На концерте

               

      Антон Пахомов, сорока двух лет от роду,  давненько не бывал ни в каких театрах,  со школьной скамьи, но, вот  довелось.  Племянница Иришка, постоянная  зрительница-любительница юмористических концертов, приболела,  и отдала два билета дяде – свой и бой-френда. Без нее верный дружок тоже не пошел веселиться. А у Антона как раз оказался свободный вечер, потому что, обычно, остаканившись, он засыпал рано, вместе с заходом солнца. Хотел трезвый до омерзения  Пахомов оба билета  продать перед спектаклем, но смог только один, какая-то неразговорчивая  бабуля  со скидкой купила. А со вторым не получилось, до последнего  наделся  Антон, но облом! Пришлось, чтоб деньги не пропали, самому идти.
      
    Он сел рядом с бабулей,  которая мрачно зыркнула на него. Ни фига себе фанатка юмора! Да с таким выражением лица надо на кладбище  похоронные процессии встречать, и кто еще слезу не пустил, сразу взрыднет… от страха. Пока Пахомов раздумывал над людскими странностями, ведущий объявил  известного юмориста, фамилию которого  Антон  никогда  не слышал, и ему стало немного стыдно за себя, чаще надо приобщаться к культуре. А ведь он когда-то даже читал газеты. А сейчас спроси его, кто олимпийский чемпион по шахматам? И ответить нечего.
   
    Юморист стал рассказывать  какие-то смешные  истории о теще и жене, затем о глупой соседке. Благодатные, неисчерпаемые темы, так часто обсасываемые писателями-юмористами.  Устало жующий жвачку телеоператор из какого-то  второстепенного (по рейтингу) канала ТВ  привычно выхватывал  в зрительном зале, как ему казалось, очень фактурные, смеющиеся,  а на самом деле, глуповатые  до жалости, лица.
    
    Антон вспомнил свою тещу и тоже ехидно засмеялся вместе с залом. Покосившись на старушку, он с удивлением заметил, что она тоже улыбается, а ведь наверняка чья-то теща, ну значит, уже давно с ума съехала.
      
    Иногда  из уст юмориста звучали  кое-какие фразы,  а точнее, отдельные и весьма не маленькие фрагменты, которые были и в правду смешные, почти оригинальные, не считая, что они  мелькали в обиходе, и даже звучали в короткометражках лет сорок назад, когда Пахомов был младенцем.  Авторы, кажется,  очень надеялись – слышавшие и видевшие когда-то это уже померли или впали в старческое слабоумие. И точно, реакция двух третей присутствующих в зале оправдывала их надежды –  они веселилась, а более пожилые скупо кривили рот.
   
    Антон вспомнил коллегу по работе Виктора Петровича, шустрого мужика пенсионного возраста,  тот выдавал  кучу разных шуточек-прибауточек  каждый   день, и все они были намного прикольней, чем  те, что звучали со сцены. Мужики за животы хватались, а особенно после того, как  Петрович на закусь принес несвежую самсу.
      
    Юморист выдавал  заученное с азартом и задором, и опытный  зритель чувствовал, он серьезно замахнулся на заслуженного,  т.е.  отрабатывал свои деньги честно и профессионально,  хотя коллеги за кулисами знали,  что он,  так же как и они,  считает  эту публику дебильной до предела. А это объяснялось просто – в концерте участвовали артисты юмористического жанра, в основном,  среднего  уровня. Звезда как всегда должна была приехать и выступить в конце представления. Так вот, тот народный артист, вследствие своего высокого положения, уже воспринимал любых  зрителей вполне достойными слушателями. Недаром же  так его встречают! Хотя  смутно помнил – раньше, когда  имел статус  пониже, публика приходила  почему-то  туповатая,   смеялась меньше, а выдавал он тогда вещи даже качественней, чем сейчас. Каков парадокс!
    
    Вообще-то, если Антон  выпивал  в хорошей компании,  и сам шутить мог не  хуже, но юмор-то был свой, прожитый, прочувствованный на собственной шкуре, поэтому  чутко воспринимался друзьями и товарищами по работе.  А какой  у электриков главный предмет шуток, ну чтобы снять психическое напряжение?  Конечно, тоже напряжение,  только  другое. Клин клином…  При помощи тока в  220 вольт получаются такие приколы!  Одни трясутся  от смеха, другие от ампер с вольтами.
    
