Глубинка

 Глубинка, это – моя малая родина, с старшей сестрой и  братом, небольшой деревенский посёлок Ракшин, в котором мы, и родились.

Расположен он – в Калужской области, Хвастовичско-го района, Воткинского сельского совета. Это – выселки из села Воткино, дворов, на полтора десятка.

От Москвы, если ехать по железной дороге с киевского вокзала, то это – триста пятьдесят километров, да станции Судимир, а там, дальше, по большаку на Хвастовичи – на автобусе, километров семнадцать, до Воткинского поворота, а от него, по сельской дорожке – пешком, километров семь-восемь до посёлка Ракшин...

Осенью двухтысячного года, мы с сестрой Ниной, уговорили брата Алексея – посетить нашу малую родину. У него тогда был – старенький «москвичёнок»...

Приехали мы тогда, сначала – в село Воткино, к двоюродной сестре Оле. Она жила там, со своей младшей сестрой, Раей, в старенькой, покосившейся хате, построенной ещё их отцом, сразу, после войны, нашим дядей Митей, братом нашей матери...

Раньше казалось нам, что Воткино, это – большая перспективная деревня, расположенная на невысокой возвышенности, на которой, когда-то – располагалась деревен-ская церквушка, разрушенная во время войны, и – семилетняя кирпичная школа, в которую, ходили мы все , со своих посёлков...   

...А сейчас Воткино, показалось нам: расположенным в низине, над которой висел сейчас – синий туман. И брат тогда, объяснил нам, что, это – чад от чернобыльской радиации... И тогда нам стало – грустно...

... И мы тогда, увидели у хаты двоюродных сестёр: целую гору, неестественно больших тыкв...

И брат нам объяснил, что это – результат радиацион-ного облучения. И нам стало – ещё грустней...

И нам стало обидно за людей…, живущих здесь... Но брат снова объяснил нам, и – утешил нас. Он сказал, что здесь люди: много пьют, и водка их – защищает от радиации... Хорошенькое утешение! ...

...И тогда мы – заторопились с посещением могил отца и дяди Мити на кладбище. Тогда мы побывали и на могиле нашего общего учителя по математике и физики – Духова Петра Семёновича... Да. Время нас – никого не щадило...

Вечерело, когда мы покинули кладбище... Синева над селом Воткино, стала – несколько скрадываться...

... И мы тогда, за радушным столом наших двоюродных сестёр – много пили…, "спасаясь" от радиации... Брат и сестрой тогда, всё старались закусывать продуктами, привезёнными с собой...

И я потом – крепко уснул... Мне было очень уютно в деревенской избе, двоюродных сестёр...

Но меня разбудили рано утром, брат и сестра. Они, в один голос, сказали мне, что они: всю ночь не спали:  им было плохо от радиации... 

... И я понял, что о посещении нашей малой родины, посёлка Ракшин: не могло быть и речи... Я был – очень недоволен… Тогда мы, быстро снялись, и уехали...
 
Брат с сестрой тогда, стали объяснять мне, что  на  меня радиация не так подействовала, потому что я – был сильно пьян. И я, невольно: согласился с ними…

...Так безуспешно – закончилась наша первая поездка на нашу покинутую, малую родину...

... И лишь спустя два года, в августе две тысячи второго гола, мы снова, с сестрой Ниной, уговорили брата: попытаться проехать на родные места, посёлка Ракшин...

Тогда я – собрал, из школьного демонстрационного счётчика Гейгера, переносной прибор, для определения интенсивности радиационного излучения...

...И вот мы – снова в пути, на стареньком "москвичён-ке". Вдоль большака, от железнодорожной станции Судимира, почти на каждом телеграфном столбе – сидели аисты. Их было много... Раньше их, в этих местах, ни кто  не видели.

И брат тогда, с видом знатока, снова стал объяснять нам, что аисты прилетели сюда, потому, что: воздух здесь стал:  чище, он очистился от радиации.

И я тогда – включил свой прибор для определение радиации: количество вспышек было такое же, как и в Москве, в пределах естественного фона. И это нас – порадо-вало... 

...И вот, мы снова – в деревне Воткино, у двоюродной сестры Оле. Теперь она жила одна, в деревянном, добротном совхозном доме, на две семьи…

Отцовская хата тогда – совсем развалилась, и ей от работы: дали эту половину дома. Вторую половину его, занимала семья Лесиных, сына Володи Лёвина, как его зва-ли раньше на Рыкшине... 

