе не нужно искать в чем-то, ибо ты можешь услышать его и так. Я же, если и слышу шелест, то лишь песчаный. Потому, не слыша женского шепота, я пытаюсь услышать его во всем, что есть вокруг. Дома ты услышишь голос жены, шорох её одежд, поэтому тебе не нужно слышать его в звучании дудки.
Хабиб улыбнулся и довольно кивнул в ответ на мудрость старика Омара.
Снова стало тихо, слышался только треск песка и шаги.
Вдруг впереди что-то заблестело. Хабиб прищурился и увидел в дымке огромную стену. Он подал знак, и караван остановился.
- Эмир! Смотри! – Хабиб кликнул юношу, стоявшего позади, - Что это там, можешь разглядеть?
Эмир приложил козырьком ладонь ко лбу и разглядел под палящим солнцем высокую стену.
- Стена. Большая.
- Нужно обойти.
- Она очень длинная, мы куда-то не туда зашли.   
- Я знаю, что здесь никаких стен не было, это какое-то колдовство, - возмущённый Хабиб вылупил глаза на юношу.
Омар тоже присмотрелся.
- Мы не обойдем стену. Она тянется далеко в обе стороны.
- Обойдем её справа, - решительно ответил Хабиб и взял вожжи.
Эмир вернулся к своему верблюду, и караван двинулся в путь.
Ветер стал усиливаться, небо стало затягивать неизвестно откуда взявшимися тучами, на песке растянулись их безобразные тени. Караван не останавливался, двигался вправо, но стена не кончалась…
- Что это за стена? – спросил Хабиб сам у себя.
Он снова дал команду остановиться. Стена была уже близко, до нее оставалось несколько сотен шагов. Только сейчас было видно, что она уходит в небо, выше туч, спрятавших свет. Хабиб слегка поежился, начинало холодать.
- Нужно идти назад, - он испуганно посмотрел на Эмира, - Это колдовское место, я не понимаю, как мы сюда зашли.
Раздался гром, хлынул дождь и завыл ветер. Караван промок за несколько секунд, люди запаниковали, речь была неразборчивой из-за сильного шума дождя и ветра. Вспышки молнии и грохот пугали верблюдов, и те пытались свернуть, уйти, но их держали за вожжи. Эмир с трудом удерживал своего верблюда.
Хабиб испуганно смотрел по сторонам, искал место, где можно переждать ливень.
- Нужно где-то спрятаться! Нужно много места, Эмир! У нас ведь ещё верблюды! С ними как?!
Эмир смотрел на Хабиба, не зная, что ответить. Он был напуган не меньше хозяина.
Хабиб с надеждой посмотрел на мудрого старика.
- Старик, где можно спрятаться, ты не знаешь? – Хабиб старался перекричать шум, но старик молчал.
Вожатый протянул руку к бедуину, но она прошла сквозь дряхлое тело. Хабиб испуганно смотрел перед собой.
Растворявшийся в воздухе бедуин хитро улыбнулся Хабибу:
- Трахайся теперь со своими верблюдами! – его голос эхом зазвучал в голове Хабиба. Испуганный, он не мог сдвинуться с места, наблюдая за тем, как старик исчезает. Когда от бедуина остался еле видимый силуэт, раздался громкий издевательский смех и уже откуда-то сверху шутливым приговором прозвучало:
- Верблюдоёб!
Вдруг за раскатами грома раздался крик Эмира:
- Хабиб! Что это?!
Вожатый посмотрел в сторону Эмира и успел заметить, как нечто огромное и черное двигалось на них. Оно сносило всех, приближаясь к Хабибу.
Он почувствовал резкий удар в грудь; его прибило к непонятной массе – она была мягкой и промокшей – и понесло назад. Громада сталкивала караван куда-то. Хабиб кое-как обернулся и заметил, что стена кончается, а песок ссыпается куда-то вниз.
«Край света», - решил Хабиб и ощутил невесомость. Он падал вниз, оставляя наверху чёрную громаду. За ним летели верблюды, люди, испуганно кричащие и перебирающие ногами, и песок, водопадом срывающийся с металлической чаши.
Вожатый потерял сознание.

Старуха наконец-то продела нитку в ушко и сделала узел. Уж и продувала она тонкое отверстие стальной иголки, и несколько раз пыталась продеть наслюнявленную нитку, не попадая, бурча что-то.
- Очки уже надо покупать. Совсем глаз не видит, - сказала она кому-то.
Швея проткнула ткань нитью и стала что-то вышивать, напевая колыбельную песню и покачиваясь в кресле-качалке, а за окном сплошной стеной лил дождь, взрывался громовой рокот, ветер напевал странную мелодию, нескладную, но манящую, обдающую прохладой после полуденного зноя.