Двойник

I

  Я случайно оказался на том «мероприятии», если его можно так назвать. Похороны мне не нравились с детства. Помню, еще мальчишкой я не мог понять, как взрослые могут подходить к умершему и целовать его в лоб. Мне всегда казалось, что лежащее тело, это что-то  чужое и непонятное. Даже если последнее было когда-то родственником. Все это вызывало на спине мурашки и тошнотворное состояние, от которого я, наверно, не избавлюсь никогда в жизни.
 Вот и тогда, стоя у могилы, я поеживался и переминался с ноги на ногу, вспоминая свои детские переживания и поглядывая на часы. Стыдно признаться, но мне хотелось быстрее домой. Настроение было прескверное. Моросил дождь  вперемежку со снегом, в голову лезли мысли об ошибке, которую я совершил, придя сюда. Подтолкнул же меня кто-то проводить в последний путь старого друга детства. Да и не друга в целом, так товарища, одноклассника. Которого я не видел уже лет двадцать, с того самого момента, как уехал из нашего города.
  Блуждая взглядом по немногочисленным «провожающим», я пытался увести мысль от мрачного события, но это не получалось. В голове крутились воспоминания, образы школьных лет, которые, как казалось раньше, надо было забыть. Различные мелодии, всплывающие невпопад и прочая ерунда, мешающая избавиться от скверного и мрачного ощущения. 
  Кидая взгляд из стороны в сторону, я попытался сфокусировать внимание на одежде присутствующих, инстинктивно подмечая профессиональным взглядом журналиста недоработки в их внешнем виде.  Отметив все что можно и не можно, мне пришлось разглядывать серые январские окрестности второго по величине в нашем городе кладбища. Неровные, заросшие кустарником и травой ряды могил, большие комки грязи и лужи, покрывшиеся льдом на дороге. Ветки и мусор, валявшийся повсюду, новые могилы и т.п. Не выдержав такого напряжения я, в конце концов, дернулся  в сторону выхода и только тут заметил, что сам процесс похорон как-то остановился. Все смотрели на меня. Не сообразив сразу,  что от меня хотят  я даже на какой-то момент растерялся.
- Вы подойдите к могиле, - услышал я голос со стороны.- Вы же наверно родственник, нужно бросить землю.
  И только тут до меня дошло, что все заканчивается, остается только закопать яму и поехать домой. Быстро подойдя к могиле, я судорожно схватил землю, бросил её и отошёл  в сторону. Ну, на конец-то, мучительным ожиданиям приходит конец. Сейчас, пока все собираются, можно будет тихонечко улизнуть домой, мелькнуло у меня в голове.
 Облегченно вздохнув, повернувшись в сторону выхода, я было собрался привести свой план в действие, как вдруг заметил недалеко силуэт женщины, неловко прижавшейся к стволу дерева и прикрывшей лицо платком. Казалось бы, что  такого, мало ли кто ходит к родственникам на кладбище? Однако эта женщина видимо не просто пришла к родственникам, как потом вспоминал я. Стоя в стороне, она пристально наблюдала за нами, изредка поднося платок к глазам. Но это было потом. На тот момент я лишь с любопытством обратил внимание на её одинокую фигуру.
  Отвернувшись, и  собравшись идти к выходу, я услышал, как меня кто-то окликнул. Поворачиваясь, и пытаясь убрать с лица недовольное выражение, я увидел идущего ко мне человека пенсионного возраста. Невысокого роста, в черном пальто с потертыми рукавами, больших, неуклюже сидящих на нем очках, кожаной кепке, которой было, наверно, сто лет и  лицом желтоватого, нездорового цвета. Учитывая, что его очки увеличивали и без того большие от природы глаза человек напоминал чем-то лягушку. Переваливаясь с ноги на ногу, он быстро приближался ко мне.
- Молодой человек. – Проговорил он, как только расстояние между нами сократилось до двух с половиной метров. – Молодой человек, простите за беспокойство. Мне сказали вы родственник умершего.
- Нет. – Сухо ответил я. Подобное настойчивое отнесение меня к моему «другу», как родственника начала меня  помаленьку раздражать. – Нет, я не родственник. Вы ошиблись. Попробуйте спросить вот у той группы людей.
  Я указал на несколько человек в стороне и повернулся к выходу.
- Подождите.
  Мужчина, добежав до меня, схватил за руку.
- Простите меня еще раз. Я лечащий врач усопшего.
  Я остановился и с любопытством посмотрел на мужчину.
- А он разве болел? – Спросил я.
- Нет, вы не поняли. Я не просто врач, я психиатр. Зовут пеня Евгений Викторович.
  Евгений Викторович остановился и попытался отдышаться.
- Извините, я так спешил к вам, что забыл про свое больное сердце.
  Врач вытащил платок, вытер свое лицо от образовавшегося пота и вновь заговорил:
- Не важно, даже не будучи родственником, вы могли бы уделить мне минуту своего внимания?
  Вздохнув, поняв, что уйти незаметно не удастся, я ответил.
- Я случайно попал на похороны. Я просто зашел к своему старому учителю, и он мне сообщил, что мой одноклассник, с которым я дружил в детстве умер. Вот я здесь и оказался. Вы наверно ошиблись…
  Сказав это, я вновь попытался отвернуться и пойти в сторону выхода с кладбища. Но мой собеседник вновь схватил меня за руку.
- Вы не понимаете, - заговорил он. – Вы мне и нужны. Старый товарищ, друг усопшего.
  Я вновь повернулся и посмотрел на Евгения Викторовича.
