Алинка

(попытка написать повесть в подростковом возрасте).

1.

   Автобус отошёл от остановки и зашуршал шинами по асфальтовой улице. "Следующая остановка - магазин "Спорттовары" - объявил водитель автобуса.
Пассажиры задвигались, освобождая место выходящим, проходили в середину салона. Две девочки-подружки стояли у кассы и молча наблюдали, как подошедшая старушонка опустила монету, оторвала билет, закрыла кошелек и положила в пузатую сумку, которую тщетно пыталась закрыть. Потом махнула рукой и, повернувшись к девочкам спиной, ухватилась за поручень. Одна из подружек повернула голову к попутчице и подмигнула ей. "Мамаша, не выходите?" - на заднюю площадку протиснулся между двумя плотно стоявшими женщинами молодой курсант. "На побывку, сынок?" - участливо спросила старушка. "Да нет, я совсем теперь домой". И курсант молодцевато вскинул руку к виску. "Так сказать, уволенный в запас"...
   В это время автобус затормозил и одна их девиц вдруг налетела на старушку, процедила сквозь зубы "Извините..." и...запустила, как ей казалось, незаметно, руку в сумку. Но не рассчитала: автобус еще раз резко тормознул, и она рукой, которая была в сумке уже с кошельком (оставалось только незаметно вытащить его), оперлась старушке в плечо.
   "Ах, ты, бестыжая! Зачем кошелек-то взяла?.. Люди! Да что ж это?! Грабят!!!"
   Курсант моментально оценил обстановку: резкий бросок к нападавшей, цепкая хватка за руку, поворот... Вскрикнув, преступница выронила кошелек. Тут мужчина, стоявший рядом, поспешил ему на помощь. Теперь они уже вдвоем держали её за руки.
   "Водитель, откройте двери!", "Милиционера надо позвать!", "И это современная молодежь!", "И не стыдно тебе?", "Да у нее и капли стыда давно не осталось...". Двери открылись, но тут оказалось, что курсанту вдвоем с мужчиной никак не вывести эту "девочку" - мало того, что она ругалась на все лады, она еще ногами выделывала такие па, что оба успевали только отскакивать, визжала, кусалась и вырывалась. "Подождите, я попробую один" - крикнул курсант мужчине и крепче ухватил руку "красавицы".
   - Стой, красавица, стой! - приговаривал он, успокаивая скорее себя, чем её.
   Автобус стоял уже минут 10, у его задней двери столпилось много народу, но милиционера нигде не было видно. Курсант крикнул толпе:
   - Граждане, разойдитесь, дайте выйти! И позовите кто-нибудь милиционера.
   Толпа у дверей немного расступилась, и курсант, поднатужившись, схватил "красавицу" сзади за обе руки и, вытолкнув её из автобуса, сам выскочил вслед за ней и тут же схватил её за руку.
   - Бабушка, Вы тоже выходИте, как пострадавшая.
   Старушка слезла с площадки автобуса с общей помощью. Отовсюду слышались вопросы: "А что она такое сделала?..", "Такая молодая!..Девочка еще. Куда вы её теперь?"
   Девочка, как затравленный волчонок, озиралась по сторонам и, как видно, не теряла надежды бежать. Но тут подошли дружинники и она совсем сникла и даже будто бы обмякла в руках у державшего её курсанта. Это был её испытанный прием: она не раз попадалась на воровстве, но всегда отделывалась легко, потому что убегала, лишь только её "конвой" уменьшал надзор за ней. Или, если побег не удавался, она делала по-другому: начинала искусно имитировать плач, всхлипывания и причитания. В большинстве случаев ей удавалось разжалобить или сам "конвой", или какую-нибудь сердобольную старушку,которая проходила мимо или была в толпе: "Отпустите, ироды, ей же больно!".
   И теперь какая-то старушка с авоськой укорила курсанта:
   - Ты бы хоть руки-то ей не крутил! Не вишь, что ли, плачет!
   Курсант растерялся, а девчонка еще и заголосила:
   - Ой, мамочки, как больно! Ой, мамочки, руку вывернул! Пожалейте, люди добрые! Отпустите бедную сироту!
