Родька

               
           С  первого  года  работы  школы,  даже  со  дня  открытия  её,  решено  было  сделать  традицией  проведение  туристических  походов  с  целью  изучения  родного  края.  Затевалась  соревновательная  игра,  в  ней  ощущалось  что-то  гайдаровское,  таинственное  и  настоящее.  Заранее  составляли  маршрутные  карты,  наносили  точки  остановок,  места  ночёвок  и  встреч  с  интересными  людьми,  продумывали  темы  поездок.  А  так  как  школа,  ученический  и  педагогический  коллективы – новые,  то  первый  поход  решено  провести   по  бухтам  Казантипа,  а  место  ночёвки  выбрать  по  пути,  где  понравится. 
          
          Когда  что-то  проводишь  первый  раз,  всегда  чувствуешь  неуверенность  и  напряжённость.    Ольга  Игнатьевна  впервые  получила  классное  руководство.  Класс  не  такой  уж  и  «взрослый»  –  восьмой,  но  в  нём  учился  Родька.  Куда  ни  глянешь,  везде   натыкаешься  взглядом  на  его  лицо,  словно  невидимый  прожектор   специально  выхватывал  из  группы   зубастый  рот,  бессовестные  глаза,  большие,  светло-карие,  подтянутые  за  внешние  уголки  к   вискам.  Кроме  рюкзака,  у  Родьки  пружинил  изрядный  груз  озорства  и  неуёмной  энергии,  а  слов – такое  количество,  что  рот  закрывать  ему  вообще  нельзя:  взрывоопасно.  Вот  он  и  тарахтит  то  об  очередной  бухте,  то  о  скалах  «Бараньи  лбы»,  при  этом  вертится  во  все  стороны  сразу.  Вдруг  притих   и  дурашливо  засерьёзничал:
– А  вот  и  хозяйка  нас  встречает.  Спокойненько,  она  только  что  пообедала,  ей  не  до  нас.  Это  желтобрюх – безногая  ящерица.  Их  тут полно.  И  бухта  так  называется – Змеиная.
         Говоря   это,  мальчишка   растопырил  руки,  загораживая  нам  путь  к  «героине».  «Хозяйка»  же  соскользнула  с  обрыва  и  мгновенно  скрылась  в  расщелине.
 –  Я  раз  рыбачил, – сыпалось  из  зубастого  рта, – вижу   у  камня  под  водой   огромную   жабу,  во-о-от  такого  бычка.  – Это  он  добавил  для  Ольги  Игнатьевны, поясняя  слово  «жабу»  –  Подплываю  ближе,  а  змея  тут  как  тут.  Опередила  меня.  Не  отбирать  же  мне – отплыл.
      В  ответ  послышалось  подтрунивание,  иронические  реплики,  дескать,  это  из  серии  рыбацких  рассказов. И  вообще,  это  был  водяной  уж,  а  змей  здесь  нет. А  перед   остановившимися  экскурсантами   плескалось  синее-синее  море,  берег  ажурно  изрезан  бухточками,  скалы  живописно  выпирали  из  воды  и  возвышались  над  ней.  Хотелось  смотреть,  слушать  небылицы  и  ждать  какого-то  чуда.  А  чудо  шло  рядом  и  нахальной  улыбкой  затмевало  всех.  Казалось,  весь  туристический  отряд – приложение  ему,  Родьке.  Ветер  теребил  выгоревшие  пряди  на  бесшабашной  голове,  к  которой,  как  пить  дать,    приготовлен  план,  как  устроить  «весёлую  жизнь».
 – Давайте  здесь  разобьём  палатки, – послышался  голосок  «поварихи»  Светланки. – Место  удобное,  хворост  недалеко  собирать.
         