- Евгений Викторович, это вы не понимаете. Я не его сегодняшний друг, я просто зашел попрощаться, по старой памяти.
  Я дернул рукой. И вновь вспомнил свои мрачные мысли относительно похорон.
- Но все равно были же…  Когда-то.
- Какое это имеет значение? – Спросил его я.
- Большое.
  Евгений Викторович, видимо оправившись от бегства ко мне, быстро взял меня под руку и, подталкивая тихонько к выходу, заговорил.
- Понимаете. Вы первый и единственный кто знал Викентия при жизни…
  Я попытался возразить, но психиатр меня быстро перебил.
- Да-да. Вы скажете, что его давно не видели и т.д. Но не в этом суть. Просто для меня этот случай уникален. Уникален тем, что я впервые столкнулся с человеком, у которого болезненное состояние раздвоения личности было пассивным и не агрессивным. Более того, характер двух личностей был, по меньшей мере, странен...
  Он резко остановился и посмотрел мне в лицо.
- Понимаете? Две личности мирно сосуществовали в нем на протяжении многих лет.
- И что? – Удивленно спросил я.
- А то, - продолжил врач, вновь подталкивая меня к выходу. – Что перед смертью одна из личностей пропала.
- И что в этом удивительного? – Вновь переспросил я, при этом мучительно вспоминая статьи, которые пришлось мне когда-то писать про психиатрию. – Можете себя поздравить, вы справились с работой.
  Я попытался высвободить руку из объятий доктора.
- В том-то и дело. Я здесь не причем. Личность пропала сама собой. Более того, мне кажется, причина была в самом Викентии. Он каким-то образом смог от неё избавиться.
  Я резко остановился, и уже не скрывая своего раздражения, сказал:
- Это все конечно «интересно». Но причем здесь я?
  Евгений Викторович улыбнулся.
- Вы могли бы мне помочь с этим разобраться. – Спокойно ответил он.
- Но как. Я не помню своего т.н. друга. Не знаю вас. И вообще…
  Я резко дернул рукой и отстранился от назойливого врача.
- Объясните мне. Зачем я вам нужен?
- Для исследования. – Вновь спокойно ответил он. – Для исследования. Если вы помнили моего пациента в детстве, может вы поможете разобраться с тем, что с ним происходило.
  Не в силах уже сдерживать свой гнев, я резко выкрикнул:
- Вы мне надоели. Я ничем заниматься не буду. Я журналист. Я не психиатр. И вообще, мне это не интересно.
  Резко повернувшись к выходу, я быстро начал удаляться от психиатра.
- Подождите. Подождите. – Вновь послышалось сзади. – Я не успеваю за вами.
  «И хорошо», удовлетворенно подумал я. Но моему удовлетворению не пришлось продолжаться долго. Через мгновение, я почувствовал вновь цепкую хватку врача на своей правой руке. Обернувшись и желая вновь её отдернуть, я резко остановился. Психиатр, схватившись за меня, судорожно хватал воздух ртом и, выпучив глаза, пытался что-то сказать. Не в силах вымолвить слово, он все продолжал краснеть и краснеть. Забеспокоившись, что что-то может случиться, я немного смягчился и спросил:
- Вам плохо. Давайте я вас отведу до скамейки, и вы сядете.
  Утвердительно кивнув головой, Евгений Викторович с моей помощью пошел в сторону скамьи  находившейся около выхода с кладбища. Дойдя до неё и усевшись, он заговорил.
- Простите меня еще раз. Я не хотел доставлять вам проблем.
  Достав из кармана какие-то таблетки, он  положил их в рот и продолжил.
- У меня есть дневники Викентия. Я заставил писать их для того, чтобы разобраться с его состоянием…
- Дневники? – Переспросил я. – Зачем ему дневники?
- В том-то и дело. Он вел дневники для того, чтобы наладить связь между двумя личностями. Я предполагал, они помогут ему все вспомнить, вспомнить с чего все началось. Это должно было привести к восстановлению первой, настоящей личности и его исцелению.
- И что?
- Но ничего не получилось. Что-то пошло не так. С одной стороны он исцелился, с другой это привело к его смерти.
- Не понял. – Удивился я. – Он что, закончил жизнь суицидом?
- Нет, он сгорел внутренне.
- Простите, это как?
  Я с сомнением посмотрел на психиатра.
- Да – да, не удивляйтесь. Именно сгорел. Но не телесно, а можно сказать - душой.
- Вы это серьезно?
  Я  с опаской отодвинулся от врача.
- Вы же врач. Как вы можете говорить о «душевном сгорании»? – Спросил я его.
- Очень просто. Согласно дневникам, он перенес некоторые свои переживания с одной личности на другую.
- Но разве это не естественно в его психическом состоянии? Насколько я знаю, раздвоение личности ведёт к разнообразным чувствованиям. – Попытался проявить свои скудные знания в психологии я.
- Да. Но не в этом случае.
  Врач засунул за пазуху руку и достал оттуда тетрадь.
- Я хотел бы, чтобы вы прочитали его дневник. – Неожиданно сказал он.
- Зачем? – Вновь удивился я.
- Вы единственный, кто знал Викентия в детстве.
  Психиатр схватил мою руку и ловко вложил в неё дневник.
- Там есть телефон. Как только прочтете. Позвоните.
  Ошарашенный таким поворотом дел, я повернулся к выходу и быстро пошёл с кладбища. На тот момент мне все изрядно надоело. Похороны. Ненормальный психиатр, который не известно был ли им или нет. По инерции взяв тетрадь, дабы избавиться от назойливого собеседника, я бежал прочь от возникших, и, как мне на тот момент казалось, уже решенных проблем…