   Толпа загудела, зароптала, курсант совсем уж было выпустил руку девчонки, но что-то смекнул и, не обращая внимания на гудевшую толпу, сильнее сжал руку девчонки и обратился к дружинникам:
   - Ребята, идите сюда! Разберитесь…
   - Что произошло? Кто свидетель? Вы? Ну, говорите…
   - Эта, с позволения сказать, девушка, - он кивнул на девочку; она стояла с таким заплаканным лицом и озлобленным видом, что он сильнее сжал её руку; девица зарыдала и запричитала свое «Ой, мамочки, больно!» - так вот, она и еще одна, подружка её, видно…
   - Они заодно были, я видела, как эта ей подмигнула, когда бедная старушка положила кошелек в сумку. А когда эту поймали, та успела выскочить, - прокричала какая-то толстая женщина.
   - Так вот, эта девица запустила руку в сумку старушке и – прощай, кошелек! Но автобус тормознул, и девице не повезло – она рукой с кошельком оперлась старушке в плечо… Мамаша, где Вы? Так было?..
   - Так, милый, так, - старушка кончиком платка вытирала слезившиеся глаза, - ведь там у меня пенсия была. Хотела в магазинчик съездить… Дочке подарок купить… на день рождения… А эта… Чтоб твои родители никогда счастья не знали, раз дочь у них такая! Неужели тебя не кормят, не поят и не одевают?.. Давай по кошелькам чужим лазить. Чего ж молчишь? Ишь, разоделась-то как! Родители на нее, небось, денег не жалеют!
   Автобус, наконец, закрыл двери и отъехал. Народу в толпе стало меньше – некоторые уехали в автобусе.
   Девочка выпрямилась, перестала причитать, свободной рукой вытерла слезы и ответила спокойно и без тени горя в голосе:
   - Вы правы, бабушка, пусть мои родители счастья не знают, раз у них дочь такая. Только какое уж счастье на том свете… Нет у меня родителей, сирота я… Врагу своему не пожелала бы иметь таких родителей…
   Толпа притихла. Старушка от неожиданности даже плакать перестала. Курсант от удивления освободил её руку. А она, оказывается, только этого и ждала. Вдруг неизвестно откуда в руке у нее появилась финка, она замахнулась на толпу: «Разойдись!».Толпа шарахнулась прочь. А девчонка резко повернулась, потому что знала, что курсант не дремлет. И точно – он хотел неожиданно сзади схватить её за руку, в которой был нож, обезвредить, но не получилось. Она оказалась проворнее. Когда повернулась, сразу же махнула рукой с ножом – на авось, куда-нибудь, хорошо еще по руке, а не по голове попала. Курсант отдернул руку – по кисти стекала тонкая струйка крови. Дружинники хотели броситься на нее, но она выиграла уже момент, который ей был нужен, и теперь путь к отступлению был свободен. Она повернулась и легко, как газель, и быстро, как гепард, понеслась по улице. Курсант бросился за ней в погоню, успел крикнуть только одно слово: «Милицию!». Дружинники побежали за ним, а один из них забежал в телефонную будку. События разворачивались быстро, и некогда было соображать, что делать дальше. Мозг вырабатывал решение после того, как ты уже несся по улице вслед за человеком с ножом. На улице – люди, а эта деваха с ножом может наделать много бед, если её вовремя не обезвредить. И курсант бежал все быстрее, уже настигая девицу. Раненая рука ныла, и это придавало ему злости. «Догоню – убью!» - думал он. Но, конечно, так не сделал, потому что в следующий момент у него мелькнула мысль… И он так и сделал. Резкий рывок вперед, почти догнал её и – подножка. Девчонка со всей скорости летит в траву кубарем, прямо через голову. Курсант, не давая ей опомниться, наваливается на нее сверху, крутит ей руки за спиной. Но вдруг, что такое? Она, извернувшись, как змея, выскользает из его рук и, с криком «Кия!», бьет ногой ниже живота, не сильно, лишь бы он только не мог бежать. И тут же подбирает нож и бежит дальше. Курсант вскакивает, но тут же валится на землю. В глазах у него помутилось от боли.
   - Что с тобой, парень? Ты ранен? – дружинники пытаются его поднять.
   - Скорее… - хрипит он, - скорее… собаку надо… а-а-а… Она… знает каратэ… - и показывает рукой в сторону убегающей, - у нее нож… осторожно…
   - Кто знает каратэ? Девчонка?
   - Да…
   И тут же несколько человек бросаются в погоню. Курсант, наконец, встает. Подъезжает милицейская машина «Волга». Там уже сидит старушка-пострадавшая и испуганно смотрит на курсанта, как его под руки ведут в машину.