          Ольга  Игнатьевна  сразу  увидела,  что  для  многих  ребят  это  привычное  дело,  каждый  выполнял  своё,  только  Родька  был  везде.  Он  то  нырял  в  палатку,  то  вертелся  у  места  для  костра,  то  сбегал  к  морю  и  что-то  твердил  о  крючках  и  леске.  А  ночь  была  такой  взбалмошной,  что  лучше  бы  было  отработать  две  недели,  в  две  смены  и  без  выходных.  Наконец,  долгожданная  тишина.  Учительница  закрыла  глаза,  только-только  уснула,  как   вопль  буквально  сдёрнул  её.  Выбежала  из  палатки – утро!  У  входа  мальчик  зубами  развязывает  затянутую  узлом  штанину,  а  из  глаз – злые  искры.    Светланка  оказалась  привязанной    косой  к  распорке  палатки.  За  «сюрпризы»  в  адрес  Родьки  гремели  громы  и  сверкали  молнии.  Учительница  рванулась  найти  этого  сорванца  и…  Ноги  прикипели  к  земле:  у  пылающего  костра  стоял  Родька,  дул  в  ложку,  а  навстречу  плыл  вкусный  запах  ухи.
 – Вы  соль  несёте? – громко  спросил  Родька,  видя  бегущих  к  нему  ребят  и  яко  бы  не  замечая  их  ярости. – Давайте  скорее,  а  то  надо  уху  посолить  и…  ЕСТЬ  ПОРА!!!  Он  уворачивался  от  тумаков  и  твердил,  что  он  «ничего  подобного», «ни  сном,  ни  духом»…

 – Ну,  что  вам  положить? – сверкнул  зубами  Родька. – Жабу?  Круглячка?
Учительница,  наверное,  сама  была  похожа  на  одного  из  названных  бычков  в  тот  момент,  когда  их  тянут  на  крючке,  потому  что  парнишка  молча  улыбнулся  и  великодушно  шлёпнул  в  посуду  варёную  рыбу,  плеснул  туда  же  ухи  и  протянул  тарелку  ей.
 – Какая  наваристая  уха! – щебетала  Светланка,  забыв  о  «сюрпризе».  Похоже,  что  об  этом  забыли  все:  о  тарелки,  кружки,  миски  активно  постукивали  ложки, слышалась  похвала,  кто-то  уже  просил  добавки.
«Когда  же  он  успел? –   молча  изумлялась  Ольга. – И  нашкодил,  и  рыбы  наловил,  и  вот – угощает».


           Желтоватый  песок  ласково  излучал  сохранившееся  тепло,  берег  плавно  огибал  Татарскую  бухту,  а  море    спокойно  расплеснулось,  соединившись  у  горизонта  с  опрокинутой  над  ним  небесной  лазурью.  Солнце  радостно  и  благословенно  струило  над  водой  утренние  лучи.
В  этой  чистоте  вдруг  новым  смыслом  озарился  ответ  Родьки,  показавшийся  тогда  на  уроке  нагловатым.  Мальчик  повторил  её  вопрос  и  тут  же  ответил:  «Почему  именно  Серёжка  Тюленин   понравился?  А  он  на  меня  похож.  Его  маму  тоже  чаще  других  мам  вызывали  в  школу».   Вот  он  идёт  и  цепляет  прутом  былинки,  камешки  на  тропе,  а  от   рюкзака  струится   почему-то  цветочный  запах.  По  его  предложению  включили   в  маршрут  посещение    бывшей  партизанки,  связной  с  дивизией  С. А. Ковпака,  бывшей  учительницей,  Хлебородовой  Татьяной  Афанасьевной.  Слово  «бывшая»  никак  не  шло  ей:  уйдя  на  заслуженный  отдых,  она  охотно  общалась  с  бывшими  учениками  и  учителями.  А  жила  учительница  в  ауле,  так   продолжали  называть  часть  посёлка  Мысовое,  на  берегу  Татарской  бухты.  Домик  Татьяны  Афанасьевны  выглядел  нарядно  в  ещё  не  тронутой  летней  жарой  зелени:  начало  лета  порадовало  дождями.  Во  дворе  всем  хватило  места.  Дети  уютно  расположились   под  навесом,  который  сплели  две  виноградные  лозы.  Проснувшийся  ветерок  доносил  шум  моря  и   смешивал  его  с  шелестом  листвы.  Невдалеке  рос  рукотворный  смешанный  лес,  поэтому  рассказ  воспринимался  почти  наглядно. Ветерок  создавал  иллюзию  шума  брянских  лесов  и  журчание  реки  Ивоты,  притока  Северной  Двины,  где  развивались  события,  о  которых  говорила  бывшая  связная:

 – В  лесу заранее  создавали  тайные  базы:  продовольствие,  обмундирование,  тёплую  одежду,  валенки – всё  заготавливали.  Землянки  рыли  в  разных  местах,  распределительные – подальше   от  остальных:  присматривались  к  людям,  остерегались  провокаторов.
          В  отряд  Хлебородова  ушла  не  сразу,  хотя  уже  была  на  связи.  И  отряд  сначала  насчитывал  двенадцать  человек,  вооружённых  крестьянским  орудием: вилы,  топор…  Учились  сами  делать  мины  и  ставили  их  в  одиннадцати – двенадцати  местах,  чтобы  создавалось  впечатление,  что  людей  много.  А  уйти  в  отряд  пришлось  ночью,  когда  староста  назначил  отправку  молодёжи  в  Германию.  Пришлось  от  немцев  прятаться  в  реке  Ивоте.  Погружались  в  воду  лицом  вверх  с  камышинкой  во  рту  и  затихали.
          К  началу  1942  года   насчитывалось  около  двухсот  отрядов,  они  объединялись,  образуя   отряд  ополчения.  Татьяне  приходилось  ходить  в  «просто  разведку»  и  в  разведку  с  наблюдением,  то  есть  найти  удобное  укрытие,  из  которого  считать  передвигающуюся  технику,  живую  силу  и  докладывать.  А  вообще-то,  приходилось  делать  всё:  варить,  косить  траву,  обрабатывать  раны,  ухаживать  за  ранеными  и  ходить  на  задание.  А  было  и  такое:  после  боёв  пробирались  на  поле  боя  собирать  автоматы, пулемёты,  всё,  что  могло  пригодиться  в  партизанской  жизни.

          Служила  Татьяна  Афанасьевна  Хлебородова  в  одном  из  партизанских  отрядов  Ковпака  Сидора  Артёмовича,  дважды  Героя  Советского Союза,  генерал-майора. В  одном  из  боёв  на  Орловско-Курской  дуге  была  тяжело  ранена.  Даже  врачей  пугала  рана  в  полость  живота. Они  не  надеялись,  что  Татьяна  выживет,  а  когда  увидели  её  на  ногах,  воскликнули: «Смотрите,  наш  покойник  ходит».  В  отряде  думали,  что  юная  связная  умерла,  и  только  в  1975-ом  году  на  встрече  узнали,  что  она  выжила.  Жизнь  этой  скромной  женщины  отметает  мнение,  что  мужество – свойство  не  женское.  Учительнице  не  трудно  было  найти  контакт  с  детьми,  речь  её  лилась  то  спокойно,  но  взволнованно,  порой  в  голосе  закипали  слёзы…

 – Да  как  же  вы  узнали,  что  мне  эти  цветы  нужны? – неожиданно  задала  вопрос  Татьяна  Афанасьевна. – Очень  нужны.  Я  не  успела  собрать.
Она  нюхала  жёлтые  метёлочки,  пачкая  цветочной  пыльцой  нос,  щёки,  руки.  Девочки  преподнесли  ей  несколько  букетов,  а  Родька  вытряхивал  на  стол  из  рюкзака   такие  же  цветы.
 – Как  ты  узнал,  что  ей  такие  цветы  нужны? – послышался  удивлённый  вопрос.
 – В  «просто  разведку»  сходил,  –  отшутился  юноша.
 
          Ольга  на  какие-то  минуты  забыла,  что  она  Ольга  Игнатьевна,  подошла  к  столу  и  стала  аккуратно  складывать  цветок  к  цветку,  с  улыбкой  глядя  в  лицо  парня.  Родион  серьёзно  взглянул  на  неё  и  спокойно  стал   стряхивать  пыльцу  с  рюкзака.  И опять  всплыли  в  памяти  слова: «Почему  именно  Серёжка  Тюленин   понравился?  А  он  на  меня  похож.  Его  маму  тоже  чаще  других  мам  вызывали  в  школу». 
          Молодая  учительница  чувствовала,  что  видит  не  просто  учеников,  нет,  каждый из  них  уже  личность,  и  хорошо,  что  им  порой  хочется  поозорничать…