II

  Прошло два месяца. За это время, я постарался забыть о происшедшем, и лишь иногда, наткнувшись на тетрадь, раздраженно отбрасывал её в далекий угол.
  Ситуация резко изменилась лишь через год. Когда в газете была напечатана статья о смерти от сердечного приступа видного психиатра нашего города. По фотографии стало ясно, что это тот мужчина с кладбища.
  Смерть видного врача заставила меня иначе взглянуть на событие, случившееся на кладбище. Мне вспомнилась наша странная встреча.  Его настойчивость, с какой он бежал за мной, не смотря на больное сердце. Просьбы помочь в нахождении причины смерти нашего общего знакомого,  и, конечно насильственное вручение дневника. Испытав что-то вроде укора совести, я запоздало решил исполнить желание психиатра и прочитать дневник.
  Как стало ясно из текста, это была последняя тетрадь, описывающая жизнь моего школьного товарища. Не имея предыдущих дневников, мне все же пришлось предположить, что психиатр был не прав, говоря о том, что причина их ведения сводилась лишь к поиску решения болезни его пациента. Викентий отдавал себе отчет в том, что он делает. Скажу даже более, он делал это, скорее всего, сознательно, т.к. ему необходимо было иметь связь со своим вторым «я», которую он осуществлял посредством описания своей повседневной жизни в тетради.
  По прочтении дневника меня долго не оставляло мрачное ощущение той безысходности в которой жил мой товарищ. Согласившись со словами о том, что Викентий «сгорел» я мучительно искал причины его возможного выхода из этой ситуации и не находил их. Все это действовало на меня пугающе и приводило к мрачному настроению. Отбросив, наконец, свои мучительные размышления, я отложил дневник, чтобы вернуться к нему через несколько лет. Попытаться изложить внутренние переживания своего товарища в виде описания тех событий, которые произошли за несколько недель до моего возвращения в родной город. Изложить быть может для того, чтобы кто-то другой попытался бы переосмыслить необычный опыт больного, или же сверх умного человеческого сознания…
  Вот начало и конец весьма запутанной истории…