   - Скорее… осторожно, она знает каратэ… - твердит он.
   Милиционер подробно его расспрашивает, когда они едут вслед за бегущими дружинниками. Машина останавливается, все выходят из нее и видят трагическую картину. На траве лежит овчарка и хрипит. В боку ее торчит нож. Девчонка сидит рядом и, плача, теперь уже по-настоящему, приговаривает:
    - Собачка, не умирай, собачка!..
   Кто-то бежит вызвать машину ветеринарной службы. Один из дружинников осторожно приподнимает голову хрипящей овчарки, двое суетятся рядом, расстилая на земле невесть откуда взявшееся одеяло. Девчонку сажают в милицейскую машину. Она все безропотно принимает, только по-прежнему всхлипывает. Овчарку кладут на одеяло. Толпа народа шепчется, и это странно, будто все боятся говорить вслух.
   - Отправляй машину, - капитан милиции махнул рукой служебному «газику», в котором в этот момент сидела девчонка, вцепившись в решетку.
   - Расходитесь, товарищи! – просили дружинники, - расходитесь, пожалуйста, граждане!
   Когда «газик» уехал, тут же подъехала вет.служба. Собаку перенесли на руках в машину.
   - Ой, ну, надо же, ведь девочка совсем…
   - Нечего их жалеть, таких вот. Мы за их будущее жизни на фронтах не жалели, а они…
   - Что ж теперь с ней будет-то…
   - Ну, что ж, и посадят…
   - А мне её жалко все-таки…
   Народ расходился, говоря о происшествии и неизвестно было, то ли осуждали малолетнюю преступницу, то ли жалели…
   А весна набирала силу. Солнце щедро посылало свои лучи на землю. Журчали ручьи, щебетали птицы. И трудно, невозможно было поверить, что в такой прекрасный день кто-то ожесточился против людей, взяв в руки, пусть не огнестрельное, но все-таки оружие.

2.

   - Товарищ полковник, разрешите войти?
   Курсант, с перебинтованной рукой, но такой свежий, живой, как будто ничего и не случилось, улыбаясь, стоял на пороге кабинета.
   - А, Миша, заходи, заходи, ты теперь для меня всегда желанный гость. Проходи, усаживайся. Как самочувствие?
   - Спасибо, уже лучше.
   Могло быть хуже. Хорошо, что мы вовремя подоспели. Меня вот что удивляет: раньше Алина хоть и воровала, но без ножа. Но откуда у нее финка-то взялась? Вот что удивительно.
   - Кто это – Алина? Девочка, что ли?
   - Ну, да. Мы ведь старые знакомые. Вот в этом самом кабинете я заносил её на учет в детскую комнату милиции. Ох, Алина, Алина, беда ты наша…
   - Что, разве такая она ужасная? И всегда такая была?
   - Да нет, не всегда. Да ты ведь, верно, не знаешь, что с ней произошло? Хочешь послушать? Да, и еще вот что. Мне говорили, будто бы ты у нас работать собираешься. Так ведь?
   - Да, хотел бы. И, если можно, в эту самую, в детскую комнату.
   - А чего ж не к нам, в УгРо?
   - Да Вы не подумайте, что я трушу. Но уж больно непонятно: говорят, что буквально два года назад девочка эта была совсем другой.
   - Да уж, эти два года… Сколько за ними стоит. А ведь я предупреждал её – ты добром не кончишь с такой жизнью. Хотели её устроить на работу, но не захотела. Стала всем почти делать все наперекор. Только бабушку свою, слава богу, еще уважает, потому что кроме нее у Алины никого больше на свете нет. Бабушка Алину с малых лет растила, добру учила, за это ей Алина и благодарна. А вот случилась беда, и Алина подумала: раз у меня такие родители, то и у меня должны такие качества не сегодня-завтра появиться. Это я её спросил однажды, что, мол, как же ты такой стала? А она мне вот как ответила. Но если так подумать, беда ждала её всю жизнь.
   - Но как все было? Расскажите.
   - Хочешь послушать?.. Ну, что ж… И вот, для более полного представления жизни Алины, её «дела».
   Полковник поднялся с кресла и тяжеловато вылез из-за стола. Немолодой человек лет 50-и с посеребренными висками, полковник много видел в жизни, и немало ему пришлось вырвать из грязи молодых, только начинающих жить, юношей и девушек. Некоторые до сих пор присылали ему письма и поздравления на день рождения, 9 Мая, где всегда первыми словами были: «Спасибо Вам!».