…С торца дома, Олиной половины, перед самой калиткой её околицы – лежала куча нераспиленных берёзовых дров, а рядом с ней, чуть наклонившись, стояла водяная колонка…

Внутри, за калиткой, располагался большой, хорошо убранный хозяйственный двор, с собакой у крыльца. А напротив крыльца, за небольшой загородкой, был расположен участочек, засаженный, бушующей, кормовой свеклой для скотины...
 
Далее, за домом, были расположены: хозяйственные постройки, в которых размещалась корова с телёнком, свиньи, и куры...

 А за свинарником, с той стороны околицы, был располагался: чистый, аккуратно убранный туалет, с рулоном туалетной бумаги...

А далее, за туалетом, уходил вверх: большой участок, засаженный буйнорастущей картошкой...

… Сразу, с крыльца, Олиной половины дома – попадаешь: в просторную, застеклённую веранду, из которой, дверь напротив, вела прямо: в прихожую её половины дома.

 С лева, от входной двери прихожей, за деревянной переборкой, располагалась – спальня, с любовно убранной кроватью, а справа от двери прихожей – располагалась: большая кухня, с ладно сложенной русской печью.

А напротив от двери прихожей, за застеклённой дверью – располагалась: большая, чисто убранная горница, с  любовно оформленным, светлым окном, божницей в углу, и мебелью. А с правой стороны от горницы, за деревянной переборкой, располагалась: вторая спальня, возможно, детская...
 
Жила тогда Оля, в своей половине дома – одна. А вести хозяйство по дому, ей помогал – сосед, безропотный, одинокий мужичёк. Жил он – в соей хате. А к Оле он приходил помогать косить траву на сено, заготавливать дрова назиму, и  – копать и уберать картошку...
 
Изредка, Олю – навещали её сёстры и дочь, Наташа... А муж сестры Маши, при этом – помогал ей по дому, по электрике...

... А когда мы заговорили с Олей о поездке на Ракшин, то она, неодобрительно отозвалась об этом, и сказала, что туда сейчас – ни проехать, ни пройти, всё заросло густым, молодым березняком...

– Сейчас на Ракшине, – говорила она тогда, – молодой, непроходимый лес, высотой метров пять. Вы там заблудитесь... Дороги туда – нету... А через Почаевку…– и она замолчала...

– Раньше,  на Почаевку,  – хотели  проложить  бетонку. Но, не успели. Проложили только: до половины дороги. И в Почаевке, сейчас, – никто не живёт …

А на Силках сейчас – только один наш покос, и туда тоже – нет дороги, только один травяной след от наших уборочных машин, – закончила Оля …

 Но наше желание: посетить родные места, своей малой родины, те места, где мы родились – было выше всех опасений,  сомнений. Не зря же мы – столько проехали...

... Но мы поехали на Ракшин, через: Почаевку, Подымово, и – Силки...

… С бетонки, мы спустившись: на хорошо укатанную травянистую дорожку, ведущую, через Подымово на Силки.

Вскоре мы подъехали: к пологому оврагу, который был пересечён – глубокими, залитые водой, колеями от колёс грузовых машин. У них были лишь сухие, не залитые водой кромки.

И мы, поехали по кромкам, рискуя в любой момент: сползти с них в воду... Мы тогда – не совсем понимали: что будет дальше, и втайне, надеялись, что дальше дорога будет – лучше...

Но мы ошибались. И нам пришлось, ещё в нескольких местах, искать объезд, залитые водой колеи от машин...

А если пройдёт дождь? Об этом нам – не хотелось и думать... В такой глуши, где мы сейчас оказались, нам уже – никто не поможет!...

... Но, лиха беда начало, – мы ехали, на свой страх и риск. И вскоре мы выехали – на сухое, возвышенное поле. Похоже, что это – было Подымово? Но было так всё не-узнаваемо, что мы – не верили этому…
 
…Дорога повернула влево, и стала опять – спускаться вниз… Впереди показалась линия электропередач, пересекающая нашу дорогу, а внизу, под ней – добротный по этим местам, мост из железобетонной трубы, с – доста-точно высокой насыпью через овраг.