20 октября 20…года.
… Я снова его подозреваю. Наверно это плохо, как может человек подозревать себя. Но я его подозреваю. Он уже долгое время не выходит на связь. Игнорирует мои послания. Как тут разобраться?... Евгений Петрович считает, что причина такого отношения его ко мне строится на разделении моего сознания… Он не понимает, это не просто разделение. Это попытка сохранения… Да, сохранения. Именно сохранения того, что теряют люди на протяжении своей жизни. Теряют воспоминания и ощущения, а я их сохраняю… впрочем, это сейчас не важно, главное знать, что ОН сейчас задумал..

21 октября 20…
  Повторный выход ничего не дал. Он точно что-то скрывает, это точно. Я слишком далеко зашел. Я пишу эти строки специально для него, дневник у нас общий. Пусть прочитает. Пусть знает…, я могу изменить ситуацию…

24 октября 20…
  Почему ты не называешь меня по имени. Да, я её нашёл, именно так, как ты этого хотел. 18 октября я наладил с ней связь. Если, конечно, это можно назвать связью. Но поверь, тебе ничего не светит. Я начинаю злиться, ты выходишь из под контроля.  И это я могу произвести замену…

25 октября 20…
  Он начал со мной играть. Почему? Ведь все шло нормально. Мы смогли создать тандем, просуществовавший три года. До этого ни с кем такого не удавалось. Надо вспомнить, где была ошибка…. Так, первая попытка. Она была в 13 лет. Ну конечно, тогда я был не опытным мальчишкой, ребенком. Способным лишь фантазировать и мечтать. Однако, именно тогда я попытался создать первые образы с сохраненными воспоминаниями… Так, что особенного в этом было? Использование музыки, как основы легкого перехода… Нет, это возникло позже… Что тогда. Вот, я не могу вспомнить, странно. Я должен вспомнить. Этого не может быть. Я всегда помнил свои образы. Надо что–то предпринять…

26 октября 20…
  Викентий, ты меня начинаешь беспокоить. Такого еще не было. Видимо три года это большой срок. Наверно самый большой срок из моего опыта. Ну да ладно. Давай я попробую тебя отвлечь. Сегодня  я был на берегу озера, где в детстве мы строили плот. Да, надо сказать, воспоминания сохранились очень четко. Я даже сумел испытать те ощущения, которые переживал мальчишкой. Та же радость от нового предприятия, запах фантастической свободы. Одним словом -  счастье. Я лишний раз убедился, состояние сохранения сознания открытого когда-то -  вещь прекрасная…

28 октября 20…
  Ты меня уводишь в сторону. Я не могу многого вспомнить. Почему? Благодаря деньгам оставленным нашими родителями, мы живем безбедно. Можно не работать, но этого мало. Эксперимент зашел слишком далеко. Ты что-то скрываешь. Я не нахожу себе место. Да, вчера я ходил на озеро, но чувства, описываемые тобою, были бледны, по сравнению с воспоминаниями, сохраненными в 17 лет. Когда я решил первый раз в жизни сложную задачу фиксации предыдущего опыта и создания первого живого образа. Вот это была удача. Но этого мало. Я хочу вспомнить её, почему ты все скрываешь?

30 октября 20…
  Викентий, я ничего от тебя не скрываю. Это был наш, мой сознательный выбор. Мы выбрали такую жизнь, какая она у нас есть сейчас. В ней нет места ничему, кроме воспоминаний. Викентий, ты продолжаешь меня беспокоить. Евгений Викторович говорит, что пора начать принимать таблетки. Это я думаю необходимо. Иначе мы не только выдадим себя, но и наделаем кучу проблем. Теперь относительно её, этот вопрос - табу. И ты это понимаешь. В твоем состоянии невозможно решать столь деликатную проблему, к которой мы готовились так долго. Надеюсь на твое понимание.