   Миша оглядел кабинет. Полковник не любил, чтобы в кабинете было «все по-кабинетному». У него здесь были и шахматы, и телевизор, а на подоконнике много цветов, которые все выращивал сам полковник.
   - Любуешься? Люблю, понимаешь, цветы, да и вообще, жизнь люблю. Когда, допустим, посадишь росток, незаметный такой, крохотный, начнешь ухаживать за ним, поливать. Пройдет время, и из крохотного росточка вырастет красавец-цветок, выращивал который ты…
   Полковник подошел, положил пухлую папку на стол, на груду писем, которые только что читал перед приходом Миши, и виновато улыбнулся:
   - Воспитанники мои пишут. Взрослые стали совсем…
   В глазах его блеснули слезы. Но мужчине не положено плакать. И полковник вновь стал деловым человеком, открыл папку и дал её курсанту:
   - Здесь все есть, но я думаю, что лучше будет, если я расскажу, а ты по ходу моего рассказа будешь знакомиться с делом.
   И полковник начал свой рассказ…
   Миша рассматривал фотографии, читал письма, выписки, «знакомился с делом», но иногда взгляд его падал на груду писем, лежавших на столе. Он ненароком читал обратные адреса: Ленинград, Владивосток, Баку, Находка, Новосибирск, Рига… Сколько благодарных за свою теперешнюю людей прислали эти письма…

3.

   Алина с рождения жила в маленьком сибирском поселке Н***. И всегда рядом с ней была её бабушка. Бабушка была для Алины всей семьей: и матерью, и отцом, и даже дедом. Отца Алина никогда не видела. Бабушка говорила, что он работает в Москве на «большом посту» и никак не может приехать к ней, к Алине. А вот мать приезжала. Не часто, но хотя бы раз в месяц. Если не могла приехать, присылала открытку, в которой писала, что у отца, якобы, много работы, а она, мол, не может его оставить, надо помогать. Мать для Алины была воплощением женщины; хотя они не часто виделись, Алина представляла мать такой: величественно-красивой, ласковой, любящей матерью. Когда мать приезжала, вечером Алина выходила в обновках: мать не жалела денег для единственного чада. У Алины не раз возникал вопрос, откуда у матери столько денег. Она никогда её об этом не спрашивала, ведь бабушка говорила, что отец на «высоком посту». Но кто он, где работает, не знала даже бабушка.
   Однажды Алину соседский мальчишка обозвал «богачкой». Алина не заплакала, не обиделась. Она пришла домой ( мать с бабушкой в это время пили чай) и прямо с порога спросила: «Мама, ты – богачка?» мать от неожиданности не знала, что сказать, а бабушка встала и подошла к открытому окошку. «Ох, уж мне этот Андрейка, попадись только, все уши отдеру!». Потом подошла к Алине и погладила её по голове: «Деньги эти честные, внучка, трудовые, поэтому не надо так… Андрюшка ведь сам ещё глупый, не понимает, что мы теперь не «богачами» должны называться, а обеспеченной семьей. Вот так, внучка». Бабушка всегда умела убедить Алину, но тут и она не помогла. Все наряды прочно обрели своё место в сундуке, а Алина облачилась в свое старенькое ситцевое платьице, удобное и милое. С тех пор мать стала приезжать реже, а вместо подарков слала уже деньги.
   А про деда Алина слышала от бабушки, что в войну он пропал без вести, когда маме было 3 года. Осталась только одна довоенная фотография молодого дедушки, когда он поступил после школы в институт.
   А в остальном Алина была обычной девчонкой, как многие другие: бегала на танцы в поселковый клуб, где с девчонками выбирала такие места, где видно всех, а их не видно; ходила в лес по грибы, по ягоды, ссорилась с мальчишками, потом мирилась, в общем, жила, как все. В поселковой школе было много секций, и Алина хотела записаться сразу во все, но потом подумала и выбрала конную (благо, лошадей в поселке хватало!), потому что любила лошадей, животных вообще, но прозанималась там всего год. На следующий год откуда-то из центра приехал тренер по каратэ и многие мальчики из старших классов записались в каратэ… и Алина тоже.