    На сцену выпорхнула молодая, но набирающая известность, певица. Это уже  неплохо, подумал  Антон, слава Богу, не гей какой-нибудь или бисексуал: «Я люблю вас, мальчики, я люблю вас, девочки…».Пела она что-то любовно- бодренькое под веселенькую мелодию  «в три такта», которая почти без изменений присутствовала в последние годы в сотнях отечественных эстрадных  песен. И все потому, что композиторы и поэты старались не переутомляться в своей бурной  творческой поп-деятельности и пахать на износ. Берегли себя, умницы, зная, молодой пипл все схавает,  тут даже текстовка не  нужна, главное – мотивчик, и лишь бы более-менее  присутствовала рифма.
    
    Пахомов в такие детали не вдавался, но вспомнил, как лет пятнадцать назад  познакомился он с  похожей чувихой. Вот тоже очень любила петь, правда, голос у ней был похуже, зато сильней. И все бы хорошо, но голосила она (как ее, а – Вика!), уж слишком часто, всерьез готовясь  перепеть Долину с Ангузаровой. Да, блин, и телевизор,  как следует,  не посмотришь, ни хрена не слышно из-за Викиного пения. Только, когда обматеришь, замолкала, но начинала плакать. Хорошая  деваха была – то пела, то плакала. А Антон ни того, ни другого не умел, потому и расстались.
    
    Мужская часть зала пялилась на  фигурку певицы, приоткрытую грудь и открытые почти до трусиков стройные ножки. Девушка все время старалась не проглотить микрофон, а его нельзя было отрывать от губ, иначе ее голос вряд ли кто услышал, т.к. отважная певица сдуру пела вживую. В чем явно сказывалась ее неопытность, но и само собой, отсутствие нужной популярности. Певица хлопала в ладоши, подавая пример залу, но и тут ей несколько мешал микрофон, иначе она так бы  самоотверженно и рукоплескала себе во время всего выступления.
    
    Соседка по креслу, плотно сжав губы, брезгливо-осуждающе  сверлила взглядом певицу.
    
    «Завидует старая, – подумал Антон, – жалеет, что в молодости на сцену не взяли».
    
     Его знакомая дворничиха из ЖЭКа  Прасковья Михайловна, которой за шестьдесят, тоже завидовала   Ниночке бухгалтеру, сидит, мол, бумажки перебирает, на компьютере играется, а тут метешь целый день, пашешь, а зарплата в три раза меньше. И все при встрече Антону на эту несправедливость жаловалась, заколебала!
    
     – А ты поменяйся с ней дня на два, – предложил дворничихе похмелившийся  Пахомов, – хочешь,  договорюсь?  Нина дворы пометет, разомнется, а ты пока отчеты  в налоговую отправишь. Михайловна, ты кем до пенсии работала-то? Учительницей немецкого? Прекрасно, значит, справишься. По-немецки все бухгалтерские формы и заполняй, говори, что сейчас так модно.
    
     Разобиделась Прасковья Михайловна, дней пять с Антоном не  разговаривала  и, наверное потому, что они в эти дни не встречались, он как раз на больничном был.
    
     Наконец, борьба с микрофоном закончилась вместе с музыкой, и молодое дарование откланялось. Большинство зрителей тут же забыли ее стандартно-симпатичное личико, а повторить  хотя бы подряд три слова из только что прозвучавшей новой песни ни смог бы никто, даже под угрозой расстрела.
    
     Бывает такое. Антон  вспомнил, как однажды он с другом целый день почти на природе – столики стояли под деревьями у дороги, пили пиво. А завершая пикник, добавили по сто пятьдесят… Зря, конечно. И Пахомов  тогда  другану еще сто рублей занял. А на следующий день  никак не мог понять и вспомнить, с кем он наподдавался вчера, что за алкаш с ним был? Так и осталось это загадкой.
    