Линии электропередач, в нашу бытность в этих местах: небыло, и, тем более – такого моста... И теперь, – куда ведёт эта дорога, и её мост? ...

... Но брат, не сориентировавшись на местности, – сходу переехал, и мост, и линию электропередачи...

Дорога стала подниматься вверх… Слева показался: незнакомый кусочек леса... Я тогда: подумал, что брат, вот-вот – остановится, что б осмотреться, и сориентироваться на местности. Но он – не остановился...

А дорога, тем временем, – повела нас, вправо, в низину... И перейдя через неё, она ещё раз, чуть повернула вправо, и далее: пошла вверх…

И мы с сестрой тогда – забеспокоились, и попросили брата остановиться... И только тогда – он остановил машину...

... Мы осмотрелись. Справа от нас, среди старых низкорослых берёз и лип – выделялась: возвышенность.. И я сразу, сориентировался..

– Мы уже проехали посёлок Силки... – сказал я тогда брату.  – Вон видишь – наш Курган. Мы же сейчас находимся на дороге, ведущей к большаку, на Буду и Хвастовичи...

И тут я вспомнил, что когда мы поднимались вверх от моста, справа  от нас – лежали побуревшие на солнце, неубранные травяные ряды покоса, о котором говорила нам, двоюродная сестра Оля...

Но брат мне – опять не поверил... И тогда мы – остановились на привал...

А я тогда, пошёл вниз, по еле заметной в траве, песчаной дорожке, идущей вдоль жиденьких кустарников, в сторону, предполагаемого мной: силковского оврага.

Пройдя мимо двух старых, одиноких и умерающих лип, я стал спускаться вниз, к густому олешнику, полагая, что в нём – расположен, заросший силковский овраг.

Подойдя к нему, я мысленно, прикинул по памяти, где могла бы быть переправа через овраг, ведущая на посёлок Силки, и стал осторожно, раздвигать руками, кусты олешника и крапивы.

И я стал пробираться в вглубь оврага, с каждым шагом,  рискуя ступить в какую-нибудь глубокую колдобину, залитую водой.

 И вскоре я вышел – к небольшому, тихо журчащему ручейку, с кристально чистой и прозрачной водой. И мне, так захотелось глотнуть её живительную влагу…

Я уже предполагал, что этот ручеёк пополняется водой: из силковского Ключа, родничка, который поил нас, и обеспечивал водой после войны…

И тут я увидел, справа от себя: небольшой конец старого бревна, выглядывающего со дна ручейка. И тогда я, окончательно убедился, что нахожусь сейчас – на бывшей переправе через овраг на посёлок Силки... 

И тогда я, уверенно перешагнул через ручеёк, и вышел из зарослей оврага.

Поднявшись вверх, я осмотрелся: где-то здесь, справа, должно было быть место, где раньше стояла наша хата, построенная в 1950-ом году старшим братом Алексеем, совместно со мной.

Впереди, справа-налево, проходила: накатанная травя-нистая дорога, по которой только что мы проехали, а далее, за ней – просматривался лес Косяк...Так мы его тогда звали... 

И тогда я, тем же путём, вернулся к машине, где меня уже заждались, брат с сестра. Я рассказал им, что только что – был на месте бывшего посёлка Силки...

И тогда сестра, согласилась со мной, и признала в корявых берёзках на возвышенности: силковский Курган. И влево от Кургана, за оврагом, она признала Афонасовский Луг посёлка Ракшин.

Но брат, снова – не поверил нам, и продолжал настаивать на том, что мы сейчас: находимся на дороге, ведущей из Силок, на Почаевку...

И тогда я, предложил ему: пройтись со мной по моим следам, по которым я только что прошёл, и самому убедится в своей неправоте...

И мы пошли …. Увидев в ручейке оврага старое бревно, брат заколебался... А когда мы перешли на ту сторону оврага, я показал ему вишнёвые кусты, где раньше стояла наша хата, и – укатанную травяную дорогу, по которой только что мы проехали, и влево, по ней – высоковольтную электролинию на железобетонных опорах, и за дорожкой – наш лес-Косяк….

Но брат – не верил своим глазам, и стоял, в растерянности, не на что не решаясь. И тогда я ему предложил:

– Не веришь? Иди сейчас к машине, и вы вместе с Ниной езжайте обратно по той же дороге, по которой только что мы проехали. А я подожду вас,здесь, на этой травя-ной дорожке...
 