   На первом занятии, когда было знакомство тренера с ребятами, произошло знакомство тренера и с Алиной. Когда тренер называл всех по списку и вскидывал глаза на поднявшихся, увидев фамилию Алины, он не сразу сказал её. Сначала прочитал про себя, потом подумал, что ошиблись, когда печатали списки, и сказал:
   - Королёв!
   Алина поднялась и поправила:
   - Королёва!
   Тренер уставился на нее, потом пробормотал:
   - Да, верно… Королёва. Так это ты? И ты хочешь заниматься каратэ?
   - Да, хочу.
   Пришлось тренеру записать и Алину. Алину и ещё одну девочку из другого класса. Но она через неделю перестала ходить на тренировки – уж очень сложно это для девочки. А Алина ходила до самого отъезда в Москву, то есть почти два с половиной года.
   Любила Алина не только спорт, но и предметы в школе: математику, историю, физику. В классе дружила со всеми, но особенно с мальчишками: никто из мальчишек не умел так ловко накидывать веревочное лассо, никто не мог так быстро забраться на самое гладкое дерево, никто не свистел так громко и продолжительно, как Алина. Среди мальчишек она была «свой парень». Но и с девочками Алина дружила и тоже была на высоте: вышивала, вязала, готовила лучше многих подруг. Нельзя сказать, что она была лидером в классе, компании, но ко многим её советам прислушивались, уважали за остроумие, быстроту мысли, находчивость. Умела Алина и правильно оценить ситуацию, быстро найти решение. Умела и посочувствовать в чужой беде, и помочь кому-то. Всегда Алина оказывалась рядом в трудную минуту. Но была Алина часто несдержанной, резкой. Но эти недостатки скрашивались удивительной её чуткостью и добротой. Сколько добрых слов шло в её адрес, учителя гордились ею! А грамотами да призами была буквально от пола до потолка увешана комната Алины. Все вроде было хорошо у Алины. Но мать… Она была для Алины загадкой теперь, когда в лицо Алине от её же друзей было брошено такое обвинение – «богачка»!
   Но однажды разом все кончилось. Кто-то из поселковых видел, как из района (машина была чужая, «не нашенская») приехал милиционер да еще двое в штатском. Они долго сидели в кабинете председателя, а затем, попрощавшись, вышли. Милиционер вскоре уехал, а двое остались, и временно поселились на квартире у рябой Макарихи. А так так хозяйка не отличалась умением хранить тайны, то после первого же вопроса незнакомца «А где, хозяюшка, у вас тут живут Королёвы?» разнесла по всему поселку, что «милиция скоро доберется до этой Королихи!».
   - Меня сам «ганарал» просвящал! – говаривала потом Макариха, сидя на завалинке с бабами.
   Правда, генерала в поселке никто не видел. А двое незнакомцев, один из которых оказался ни много, ни мало, как полковник милиции Рогов Степан Семенович, через день после отдыха у Макарихи, действительно направились к домику Королёвых. Рогов шел походкой удрученного человека, которому сейчас предстоит нелегкий разговор, а его спутник – лейтенант Алеша тоже деланно хмурил брови, косясь на полковника, но, увидев стайку девчат, сразу преображался. Из взрослого, серьезного человека он тут же превращался в 17-и летнего.
   Они шли по улице, два разных человека, таких непохожих ни по характеру, ни по возрасту, но объединенных сейчас одним делом: им предстоял трудный разговор с бабушкой Алины, самой Алиной, спортсменкой, пионеркой, добрым человеком, активисткой, мать которой была осуждена на долгий срок за крупное хищение государственного имущества. Ну, как им сказать об этом? Даже начать трудно. И согласится ли Алина уехать отсюда?
   Вот о чем думал полковник. Нелегко было идти с такими думами.
   Вот и калитка. Скрипнув, она отворилась. Во дворе – огромный, лохматый барбос в будке. Увидев чужих, он поднялся, зарычал. Из распахнутых дверей хлева вышла Алинина бабушка с полным ведром парного молока. Пузырьки на поверхности молока, лопаясь, постепенно исчезали. Как бы Рогову хотелось сейчас отложить все серьезные трудные разговоры, поговорить с этой старой, умной женщиной о жизни, расспросить её о земле, о делах в  поселке – ведь полковник тоже родился в деревне. Он вдыхал с детства знакомый запах деревни: свежего сена, только что накошенной травы, навоза, лошадей, коров и хлеба, свежего, только что испеченного деревенского хлеба. Хлеб – самое святое, что есть у людей, и полковник с детских лет научился ценить его. Вот почему этот запах так взволновал его сейчас.