     Следующий номер с несколько потрепанной на прежних выступлениях  слабоватой  миниатюрой  представляли  двое артистов – муж и жена.  Ценители юмора чувствовали, что для  выступающих пишет какой-то начинающий  автор, хотя, может,  это вторсырье им досталось по дешевке и от мэтров.  Для контраста кое-кому вспоминался Михаил Жванецкий, почему-то давно разучившийся писать лабуду, которую и писать-то не умел.
      
     Женщина, лицом, видать,  играть не могла, а брала только голосом, от визга до баса, и такое нравилось неприхотливой  публике, принимавшей  это за отточенное мастерство. Высокому худощавому мужчине (мужу)  приходилось  за двоих  скакать козлом вокруг своей полной партнерши, создавая иллюзию  перемещения дуэта по всей сцене. Зал  глядел на них благосклонно – двое артистов, как не крути,  все же интересней, чем один, почти спектакль. Но концовка получилась несколько скучноватой  из-за автора-паразита!  Зрители привычно поаплодировали артистам, но на «бис» не вызывали.
    
    Антон вспомнил свою бывшую первую жену, она была старше его лет на семь, а он младше ее года на четыре. Балбес, козликом прыгал перед ней, старался во всем угождать, выпивал всего  несколько раз в неделю, делал подарки – приносил,  чуть ли не каждый день,  вяленую рыбку, а жена только устраивала скандалы. Ну не пила она пива вообще, кто ж знал, и перед свадьбой об этом не говорила. А Антон все в дом тащил, и продукты, и инструмент, и друзей, а ей все не так. Привередливая, но как с такой жить?
    
     И что это старушенция все время на него косится?
   
     Ведущий с неуловимо знакомым лицом объявил  финалиста  Пятого телевизионного шоу иллюзионистов и фокусников.  Где же Антон видел этого ведущего? Может в пивбаре  «Пенный»  по улице Солодовника?   
    
     Заиграла музыка, на сцене появился какой-то столик или тумбочка на колесиках и вместе с ним артист оригинального жанра в темно-алом  пиджаке, и что странно – без цилиндра, наверное, этот атрибут устарел.  Тросточка у фокусника  превращалась в букет цветов, из-за пазухи вылетали голуби, а в руках то появлялись, то исчезали колоды карт, ленты и прочая чепуха.
      
     А чепуха все это, слабак он! Антон снова вспомнил  бригадира Петровича, когда они с ним  в прошлом году занимались заменой электропроводки  на одном объекте. Всего ее длина была  940 метров, а бригадир  вписал в Акт выполненных работ 3115 метров. Представитель заказчика долго этому не мог поверить, пока Петрович не  провел его, считая метры,  по многочисленным полутемным подвальным коридорам  туда и обратно два раза, утверждая, что они шли только прямо в одну сторону, а  план здания  не соответствует действительности, все давно перестроили. Вот, это был фокус! После этого озадаченный представитель, щурясь на белый свет, подмахнул Акт. Хорошо скалымили, да,  в наше время профессионалов поискать надо.
    
    … Ассистентка  с явно видимым трудом залезла внутрь столика-ящика, фокусник закрыл дверцы и провернул эту мебель  вокруг оси, демонстрируя  ее  малые размеры.  Затем он набросил на тесное  убежище бедной девушки  плотную материю типа атласной простыни и вскинул вверх руки.  Естественно, тут же  заиграла тревожная музыка с  постепенно угасающим  светом. Секунд через семь (а за это время, имея соответствующую  сноровку,  из  ящика можно было сбежать  раза два, не меньше), свет вспыхнул с новой силой. Фокусник сдернул покрывало и открыл столик, – конечно, внутри  было пусто. Публика вежливо похлопала в ладошки. Артист снова набросил  покрывало (но свет уже не тушили, назло скептикам), и почти тотчас снова сдернул атлас и открыл дверцы. Девушка, вот чудеса! оказывается, находилась внутри, и очаровательно улыбаясь, вывалилась наружу. Сейчас зрители зааплодировали, не догадываясь, что к  основному столику в темноте  присоединили еще один поменьше, куда и откуда перебиралась ассистентка. А так как он находился в глубине сцены, зрители увеличения этого реквизита не заметили, а значит, выступление удалось!
    
