Один день начала лета

Недавний дождь сменился полуденной жарой, и теперь занятая высота, поле перед ней и пройденная роща нещадно парили. Весна выдалась ранняя и уже к началу июня поля начали выгорать. «Слепые» дожди высыхали еще над землей и особой свежести не добавляли. Солдаты, сбросив «лишнюю» амуницию споро, без лишней суеты «закапывались». Окопы были старыми, с оплывшими под дождем стенками, размытыми брустверами, поросшими высокой (пожухлой на солнце) травой. Занятую час назад позицию наскоро правили, рубили лопатками стрелковые ячейки, подправляли скаты и пулеметные «столы». Взводные командиры по опорным пунктам расставляли «БТРы», тут же приданные «коробочки» танкистов-"красноперов" помогала рыть недостающие капониры. Над брустверами часто мелькали саперные лопаты, белые спины, обожженные кисти рук и потные, уже серые от пыли лица. Под растянутой маскировочной сетью, комбат «долбил» кого-то из ротных, через шумы и треск пытаясь «взять на голос» рацию. Наконец не выдержав состязания с техникой, он бросил наушники радисту, выскочил из-под сети на бруствер и заорал в немалый баритон:
- Болтов, Болто-о-ов, Болтова, ко мне!
- Болтова, Болто-о-ва, к комбату! – понеслось по цепочке от НП.
На обратном скате высоты ревели тягачи «батарейцев», ставших на огневые позиции. За полста метров от мотострелкового комбата, взвод управления минометчиков расчищал место под наблюдательный пункт, телефонисты в обе стороны потянули «нитку». Посреди управляемого хаоса, присев на ящик с «выстрелами» отрешенно курил капитан авианаводчик. В армии быть без дела – искусство. Но офицер всегда фигура и домовитые старшины сбросили рядом с «чужим» командиром несколько термосов с водой. К «водопою» за бачками сразу потянулись  ротные «каптеры». Целенаправленный поток мотострелковых  «муравьев» огибал летуна, время от времени отдавая ему честь и прося очередного разрешения. Капитан начинал тихо свирепеть от нежданной роли «водопаса», однако отвлекся на запищавшую рацию, прижался к наушнику и зачастил в эфир:
- «Веселые», «Веселые», я -  «папа второй»…
- Слышим «папа два», идем к тебе.
С тыла высоты нарастая, пришел рокот невидимых еще вертушек. Солдаты поднимали головы, отдыхая, опирались на лопаты, с интересом ожидая появления «бортов». Вертолеты в армии любят, считая их «душами сгоревших танков». И как всегда неожиданно, пара Ми-24 выскочила из-за рощи, низко прошла над позициями батальона, и круто накренившись, погнала пылевое облако через высоту к дороге. Через остекление ближнего «крокодила» был виден смеющийся летчик:
- Вижу тебя «папа два»…
Авианаводчик, пропустив пылевое облако над собой, глядя вслед улетающей фуражке, сплюнул песок и пожелал приятелю счастливого полета…
Старлей Болтов «ссыпался» на НП, бросил руку к «кепи» отдавая честь и одновременно сбивая головной убор совсем уже на затылок. Ротный пока еще любил «воевать» и в вызове к комбату предугадывал новую вводную. Его тут же перехватил начальник штаба:
- Карту…
Болтов, раскинул планшет со схемой пройденного маршрута и контуром занимаемой обороны.
- Роту и всю технику оставишь на Хазина, а сам одним взводом двинешь вот сюда («энша» ткнул остро отточенным карандашом в нужный населенный пункт). «Шишиги» минометчиков тебя почти до места добросят, а там пешим маршем к райвоенкомату.