От неожиданности моего предложения, брат – несколько растерялся: он боялся, что я могу потеряться здесь, в этой глуши...

Но, поколебавшись немного, он согласился со мной, и, тем же путём, пошёл обратно к своей машине... 

...И, через некоторое время, машина – подъехала ко мне. Брат открыл дверцу, чтобы я садился в неё. Но я предложил ему самому – выйти и осмотреться …

Вид у него был: озадаченный, и – смущённый. Он не вышел. Вышла только сестра. Но и она, на мои предложения, пройтись по бывшему посёлку Силки, не согласи-лась. Конечно, было трудно идти по густой, высокой траве бывшего посёлка...
 
И я тогда, стал издали, обрисовывать ей открывшиеся нам: старые-новые окрестности...

Я указал ей на место, где раньше стояла наша хата, на низину с овражком, где раньше стояла хата Козьмы Ионыча, на наш Косяк леса, слева от которого, сейчас был: густой березняк.

Там, наверное, и сейчас должны сохраниться: две воронки от взорванных боеприпасов, собранных в лесу и на полях, женщинами посёлков Ракшин и Силки, после того, как немцы расстреляли мужиков на посёлке Бор...

...Но тут брат – потерял всякий интерес ко всему, что я говорил, и заторопил нас. И мы – поехали. А когда мы переехали через бетонный мост, и поднялись на взгорок, брат остановил машину, и вышел из неё.

Он стал пытаться: съориетироваться на местности. Я сказал ему тогда, что мы находимся сейчас – на подымовском поле. Брат – не верил... И мы, остановились здесь: на привал...

Мне, всё-таки, хотелось – попасть на место посёлка Ракшин. И я пошёл тогда: обратно, через мост, на силковское поле, к тому месту, где мы только что были, надеясь съориетироваться на местности, и найти место бывшего моста через ракшинский овраг, ведущий на посёлок Ракшин...

...Поднявшись вверх. по силковскому полю, к стоящему справа многоствольному дубу, я осмотрелся, определяя место бывшего моста на посёлок Ракшин. Но всё было – трудно узнаваемо...

Неожиданно, из предполагаемого мной леса-Косяка, вышли три человека с собакой. «В такой безлюдной местности!?», – удивился я, и обрадовался.

Это были – грибники. Они шли – в мою сторону... И я узнал их: это был – Лесин Сергей, сосед из второй половины дома двоюродной сестра Оли, с двумя парнями, и собакой.

И они догадались о том: зачем я здесь. Сергей, указал мне  на ракшинский овраг, и сказал, что они тоже идут туда, и могут меня проводить. И я, крайне – был обрадован.

Сергей тогда, посмотрел на мои ботинки, и сказал:
– В таких обувках, через овраг – не пройдёшь... Утонешь. А за оврагом – такой бурелом, что руку некуда просунуть... Прошлый раз, я там – потеряли патронташ, вместе с ремнём. Сейчас думаем, посмотреть...

...И мы пошли. Молодые ребята ушли вперёд, а Сергей: остался со мной, и повёл меня через овраг, выберая твёрдые кочки для моих ботинок...

А когда мы выбрались из зарослей оврага, то перед собой я увидел, стену из высоких, молодых деревьев метров по четыре-пять. Сергей, раздвигая руками частокол деревьев – повёл меня через них. Вверху – ничего небыло видно, кроме кусочка голубого неба ...

Но вскоре, я увидел верхушки больших деревьев. Это были – старые деревья, нашего посёлка Ракшин.

Частокол – сменился мелколесьем, и я стал узнавать местность. Место, где раньше стояла наша хата, я узнал по своей, погибающей раките. Её сук, на котором в детст-ве мы устраивали качели, был сломан, и верхушкой, упирался в землю...

И по груше, стоявшей раньше, с другого торца нашей хаты. Я тогда после боя, когда пришли к нам немцы, и мы вылезли из своих окопов, под грушей, нашёл непонятный мне тогда, какой-то белый полукруг.

Тогда я – показал его матери. И она сказала мне, что это – внутренней жир. А когда она потом, положила кусочек его в толчёнку, то было очень вкусно, и хорошо пахло...