1 ноября 20…
  Ты говоришь о беспокойстве. И это правильно. Ты должен беспокоиться. Я могу создать тебе проблемы… Относительно лекарств, ты прав, надо их принимать. Я говорил с доктором. Он меня убедил, что это необходимо. Удивительно, он до сих пор думает, что мы не создатели самих себя. Просто смех какой-то…

2 ноября 20…
   Сегодня я устал. Почему-то болит голова. Произведем обмен пораньше. У тебя будет больше времени, чем мы договаривались. Странно, но я, перечитывая наш дневник, пришел к выводу, что не все переходы были удачны. Смотри, и подумай над такой проблемой. Первый переход осуществился в 17 лет. Он был не долгий. Однако о нем сохранились самые четкие воспоминания. Более того, переживания, о которых ты вспоминал, сохранились, имеют сильную чувственную подоплеку. Их перебивают лишь детские опыты сохранения сознательных образов в 14 лет. Подумай, Викентий, почему остальные опыты не такие четкие. Где -то должна быть ошибка. Или… Да нет, это только домыслы…

2 ноября 20…
  Ты меня удивляешь. Мы первый раз за три года произвели обмен не по расписанию. И еще. Правда болит голова. Я тебе это припомню. Перед уходом стукнусь головой о стену… Слушай, ты все таки что-то задумал. А вот что, я не помню. Мои воспоминания прошлого весьма четки, в отличие от некоторых… Однако, ощущение ошибки, я о ней писал, меня так же преследует. Надо с этим разобраться…

4 ноября 20…
  Спасибо тебе, что ты стукнулся головой о стену, как угрожал. Меня всегда пугала агрессия в твоей личности. Ну да ладно, Начиная с 13 лет, мы пытались фиксировать воспоминания путем привязывания их к местности. Надо сказать глупое занятие. Однако добились определенных результатов. Воспроизведение, если помнишь, производилось путем прикосновения к тем или иным предметам. Что в некоторых случаях не получалось… Вот, голова раскалывается, пойду на улицу…

5 ноября 20…
  Ты всегда относился ко мне подозрительно. Я не бился головой о стену. Что-то не так, я это чувствую. Может, пришло время полного обмена?... Тебе нужно этого бояться…

6 ноября 20…
  Викентий, ты отдаляешься. Мы должны писать больше, чем две или три строки. В твоем состоянии полный обмен приведет к катастрофическим последствиям. Ты не помнишь, в 25 лет, пытаясь насильственным образом поменять личность, мы столкнулись с появлением «тёмного Я». Как его назвали. Мы потеряли часть воспоминаний, но при этом не потеряли ощущения их знаний. Именно тогда нам пришлось обратиться к психиатру. И если бы не Евгений Викторович, могло произойти много нехорошего… Продолжаются головные боли…Лекарства не помогают…

7 ноября 20…
  Ты меня не путай. Я все же помню о ней. Пытался сам найти, но ничего не получилось. Где ты её прячешь… «Тёмного Я» не надо бояться. Это была недоработка. Ты знал, нельзя создать искусственное воспоминание, а потом закрыть им проблем, причем, связанных с ней. «Темное я», это ошибка части тебя. Он был слишком агрессивен, т.к. в состав его личности была включена ложь. Ты же помнишь первые переходы. Мы пришли к выводу, что человек способен сознательно сохранять свои воспоминания в мозге, используя, своего рода, мысленный кокон. Обращение к которому происходит через музыку. Но мы пошли дальше. Создали возможность вывода этих воспоминаний через наделения их своим собственным «Я». О да, это было что-то. Два «Я», способные существовать одновременно, и не мешая друг другу. Именно тогда мы начали проживать жизнь по-новому. Тогда фантазия, которой мы предавались в мечтаниях, стала явью. Но-о-о фантазия  должна была быть связана с реальностью. А ты не связал её. Ты заставил её связаться с фальшью, с выдуманным миром, запутав и без того сложную цепочку воспоминаний. Перетасовав воспоминания, ты удалил не очень приятные моменты и попытался их заменить на фальшивые. Личность получилась неустойчивая. Мы не могли её контролировать. Она начала расстраивать наш рассудок.  Да так, что пришлось её заменить… Ты меня начинаешь раздражать… Произвести насильственную смену -  это подписать приговор.

10 ноября 20…
  Голова начинает болеть сильнее. Викентий, я не могу подолгу писать. Твоя агрессия настораживает. Я начинаю думать, что что-то надо предпринять. Копаясь в своих воспоминаниях, я нашел нечто, что меня обеспокоило. Во-первых, это связь с фантазией. Привязывание фантазии к реальности всегда сопровождается головной болью. Что, если она не уходит, а накапливается в области бессознательного, и что, если она начала проявлять себя… Я просто не могу писать. Что-то надо делать.