Старлей озадаченно вскинул брови и повернулся к молчавшему до сих пор комбату за разъяснениями. Майор спокойно «добил» папиросу:
- «Берия» там…
Посреди выжженной солнцем площади, окруженной густыми зарослями акации, бурлила не очень трезвая толпа. Нестройно «тренькали» гитары, где-то заводили гармонику, по углам плакали и пили водку. Весенний призыв, собрав все возможные остатки «косарей», дебоширов и прочей призывной «интеллигенции» шел к своему завершению. По периметру скучали милиционеры, на лавках дремали деды-ветераны, матери настойчиво скармливали чадам заготовленную в дорогу снедь. На высоком крыльце военкомата в парадной форме, при положенных регалиях «стойко переносил тяготы и лишения воинской службы» подполковник Торопов, замполит расквартированной в соседнем районе дивизии. Местные власти по каким-то своим причинам решили подсуетиться с особо торжественными проводами молодежи в армию.  Вышли на командование округа, а окружной политотдел, особо не суетясь, нашел ближайшую к «ходокам» часть. «Подпол» прибыл к оговоренному времени с заготовленным и отрепетированным добрым напутственным словом «отца-командира». Прошел час, другой, а торжество… не наступало. Работники военкомата собирали по дворам не протрезвевших с вечера призывников, милиция отдала человек пять особо буйных, а одного оставила себе. Военком пунцовел шеей и прятал от гостя глаза. Призывники с ноткой истерики ржали, вызывающе цепляли малочисленных военных, кто-то и выпить предлагал. Опытный офицер вполне снисходительно взирал на происходящее, зная как серьезно изменятся «хлопцы» уже в ближайшие дни и как жизнь начнет исправлять ошибки матерей. Но жара и потраченное время постепенно давали себя знать, командир «закипал». Говорить заготовленную речь ему уже не хотелось. Торопов, вспомнив, что один из его полков «воюет» где-то рядом, принял решение и  вышел на дежурного…
Толпа, спрессованная к центру, слушала ораторов, соловела и ждала затянувшейся отправки. Клубный микрофон хрипел, юнцы посвистывали, отцы раздавали последние подзатыльники. Лысоватый местный «голова» неожиданно сбился с речи, потянул из кармана платок и медленно повернулся в сторону улицы. В привычном звуке прощального хаоса, появились новые ноты. Служилые мужики крутили головами, с некоторой растерянностью узнавая «посторонние шумы». Подскочили, вытягивая шеи, засеменили в первую шеренгу деды-фронтовики. Из-за полосы акаций на городскую площадь мерно, шеренга за шеренгой, бряцая амуницией и оружием, вошел усталый, пропыленный мотострелковый взвод. Мерную "дробь" армейских сапог на марше спутать с чем-то сложно. Полковник Торопов принял у Болтова доклад, указал место построения и спокойно повернулся к притихшей толпе. Солдаты стояли «вольно», молчали и спокойно глядели на граждан. Перетянутые ремнями и подсумками, с касками на груди и флягами у ремня. С расстегнутыми воротниками пропотевших "белесых" кителей, с закатанными рукавами и "просоленными" пилотками. Чуть сутулые от тяжести оружия, с темными подтеками пота на пропыленных лицах.
А напротив стояли юнцы и смотрели на своих ровесников в форме. Им конечно случалось видеть солдат, возвращавшихся домой. Но вот так, в строю, с оружием -- эффект был совсем иной. И с удивлением смотрели мальчишки на отцов, что с какой-то завистью затаенной смотрели на пропыленную колонну. Подполковник Торопов, выдержав нужную паузу, прошелся между жителями и своими бойцами, резко повернулся к призывникам и, заложив руки за спину вежливо с легкой иронией произнес:
- Перед вами - армия. Думаю, вы уже осознали, как она на вас не похожа? Наш вероятный противник диктует миру свою агрессивную волю, утверждая, что только оружие делает человека свободным. Что ж, хороший солдат должен уметь использовать оружие и риторику своего врага.  А лучшие солдаты служат в нашей армии. Кто вы? Пока, бритые "под ноль" сосунки с испугом смотрящие в неизвестное будущее. Самые мужественные люди на этом плацу - ваши матери, своими руками собирающие сыновей на службу. В ее рядах вас научат правильно ходить, трезво мыслить, осторожно обращаться с оружием и умело с вверенной вам техникой. И где-то к середине службы вы поймете, что теория Дарвина про обезьяну и человека имеет право на жизнь (по лицам солдат растеклась понимающая улыбка, которая притаилась даже в уголках губ весьма серьезного старлея). Через отведенный срок вы вернетесь домой совсем иными людьми. А пока - закройте рот и начинайте слушать старших… Военком? Отправляй!
Толпа провожающих, призывники, представители местной власти несколько ошалели от такого напутственного слова. Однако "коркой" осознавали его важность и неизбежность. Один из отцов, слегка повернул голову в сторону провожаемого чада и изрек:
- Ну что…обезьяна, переродишься в сержанта?