...А когда мы, проходили с ребятами мимо места, где раньше стояла на Ракшине: хата Лесиного Володи, я сказал Сергею:
– Здесь стояла ваша хата, – но он, никак, не отреагировал на мои слова...

И тут я – спохватился: ведь это было: шестьдесят лет тому назад, а Сергею-то, от руду было – лет тридцать с плюсом, и он об этом, не мог знать, а экскурсию в такие джунгли, ему никто, никогда  не мог устроить ... 

...У места, где раньше стояла хата Мокрининых, мы повернули направо, и пошли вниз, в сторону ракшинского моста через овраг, в село Воткино.

А слева от нас, у поворота бывшей дорожки на Никитинский посёлок, уже стояли наши ребята с собакой, и ждали нас.
Я тогда спросил у Сергея про пруд, что был у ракшинского моста. Но он сказал, что – ни пруда, ни моста там уже больше нет. Всё – заросло, и это место, обозначено, лишь велосипедным колесом, повешенным на ольхе.

И он, проводил меня до этого колеса. Всё было, до глубины души – грустно, и неузнаваемо...

И я спросил тогда  Сергея:
– А могу ли я здесь, вдоль этого оврага, пройти к месту, где раньше, после войны, стояла хата Алёшки Савельева? ...

Он покачал головой:
– Лучше иди, обратно, по нашим следам – заблудишься...

И мы расстались. Он пошёл к Никитинскому повороту, где ждали его ребята. А я, не послушался его, и пошёл вдоль оврага, в сторону бывшего Алёшкиного дома...

И вскоре я понял, что зря не послушался Сергея. Я снова очутился – в джунглях, и надо моей головой, был лишь – небольшой кусочек неба...

И тогда я – отказался от мысли: найти место, где раньше стояла хата Алёшки Савельева, и резко повернул вправо, в надежде вырваться из объятия джунглей.

Но джунгли: не выпускали меня, они – не кончались. Идти – было трудно. И я всерьёз – забеспокоился... И тогда я – повернул несколько влево, чтобы выйти к оврагу, но одни джунгли – сменились джунглями оврага.

И тогда я, сквозь них – стал спускаться ближе к воде, ища место, где мы только что с Сергеем переходили ручей. Но никакого следа, ни в траве, ни в ручье, я не находил...

...И так я– проходил вдоль ручья: около сорока минут, то в одну, то в другую сторону, ища след для перехода через ручей. Но следа – нигде небыло видно...

Смотрел вверх, ища провода высоковольтной линии, под которыми, мы с Сергеем проходили. Но и проводов, нигде небыло видно...

Заблудился... Солнце уже – катилось к закату... И тогда я решился: переходить ручей там, где смогу...

Осторожно ступая на кочки, опасаясь ступить в какую-нибудь глубину, я наконец-то, перешёл на ту сторону оврага.

Передо мной открылось, – какое-то непонятное, залитой солнечным светом поле, а из-за его возвышенности, я увидел дымок. «Куда я попал?» – подумал я тогда...

Пройдя несколько шагов вперёд, я поднялся на возвышенность... и тут я увидел: машину, и рядом с ней, у костра – сидящего брата Алексея.

Он на костре – жарил кряжмо, (кряжмо, это – обжаренные на костре, не совсем вызревшие колосья ржи или пшеницы). А рядом с Алексеем – сидела сестра Нина, и читала Библию, вымаливая меня, заблудившегося, у Полдневного...

Я облегчённо вздохнул... Увидев меня, сестра – обрадовалась, и отложила в сторону Библию... Я подошёл к машине... И оказалось, что я вышел к ним, как раз напро-тив бывшей хаты Алёшки Савельева…

И тогда я, рассказал им, что был на Ракшине, и блудил в его зарослях. Был на месте, где раньше стояла наша хата. Сохранилась лишь – сломанная ракита и груша, что стояли у нашего дома....

Но брат, опять мне не поверил... И я тогда, пояснил ему, что на Ракшин – меня проводил Лесин Сергей. Он, с двумя пацанами и собакой, вышли на меня из Косяка. Они ходили за грибами. Но ничего – не нашли...