   Женщина прикрикнула на пса, и тот послушно улегся, как ни в чем не бывало.
   - Здравствуйте, люди добрые, с чем пожаловали?
   - Здравствуй, мать. Разговор у нас к тебе. Важный. Алины касается.
   - Алины? – старуха встрепенулась, - что, что такое?
   - Может, в избу пойдем, разговор долгим будет…
   - Ой, конечно, конечно, заходите, люди добрые…
   И старушка заспешила в избу вслед за гостями.

4.

   На стене тикали ходики, отсчитывая минуты тягостного молчания, которое воцарилось после того, как полковник поведал правду о матери. Алина стояла у стола, положив руку бабушке на плечо. Бабушка плакала. Полковник, наконец, решился прервать паузу.
   - Алина, - позвал он.
   Она не шелохнулась, только по-прежнему прямо и зло смотрела в окно. Полковник оглянулся на Алешу, как бы призывая его на помощь.
   - Алина, - окликнул её лейтенант, - ты, конечно, понимаешь, что теперь оставаться здесь тебе нельзя…
   Она стояла и всё ещё верила, что это сон, тяжелый кошмар, который надо прервать. Школа, друзья, родной дом – и отсюда уехать?! НЕТ!!!
   - Нет!!! – закричала Алина и схватилась за голову. Слезы, наконец, брызнули у неё из глаз, - не верю!!! Ни одному вашему слову не верю!!!
   И забилась в истерике. Бабушка бросилась её поднимать. Алина отбивалась, кричала…
   У дома собрались люди. Все свои, родные, на одной улице жили. Машина подъехала к крыльцу. Стали грузить вещи. Мальчишки из Алининого класса помогали носить чемоданы, узлы, посуду. Алина сидела хмурая, никого не замечая.
   Полковник в тот же день долго убеждал бабушку Алины, что им с девочкой лучше уехать в город, чтобы спокойнее жить, где их никто не знает. Конечно, соглашался он, поселковые – свои люди, поймут. И всё же… Взять хотя бы ту же Макариху. Острая на язык женщина, и не глупая вроде. Но ненароком сорвется одно слово, другое. Мало ли что…
    И Алине спокойнее надо жить, учиться. Всё забыть и учиться, вставать на ноги.
   Наконец, выбор был сделан. Бабушка со слезами провожала любимую Буренку со двора, когда соседка уводила её. С соседкой бабушка очень давно была в приятельских отношениях и даже не хотела продавать корову, а просто отдать. Но соседка прямо-таки насильно вручила ей деньги, сказав: «Пригодятся на что-нибудь. Тебе теперь о ней думать надо». И кивнула в сторону Алины.
   Кур, огород с домом бабушка оставила колхозу. А школьники уже говорили, что в Алинином доме сделают библиотеку. И настал день разлуки…
   Бабушка уже спокойно руководила погрузкой, говоря, что надо ставить в кабину, а что в кузов, что бьется, а что надо ставить «стоймя». И совершенно забыла про Алину.
   Её окружили одноклассники. Подошла классная руководительница, что-то говорила, гладила по голове. Подруги дали ей в руки вышитое полотенце на память. Алина встрепенулась и с удивлением глядела на затейливых петушков по краям его, потом взглянула на одноклассников. Лицо её было полно печали.
   Андрей несмело приблизился к ней и протянул заветную вещь – финку, которая была ему дорогА. Осталась от деда с войны. Многие мальчишки хотели бы иметь её. Пытались меняться, но Андрей ни за что бы не променял такое сокровище. Тут он отдал финку просто так, на память. И мальчишки поняли – так надо.
   Алина еле слышно шепнула «спасибо».
   - Пора, Алина, - бабушка стояла рядом и нерешительно глядела на внучку.
   Алина встала и направилась к машине.
   - Я напишу вам, я обязательно напишу! – крикнула она сквозь слезы, когда машина тронулась. Она сидела с бабушкой в кабине и махала рукой: «Прощайте! Прощайте! Прощайте!..»
   Её класс, любимая учительница, соседи, друзья стояли у её дома и махали вслед удалявшейся машине. Вот уже и не видно машины, только облачко пыли над дорогой. Вот и облачка уже нет. Рассеялось…


(продолжение следует)
Написано в 1977-78 г.г.