Глава из повести. Часть 5. Оттепель

Как - то однажды, такой  же вот  весной, только  совсем  ранней,  когда  снег  ещё  стоял твёрдым   настом,  перекрывающим  доступ  к  «хрустальным»  залежам,  произошло  происшествие,  заставившее  доктора, хоть  на  короткое  время  взбодриться. Но  об  этом  чуть  позже.
Примечательно  то,  что   надвигающееся  тепло  первыми  впитывали в  себя  крыши домиков, которые  начали  слезиться  пока  ещё  скупой  капелью;   верхушки  елей, уже  готовившиеся пробиться  ввысь  новой  нежной  порослью ;  и  вздутые  вены  насыпей железнодорожных  путей,    откровенно  открытые   солнцу сквозь  вырубленные  в  тайге  широкие  просеки.
Снег  на  путях  таял спешно,  подгоняемый  быстро заглатывающими  солнечное тепло  стальными  рельсами;  талая  вода,  не  задерживаясь,  просачивалась  сквозь  крутые  щебёночные  склоны, которые  быстро  подсыхали,  а чёрное,  пропитанное  креозотом,  надёжное дерево  шпал, приняв в  себя  за  день солнышко,  отдавало  его вечерами  не  торопясь,  продолжая  бережно  прогревать  землю.
Таким  вот  способом, уже очень  скоро,  насыпи  превращались  в  узкие  пляжные  косы,  которые  притягивали  настудившихся  за  зиму  и  зверьё,   и  человека.
Это  притяжение  привело  к  тому,  что  уже  второй   день  батальон  ходил  весёлый,  разговевшийся  свежей  олениной.
Накануне  бригада  дорожников,  руководимая  бывалым  охотником  на  ондатр,  «пиджаком»  Васей  Литай  из  города  Гомеля,  выдвинулась на  маневровом  тепловозе  якобы  ремонтировать  дальнюю  ветку  путей,  прицепив  на  всякий  случай  к  нему, для  конспирации,  пару  полувагонов  со  шпалами  и  платформу  с  железнодорожным  краном. 
Солнце  радовало  на  безоблачном  небе  уже  неделю,  и  настроение  у  всех  было  отличное.     Работать  никому не  хотелось  категорически.  Да  и, собственно,  никто  особо  вкалывать  и  не  собирался.  Прокатиться  по  солнышку,  посидеть  у  костра,  уничтожить  сухой  паёк  -  ну,  словом,  устроить  себе  внеплановый  выходной  на  природе.  Таёжный  пикник.  Дальние  пути  на  то  и  дальние,  недостроенные,  никто  кроме  них,  вояк  по  ним  не  ездит. Ну  а  прошедшей  зимой  метельной  и  тем  более.  Первый  раз  в  этом  году  собрались.
Что до Васи,  так он  прихватил  с  собой  личную  двустволку,  надеясь  побродить  по  дальним  заимкам  с  охотничьим  смыслом.
Ну, значит,  тронулся  состав.  Вася  на  тепловозе,  смотрящим, сидит  на  ящике  с  песком, курит  «Яву». Ружьё  при  нём, повесил  в  углу на  ручку  стопкрана . Бойцы  в  полувагоне, разлеглись  на  заранее  приготовленных  тюках  с  паклей,  брезентом  прикрытых. Устроились. Куда  уж  лучше.  Поехали.
Литай  любил  дорогу. .  Он  уже поднимался по ступенькам годков на площадку, где ждал его меняла, готовивший ему  разменную монету на  четвёртый  десяток , так что  прыщавым  малым  уж  забыл  когда  был.  Новизна  событий  пока  ещё  радовала  его  и  порой  даже  удивляла. Говорят,  что  настоящие  мужчины  остаются  в  душе  мальчишками  до  конца  дней  своих.  Наверное,  так. Ощущение  радости  от смены  событий  и  мест толкала  его  к  движению,  работе  на  результат, принятию  и  осваиванию всего  нового.
 Из-за этого,  вероятно,  он  не  мог  долго  задерживаться  в  одном  городе,  или   на  одной  должности,  или  с  одной  женщиной.  Профессия  его  потому и  была  ему  не  в  тягость.  Построив  что-то,  что  стояло  готовое  и  работало,  он  сразу  начинал  скучать  и  искать  новое  занятие,  желательно  где - нибудь  подальше. Потому  видно  у  него  и не  было  до  сих  пор  жены,  да  и  детей,  о  существовании  которых  он  мог  бы  знать.  А  скорее  всего  просто  не  довелось  встретить  её,  ту,  от  которой  не  мог  бы  оторваться.  Расставался  с  женщинами   обычно  легко, быстро  и  навсегда,  стараясь  избегать  взаимных  обид  и  упрёков.