11 ноября 20…
  Ты меня раздражаешь своей головой. У меня, например, она не болит. Попей таблетки. Только слишком не увлекайся. Я продолжаю анализировать твои ошибки. Во-первых, фантазия всегда рождала неудобства, поэтому мы меняли личности периодически. Благодаря чему, напомню, сохраняли воспоминания и чувствования связанные с ними весьма успешно. Даже сейчас, спустя столько лет, можно их воспринимать так, будто все происходило вчера. Во-вторых, ты меня не путай. Не уходи от ответа. Что ты задумал?

20 ноября 20…
  Боли стали поменьше. Видимо я действительно болел в двух личностях сразу. Но  меня не покидает ощущение тревоги и ошибки. Моё прекрасное  детство подарило мне много хорошего. Добрых и любящих родителей, хороших друзей, и наконец, эксперимент всей моей жизни. Начался он в подростковый период, когда я увлекся подводным плаванием. Те ощущения воды и свободы, что возникли во мне во время погружения в озеро, оставили неизгладимое впечатление на моей душе. И мне захотелось сохранить их и обращаться к ним даже тогда, когда  придет осень и зима. Именно тогда я начал фантазировать, полет фантазии позволял мне возвращаться снова и снова к тому времени, которое мне было приятно, однако это создавало определенные проблемы. Проблемы, связанные с появлением мрачного состояния в душе. Оно действовало на меня угнетающе. Поэтому пришлось начать принимать таблетки, которые затормаживали данное состояние. Так продолжалось до 16 лет. Времени, когда я открыл для себя музыку. Форму, способную задержать мысль в  определенном месте сознания. Музыка позволяла возвращаться к этому состоянию снова и снова….Опять болит голова…

21 ноября 20…
  Ты что устроил. Ты не на исповеди. Зачем пишешь то, что я и без тебя помню. Хотя, я помню не все. Я смутно помню её. ЧТО ПРОИЗОШЛО? Почему так? Почему я не помню, а только чувствую. Что произошло? Где ошибка? Все наши созданные личности существовали лишь небольшой промежуток времени. Кроме «темного Я». Только ему удалось просуществовать полгода. Нигде не было сбоя. Что ты скрываешь?

25 ноября 20…
  Боли усиливаются. Викентий, мне кажется, ты начал принимать какие-то таблетки без моего ведома. Что происходит? Нельзя позволять чувствам взять верх. Иначе будут тяжелые последствия. Мы с тобой разделились три года назад. Благодаря этому делению сохранили все воспоминания в целости и сохранности. Мы договорились, что дальнейшее создание личностей не возможно. Однако я чувствую, что ты что-то предпринимаешь. Она не должна влиять на наши отношения.
  Да я  встречался с ней несколько раз, но это были простые встречи. Ничего, что может привести к продолжению. ЭТО невозможно. Ты знаешь. Невозможно, хотя бы по причине опасности возвращения «темного Я». Пойми, мы обречены жить только в нашем мире. Мире воспоминаний и фантазии. Мы его создали. И мы стали его заложниками.

26 ноября 20…
  НЕТ. Это ты стал заложником. Мы создали прекрасную возможность развивать свой мозг. «Темное Я» это ошибка. Но она не проявляет себя уже три года. Да и до этого проявляла лишь через появление гнетущего состояния на душе. Так что, говори мне все что знаешь…

27 ноября 20…
  Твоя агрессия, Викентий, не знает границ. «Темное Я», хочу тебе напомнить, потихоньку сводило нас к шизофрении. Мне постоянно требуется воспроизведение своего прошлого в дневнике. Я чувствую, что что-то происходит. И возобновление отношений, если их вообще так можно назвать, с ней, лишь причина сохранить свою индивидуальность. Мы с тобой при разделении решили, наши «Я» будут существовать самостоятельно, чередуясь между собой по определенному графику. Чередование будет происходить по согласию одной из сторон. В ходе договоренности мы сумели поделить воспоминания, кроме одного. Его я оставил себе, оставил, как некий якорь, способный вытянуть меня из состояния гнетущей скорби, случающейся периодически, о которой ты ничего не знаешь…