     Вторая жена Пахомова, зараза! поступала похоже. Вечером уезжала к своим  родителям на дачу, а когда Антон  с приглашенной на  дружественные посиделки  женщиной уже кувыркался в постели, супруга появлялась в четыре часа ночи, вроде бы как забывшая в ванной любимую помаду. Даже денег на такси не жалела, лишь бы мужу навредить. Перестал он в дом подруг приглашать, стал ходить к ним, в их сторону. Но и тут женушка на месте встречи, проявлялась как черт из табакерки, хлеще, чем эта ассистентка. Вот нюх у ней был, то ли на Антона, то ли на его баб, – обалдеть! Но как с такой жить?  Да, много пришлось перетерпеть за три брака и пять разводов.
    
    Пахомов  взглянул на бабусю, она что-то записывала в маленький блокнот.  Понятно, совсем свихнулась, однако хочет иллюзии дома строить.
    
    Ведущий, с некоторой заминкой, пожевав губами, объявил  дуэт баянистов. Ага, сейчас Антон вспомнил, где они с ним встречались. И совсем не пивбаре, а недели три назад на барахолке. Антон долго выбирал себе демисезонные штиблеты среди гор обуви всех стран мира китайского производства. А сегодняшний ведущий сандалии летние себе покупал, на зиму, что ли, сентябрь на дворе? И примерял тщательно. А  день стоял хмурый, дождливый, грех не выпить. И в одной из прибарахольных закусочных они находились за соседними столиками, Пахомов закусывал салатиком, а этот тип рыбкой. И так он тщательно и со смаком обгладывал и обсасывал кусочек хека, что Антон залюбовался – чувствовалось, мужик был из тех, кто даже гранаты ест, из зерен вытаскивая ядрышки. Надо же, впечатался в память  хек …
    
     У двух виртуозов-баянистов, видать, дела шли в гору, а их Антон неоднократно видел по телевизору. Дуэт сегодня  выступал уже с подтанцовкой, которая  дергалась за ними, словно девчат и ребят било током, но даже и они не очень портили выступление мастеров, играющих весело и с задором.
    
     Жаль, не дал  Бог Антону музыкального слуха  –  мамонт на ухо наступил. Всегда он любым музыкантам завидовал белой завистью, и у этих – вишь, как пальцы по кнопочкам летают! А все-таки баян-то не легкий инструмент, считай, как грузчики эти ребята, только тяжесть на пузе. И у Антона  работа тоже не мед, сколько всякого электрооборудования  таскать  приходится.  Но как-то интересно получается, если что для себя стащишь и прешь, пусть и тяжелое, так оно вроде почти ничего  и не весит.
    
     Эх, ему чуть-чуть больше сорока, а позвоночник давно побаливает, и баянисты, наверняка,  остеохондрозом  маются. Антону стало грустно, и он скопом пожалел всех артистов – участников  этого концерта с их проблемами. Эх, жизнь-жестянка. Вот, называется,  повеселился, аж слезы на глазах.
    
     Неожиданно старушка-соседка, чувствительно толкнув Антона под бок, протянула ему блокнот, где он с удивлением прочитал следующее: «Что, не узнаешь племянничек? Мне Иришка подсказала, где тебя искать». Пахомов  уставился на старушку. Ё-моё, так это ж тетя Лиза из Кемерово, сто лет не видались, а что это с ней?
   
     – Ангина у меня, – еле слышно прошептала тетя. – А концерт хороший, смешно было, а смеяться нельзя – горло дерет.
    
     «Наверное, насчет долга приехала, а денег-то нет, – с тоской подумал Антон, – два года уже тяну, а занимал на месяц, да притом еще и за билет с нее содрал».
    
     Когда они вышли из театра, тетушка указала на ближайшую скамью.
    
     – Ладно, Антоша, не парься, – просипела она ему прямо в ухо, без труда  догадавшись о мыслях племянника. – Посмотрела я на артистов и подумала, что вся наша жизнь – это почти сплошной юмор, если смотреть  на нее из зрительного зала. Ну и деньги в том числе, значит, ничего не значат, особенно в моем возрасте. Забудь о них, мы же родня…
   
      Философствует тетя Лиза, усмехнулся про себя Антон, но вывод сделала правильный. Как говорится, великая сила искусства повлияла. Надо обязательно сводить на такие концерты парочку своих самых надоедливых кредиторов. А вдруг?