 Увлечение  охотой  было  давним,  перенятым видно  от  отца, тоже  великого  любителя  побродить по  белорусским  лесам с  ружьишком  и  давним  другом - сеттером,  стареющим  вместе  с  батей,  только  обидно,  что быстрее.
  Сеттера  уж  нет  давно,  а  батя  ещё  жив  и  крепок,  но  болеет  ногами,  и  потому  больше  теперь  не  по  лесам  мотается,  а  сидит  тихо  с  удочками, да  варит  замечательную  уху,  солит-жарит  грибы, делает  ароматные  настойки,   развлекаясь  тем, что   придумывает  и пробует   новые  рецепты,  которые  педантично  записывает  в  толстую  тетрадь  с  листами  в  клеточку.
Вася  выбрался  из  кабины  тепловоза  на  ходовой  мосток  и,  зажмурив  глаза  от  необычно  яркого,  низкого,  касающегося  верхушек  елей  солнца,  подставил  лицо  холодному,  не  сильному  ветру.  Тепловоз  был  новенький,  набирал  скорость  легко,  и  молодые  машинисты,  из  старослужащих  контрактников,  радовали  себя  угаром  мощного,  ровно  ревущего  двигателя.
Жаль  пути  пока  толком  не  отрихтованы,  местами – «как  бык  поссал»,  и  потому  опасно  разгонять  на  полную  и,  слава  Богу,  что  это  машинисты  понимали.
Если  бы  не  скорость  и  не  рёв  движка,  то  можно  было  бы  удивиться  полному  безветрию  и  тишине.  Не  качались  от  ветра  даже  верхушки высоченных  деревьев.  Плотным,  неприветливым  заградотрядом  окружали  они  наглую, шумно  громыхающую  горстку людей,  нарушающую  сумрачное  спокойствие     затаившегося  в  медленном  пробуждении  леса. 

«Лейтенант!!» - вдруг  заорал  один  из  машинистов, - « Смотри!!!  Что  это  там!!!  На  рельсах!!!»
Тепловоз  выходил  из  дуги  плавного  поворота  на  прямой  участок,  и  солнце  сместилось  левее,  позволяя  глазам  освоиться  с  угасшими  снежными  бликами  и  различить  далёкую  помеху.  Что-то  кучей  было  навалено вдали  прямо  на  путях,  серое  и  бесформенное.
«Тормози  !!!!»  - гаркнул  Литай, срываясь на фальцет - « Тормози,  ….ать….твою  в  колено….!!!!!...сейчас  въ…ёмся  ведь!!!!».
Он  уже  прикидывал,  как  лучше  сигануть  с  тепловоза,  в  какую  сторону,  но  ничего  пока  толком  было  не  понятно.  А  ребята  в  полувагоне???!!!  Они  же  ничего  не  видят,  не  ведают.  Расслабились  там  на  тюках.  Посыпятся   через  борт, как  груши  переспелые.  В полную  жижу  и  подавит  их   всех  вагонами.
Неожиданно  резкий удар  тормозов  откинул  его  вперёд,  развернул  вокруг  руки,  намертво  сжимающей  поручень,   и  опрокинул  задницей на  пол  мостков,  лицом  к  концу  состава.  Левым  плечом  жёстко  впаялся  в  какой  то  железный  угол  и  рука  тут  же  онемела.  С  трудом  встал  на  ноги.
«Отлично!!!» - первое,  что  мелькнуло  сквозь  боль, -  «Не  только  движок,  но  и  тормоза  как  надо.  Теперь  хоть  ребята  в  вагоне  поймут,  что  случилось  что-то!!!  Уж   точно  проснулись.»
Вдруг  оглушил пронзительный  длинный  гудок  тепловоза.
«Лейтенант!!!    Олени!!!»  -   машинист  махал  рукой,  продолжая  тормозить.
Но  как  не  тормози,  остановить  разогнавшуюся   кучу  металла  весом  под  двести  тонн  -  это  надо  здорово  постараться.  Состав  заметно  сбавлял  скорость,  но  расстояние  до  серой  кучи  на  рельсах  сокращалось  чересчур   быстро.  Стало,  наконец,  понятно,  что  это  такое.
Северные  олени.   Один  покрупнее,  с  небольшими  молодыми  рогами, видно самец. У  другого  рога чуть  побольше,  и  пузо  круглое.    Девушка  его  видно.    Беременная.
Ведь  самцы  по  осени,  после  гона,   рога  старые  сбрасывают  и  новые  растят.  А самки  ходят  со  старыми,  пока  не  разродятся.  Потом  тоже  меняют.   Сейчас  самое  время  отёла  у  них. 
Влюблённая  парочка,  разомлевшая  на  солнышке.  Вот  незадача. Лежат  себе  на  рельсах, прижавшись.   Ничего  не  видят и  не  слышат, никакого  испуга,  словно  у  себя  дома.  А  ведь  именно  так  они  себя  и  ощущают  в  этом  диколесье.  Это  мы  пришлые,  а  вот  они  местные,  и  потому  -  нечего  на  местных  наезжать!!!     Но  гудящий  состав  наезжал.