Солнце стремительно клонилось к закату. И я подумал: если поторопиться, то можно ещё успеть. Не возвращаться же им нисчем. И тогда я,  предложил им: 

– Хотите, я сейчас, до захода солнце провожу вас на Ракшин? Только держитесь меня, что б – не заблудиться...

Сестра, заколебалась: потратив столько усилий и переживаний, ей не хотелось уезжать, не побывав на своей малой родине. И она согласилась...

Но брат, неуверенно проговорил:
– Надо возвращаться,  пока светло...

Но потом, – и он согласился... И тогда я, взяв фотоаппарат, повёл их через мост, на силковское поле...

...Трудно было поверить, что вот этот бетонный мост, сейчас стоит, на том самом месте, где в сорок втором году, завязли в трясине и стояли: два трактора «Сталинец», со стомиллиметровыми пушками на прицепах.

Их тогда бросили,: нашими отступающие войска. Недалеко от них, я тогда, увидел убитого нашего солдата. Голова его была: в запёкейся крови...

И тогда я, всем своим нутром – ощутил весь ужас пришедшей к нам войны, и – ту материнскую скорбь, что принесла она всем. И мне стало – страшно...

...И вот сейчас я, как турист, с фотоаппаратом в руках, пришёл сюда, на то место, где в детстве, впервые испугался за будущее своей страны...

... Перейдя во второй раз железобетонный мост, я сей-час, стал искать след, по которому только что прошёл с Сергеем. Но след почему-то, опять от меня спрятался.

Сестра шла следом за мной, а брат – не послушался меня, и пошёл «своим путём». Он, быстро перебрался на ту сторону оврага, и – затерялся в джунглях...

И потом, оттуда, он стал подавать голос. Я разозлился на него, и не стал отвечать ему. Тогда, сестра Нина, стала отвечать на его голос...

А голос его: всё куда-то удалялся, и удалялся от нас... И только тогда, когда мы вышли из цепких джунглей оврага, он пришёл к нам, на голос сестры.

И тут он стал хвалиться, что видел все мои следы, где я ходил, побывал под берёзкой, под которой он, сорок лет назад, ждал меня, пока я ходил к месту, на Ракшине, где раньше стояла наша хата...

И тогда я, ещё сильней разозлился на него... Пойти же с нами сейчас, вместе, и сфотографироваться на месте, где раньше стояла наша хата, он не согласился, отмахнулся, и пошёл обратно на ту сторону оврага, по только что сделанному нами следу...

Я тогда – вспыхнул, и мы вдвоём с Ниной, пошли к родным местам...
   
«Стоило ли ему ехать четыреста километров по асфальту, и здесь – по бездорожью, чтоб...», – подумал я тогда, не находя слов, что б выразить своё негодование...

Тогда я, сфотографировал сестру у нашей сломанной ракиты, и – в высокой траве, на месте, где непосредственно стояла наша хата...

...И тут, солнце – уже стало цепляться за верхушки деревьев Никитинского леса, и я – заторопился. В спешке, несколько кадров, наложил один на один. Выдержки устанавливал неточно... И всё злился на себя, и – на брата Алексея...

И мы с сестрой – стали спешно возвращаться. Сумерки быстро сгущались, а я снова – не смог найти то место, где только что переходили ручей оврага…

И Алексей, не дождавшись нас, стал подавать нам свой голос. Но теперь он – раздавался, с силковского поля, куда брат, перегнал машину...

Тогда сестра – устала, и еле переставляла ноги, цепляясь за кусты смородины и крапивы. Мы шли медленно, с трудом пробираясь сквозь переплетения травы и кустар-ников.

 А когда мы выбрались из оврага – было уже совсем темно. Вышли мы тогда – к побуревшим рядам скошенной травы Олиного покоса.

Слева от нас, под развесистым многоствольным дубом, стояла наша машина, а рядом с ней – горел костёр... Под дубом, мы – расположились на ночлег.

Поужинали, чем Бог послал. А Алексей выкатил нам из углей костра, по печёной, обжаренной картошины, Потом он – разогрел на костре: Олины котлеты, и разложил на подстилке: зелёный лучок, огурчики, и помидорчики...

И мы, с устатку – распили бутылочку самогоночки, что дала нам в дорогу, сестра Оля, и – стали готовиться ко сну... 
 
Нина расположилась в спальном мешке, на траве под дубом, а мы с Алексеем – расположились внутри машины, на её раскинутых сиденьях.