28 ноября 20…
  Скорби. Да мне противно слышать твои слова. Скорби. Какие скорби могут быть у тебя? Человека, чья жизнь проходила в неге и развлечении. Человека, который менял личности как перчатки только потому, что природа дала ему разум найти способ сознательного создания «второго Я» и научила его временно переходить в него. ТЫ - главная наша проблема. ТЫ меня обманул и после этого смеешь жалится... КТО она? Говори! Я чувствую в себе изменения. Я чувствую… Я не могу передать, что я чувствую…

29 ноября 20…
  Ты чувствуешь свои ошибки. Кто она я тебе ни скажу никогда. Да и она не узнает кто ты. Я  давно подозревал что «темное Я» вернулось. Даже скажу более, оно не уходило. «Темное Я»  - это ты. Ты являешься моим разрушительным началом. Ты, испытывая агрессию, провоцируешь меня к поиску своей ошибки. И надо сказать, я её нашел…
  Я долго думал, почему все сложилось именно так, как есть. Почему я, весьма перспективный в прошлом человек, скатился к банальному воспроизведению своих фантазий и чувственных воспоминаний.  Почему я разделил себя окончательно и бесповоротно на две личности. Думал и пришел к выводу -  я боялся. Я боялся своего прошлого. Боялся признаться себе в ложности моего выбора. В лживости моих экспериментов с сознанием. Поэтому я разделил себя на две личности. Выделил то, что было сомнительным и то, что еще меня может спасти. А она, она будет той веревочкой, которая должна меня вытащить из бездны ...

30 ноября 20…
  Ты чувствуешь боль? Я уверен чувствуешь. Пока ты искал способы меня одурачить. Я за последние три года нашел лазейку заменить тебя. Лазейку простую, связанную с тем, чего ты боишься. «Темное Я» живо, ты прав. Но оно не я. Оно мы. Ты так и не понял, «темное Я» и есть боль, о которой ты говорил. Боль после фантазии, боль неустроенной жизни, боль потерянной любви и всей нашей лжи. А я, я лишь часть тебя, часть, которую ты не сможешь побороть, т.к. я самая умная часть тебя. Меня останавливало лишь одно, она, я не знал, кто она. Я только чувствовал, что без неё ничего не получится. Но я ошибался. Получится, уничтожив тебя, мы объединимся, и тогда твои секреты станут моими…Готовься, это последнее, что ты читаешь…

15 декабря 20…
  Он не вернется… Я его уничтожил. Я получил знания, но что-то не так. Мне чего-то не хватает, но я не могу понять чего. Я знаю все его тайны, я нашел её, я не боюсь «темного Я», но все равно что-то не так…

17 декабря 20…
  У меня начались головные боли. Я не могу спать. Не могу есть. Пишу с трудом. Внутри меня поедает огонь. Душа горит, я не знаю что со мной. Боюсь скоро я не смогу адекватно воспринимать мир…

18 декабря 20…
   …Сегодня очнулся на полу. Начинается истощение. Не понимаю что делать. Попробую создать второе «я»….

19 декабря 20…
  Что-то не так. Мне не удаётся его вернуть. Что я наделал?... Воспоминания путаются во мне. Я уже не осознаю себя. Что я, кто я, где он? Или…? Я не он. Он это я. Уничтожив его, я уничтожил то, что создавало нас…

  Это была последняя запись в дневнике моего школьного товарища. Ровно за неделю до моего приезда.
  Дальнейшая его жизнь была мне описана теми, кто находился рядом с Викентием вплоть до его смерти. Сотрудниками психиатрической больницы нашего города, куда он попал в бессознательном состоянии 20 декабря 20.. года.
 Борьба за жизнь Викентия длилась пять дней. Благодаря уходу врачей ему удавалось несколько раз возвращать ясность ума. И это давало надежду на возможное выздоровление. Однако, как вспоминал медперсонал, физическое выздоровление  омрачалось пассивностью самой личности. Те немногочисленные моменты, когда Викентий осознавал себя, сопровождались глубокой депрессией. Он ходил мрачный и мало разговаривал. На все вопросы отвечал неохотно и сторонился всевозможных разговоров. Лишь однажды, за день до своей смерти, он неожиданно оживился и стал рассказывать, что нашел выход из сложной ситуации. Выход, способный помочь его «я» выздороветь. Однако что это, так никто и не узнал, на следующий день Викентий не проснулся…