 Если  олени  не  сдёрнутся  с  насыпи   -  подавит  их  на хрен,  не  успеть  остановиться.  Это  было  уже  понятно.  Но  они  только  головы  приподняли.  Олениха  грелась,  развалившись  прямо  поперёк  путей,  подставив  большое  пузо  и  крепкий  лоб  солнцу.  Самец  же  устроился  между  рельсов  на  тёплых шпалах,  рогами  к  тепловозу, обнимая  подругу  шеей,  положив  голову ей  на  спину.
Смотрят, не  понимая  опасности.  Что  им  тепловоз,  если  они  его  ни  разу  не  встречали  на  воле???!!!
Литай  двумя  прыжками  заскочил  в  кабину, - « Вот  что!! Это  они  знают,  это  их  спугнёт!!».  Двустволка  была  у  него  заряжена,  и  в  одно  мгновение  он, успев   высунуть  наружу  только  кончик  ствола,  пальнул  по  верхушкам  деревьев.  Хоть  и  шумел  состав,  но  звук  выстрела  был  ясным,  ни  с  чем  не  перепутаешь.  Олени  начали  вставать.  Но  боже  ты  мой,  как  они  медленно  это  делали!!!  Самец  был  пошустрее,  но  поднявшись,  он  опустил  голову  и,  защищая  подругу,  приготовился  к  отражению  атаки.  Скорость  тепловоза  уже упала так,  что  человек  мог  бы  догнать  бегом.  Но  не  хватало до  полной  остановки   каких -  ни будь нескольких  десятков  метров.
Олениха,  не спеша  поднимая  круп, и опираясь  на  передние  колени,  заскользила  по  крутой  насыпи задними  копытами,  с  трудом  поднимая  тяжёлое  пузо.  Самец  попытался  перепрыгнуть  через  неё  навстречу  противнику,  и  у  него  это  получилось.  Он  первым  принял  удар  в  опущенную  щитом  голову.  Его  подруга  уже  успела  подняться  на  ноги  и  сделать  первый  шаг,  ища опору на обледенелом склоне   уже  передними  ногами.
 Её тело тепловоз  встретил  ударом  в  левый  бок, по задним  ногам, в круп,  слегка  подкинув  вверх.   Тела  оленей,  сцепившиеся  в  последнем  ужасном  объятии,    откинуло  с  путей,  и  они  медленно-медленно , приминая тонкий наст,  заскользили  по  откосу  вниз,  к  снежной  просеке.  Алая лёгкая кровяная нитка начала  тянуться  за  ними от  головы  самца, украшая безупречную белизну наста следом только что оборвавшейся жизни.
Поюзовав  на  тормозах  ещё  метров  пятьдесят,  состав  остановился  вовсе.  Бойцы,  курлыкая  на  своём,  азиатском,  горохом  посыпались  из  полувагона  и  побежали  к  оленям.  Литай  не  спешил.  Во - первых,  плечо  ломило,  и каждый  удар  сердца  теперь  тупой,  сильной,  пульсирующей  болью  отдавал  во  всей  левой  части  туловища.  Во -  вторых,   внутреннее  напряжение  от  этой  сцены  бессмысленной,  неожиданной  гибели  двух,  минуту  назад  живых  существ, которую  никто  не  мог  бы  предотвратить,  едким  тяжёлым  осадком  обволокло   его  сознание.  Морщась  от  собственной  боли,  он  вдруг,   ощутив  себя  этим  оленем,  представил,  как  с  хрустом  ломаются  его  собственные  кости,  и  мощный  тупой  толчок  раскалывает  череп.  Его  начало  подташнивать.
Литай,  хотя  и  считал  себя  опытным  охотником – знатоком,  не  терпел  бессмысленных  смертей.  Во  время  походов  за  добычей  для  него  особое  и  главное  место  занимало  удовольствие  от   самого  хода  её  поиска  и  преследования, от  разных  хитроумных  способов  выманивания,  выслеживания,  обмана  жертвы,  радость  от  общения  с живыми  красотами  окрестностей,  приятная  усталость  после  похода.   Он  вовсе  не  огорчался,  если  выстрел  был  не  точен. Хотя  промахивался  совсем  редко.
 «На  меткость  можно  и  на  стрельбище  пострелять,  и  даже  нужно. » -  здраво  рассуждал  он.
Вот  и  сейчас  ему  было  как  то  не  по  себе.  Машинисты  нашли  широкий  солдатский  ремень  и  приспособили  на  перевязь  его  руку.  Ему  полегчало.  С  их  помощью  он  спустился  с  тепловоза,  захватив  двустволку,  и  приблизился  к  оленям.
«  Что  делать  будем,  лейтенант!???  -  машинист  стоял  рядом.
Литай  молчал.  Бойцы,  тоже  молча,  окружили  оленей  и  с  интересом  рассматривали  необычных  для  них  животных.
 Самец  был  мёртв.  Его  сломанная  шея   неестественно  закинута  к самой спине.    Олениха  ещё  дышала,  редко  и  прерывисто.  Она  смотрела  мутными,  слезящимися  глазами  в  сторону  спасительного  леса  и  сучила  передними  ногами,  пытаясь  бежать туда, в  такую  близкую  чащу,  надеясь  спрятаться,  спастись там   от  страха  и  боли.  Позвоночник  у  неё  был  перебит,  и  тяжёлый  круп  безжизненно  вдавливал   её  в   снег. 
Литай  закурил.
« Пристрелить  бы…!!!!  Что  она  мучается…»  -  раздался  за  спиной  чей  то негромкий  просящий  голос.
 Литаю  убивать  не  хотелось.  Он  курил  и  ждал,  когда  агония  завершится  сама  собой.  Но  сигарета  закончилась,  а  животное  никак  не  умирало.  Литай  решился.  Он  приблизился  к  оленихе  и  мягко  ткнул  стволом  в  шерсть  на  её  боку. 
« Наверняка  надо!! -  устало  подумал  Литай.
 Он  медленно  двигал  стволом  по  шерсти,  ища  точку, где  биением  сердца,  через  ствол,  тонко  отдавалась  бы  на  его  ладони  пульсация  уходящей  жизни.  Вот  оно!!!  Он  ослабил  хватку  ружья,  убеждаясь,  что  именно  тут,  в  нескольких  сантиметрах  от  кончика  дула  жило  пока  ещё  настойчивое,  выносливое  дикое  сердце. Где  то  глубже  было  там  и  второе,  маленькое.  На  вдохе  своём,  задержав  дыхание и  покрепче  ткнув  стволом  в  тело  оленя, он   нажал  на  курок.  Звук  выстрела  был  глух,  и  словно  последним  своим  ударом,  сердце  оленихи,  через  отдачу  ружья  отозвалось  острой  болью  в  повреждённом  плече  Литая.
 Он  глубоко  вздохнул , поморщившись  и  от  этой  физической  боли,   и  от  неприятного  спазма   где  то  у  себя  в  желудке,  поднимающегося  жёстким  комом к  горлу. 
 Олениха  затихла  тут  же.  Глаза  её  не  закрылись,  а стеклянно  замерли. 
Убивать  зверьё  Литай  умел.  Хорошо  умел.
 Сердце  ещё  не  родившегося  детёныша   остановилось  само.

«  Подгоняйте  кран,  грузите  в  вагон »  - громко  и  отчётливо  распорядился  он,  давая  понять  всем,  что  дело  кончено.
Бойцы  забегали.  Краном  ловко  погрузили   в  полупустой  вагон оленей, затащив их на деревянные поддоны из под кирпича,   а  потом  и  лейтенанта,  усадив  осторожно на  такой  же    поддон.  Ведь  со  своей  больной рукой  сам  он   никак  туда  не  смог  бы  забраться.
 Состав  потихоньку  двинулся  в  обратную  дорогу.  Спешить  было  некуда.  Тем  более,  что  Литай  решил  разделать  туши  по  дороге,  не  дожидаясь,  пока  тела  окоченеют, потому как  морозец  ещё  стоял  хваткий.
   Бойцы  с  интересом  свежевали,  Литай  командовал  как.   Выпороток, телёнок – недоносок,   был  крупным,    совсем  созревшим.  Чуть – чуть  не  доносила,  бедная.  Но  всё  случилось,   как  случилось. Разделанные  туши  упаковали  в  куски  брезента.
По  прибытию  мясо  отправили  на  батальонную кухню,  а  языки,  печень  с  мозгами   и  сердца  Литай  оставил  себе,  чтобы  лично  поупражняться  в  кулинарии,   и  побаловать  приятелей  необычной  закуской.  Шкуры  он  тоже  надумал  попытаться  выделать,  хотя  сейчас,  по  весне,  мех  был  не  очень,  клоками,  нестойкий,  ведь  линька  уже  началась.  Хорош  был  мех  выпоротка  -  низкий,  прилегающий, ровно – волнистый. 
Выбитое  плечо  добрый  доктор  вправил  Литаю  самостоятельно,  с  удовольствием  показывая  своё  мастерство  окружающим.
Так  что  уже  два  дня  Литай  отдыхал,  оберегая  выбитое  плечо  и  готовя  вместе  с  доктором  печёночные  котлетки,  заливные  языки  и  фаршированные  мозгами  с  овощами да жареным  луком  оленьи   сердца.