И он, всё никак не мог понять: как это – мы вернулись с дороги, ведущей на хвастовический большак, если мы были – на дороге, ведущей на Почаевку...

И я тогда, предложил ему: оставить выяснения – до утра... В машине было тесно, и поддувало в щели. Спали мы плохо...

...К утру, погода стала портиться, и на нас – покропил, небольшой дождичек...

А когда мы встали, то увидели, что со стороны Афонасовского Луга, на нас заходила чёрная, дождевая тучка... И мы – заторопились…

Быстро собрались... Но перед тем, как возвращаться домой, Алексей все-таки, решил – развеять свои сомнения, и поехать на ту дорогу, откуда мы вчера вернулись.

А я сказал ему тогда, что эта тучка – сейчас идёт: как раз туда, куда мы сейчас собераемся поехать. И здесь, брат – не поверил мне...

И мы поехали, и вскоре наша дорога – повернула в сторону чёрной тучки. И мы подъехали: к хвастовичскому большаку, и у самого большака, нам дорогу – преградил весёлый, песчаный перекат, с прозрачной водой.

Это бы ручеёк, который раньше проходил вдоль обочины большака. Сейчас он, уходя  влево от нас, растекалась по всей ширине бревенчатого настила большака. Он был похож: на широкую лесную речку, за которой возвышался могучий Менческий лес. Это был – хмурый и тёмный лес...

А влево, от нас, уходила: хорошо накатанная дорожка. Это был – объезд речки-переката большака. Она вела, – в сторону бывшего посёлка Бор, где немцы, во время войны, расстреляли мужиков...

И тут Алексей, окончательно убедился в своей неправоте, и развернул машину обратно. Но было уже – поздно: со стороны Афонасовского луга, на нас надвигалась, грозная туча.
 
И мы, не проехали и ста метров, как нас накрыл, кратковременный, дождик. И наша дорожка, стала – скользкой. И тогда брат – свернул в сторону, на траву. Но, не проехав и десяти метров, как машина сползла по скользкой траве, в хорошую колдобину, и села на брюхо.

Я тогда, стал ругать брата, что он зря съехал с дороги на обочину. А он мне:
– Ты – не шофёр, и ничего не понимаешь...

Тучка ушла, а мы стали пережидать, пока подсохнет дорожка. Впереди нас ждала ещё – дорожная неизвестность.

Но, на наше удивление, когда чуть подсохло, мы – нигде не застряли, и благополучно выехали на, почаевскую бетонку...

...Нам надо было спешить домой. Так как, сестра Нина, оставила всё своё поросяче-куриное хозяйство: на сына. И хотя он  и обещал, что справится, но...

 ...И мы, не заезжая больше к двоюродной сестре Оле, от Воткино, выехали на большак, идущий из Хвастович на станцию Судимир, и через каких-то три часа – уже ехали мимо Калуги, в Вознесенье где ждал нас, сын сестры Нины, Николай….
...
...Следующая наша поездка на малую родину состоялась восьмого сентября две тысячи второго года. Брата Алексея, тогда с нами небыло. Он был в санатории.

 И нашим шофёром  стал тогда, – Александр Николаевич Коняев, мой товарищ и друг, по бывшей, совместной работе...

В тот год – была сильная засуха, и повсюду, горели леса и луга, дымом заволакивало населённые пункты, и на нашем пути, начиная от железнодорожной станции Су-димир, всё чаще стали попадаться: обгорелые, опаханные рвами, луга и поля. Картина была – ужасающая...

И мы снова приехали, к двоюродной сестре Оле. Она обрадовалась, захлопотала...

– А у нас, Ниночка, такая беда, такая беда..., – с болью в голосе, затараторила она, накрывая на стол. – Илюха Кузнецов, умер... а ево жана, Линка – пропала...

– Как – пропала?! – в один голос, спросили мы...
И. поставив на стол миску с солёными огурцами,  Оля сказала:

– Она, после ево смерти – продала ульи ево с пчёлами, и какие-то ево железки... и – пропала... Говорят – вместе с деньгами сгинула... Хто ево знает... Пропала – и всё тут... Приезжала милиция из Хвастович... Искали...  Так и не нашли... 

– А сейчас, кто живёт в их доме? – спросили мы её.
– Нихто. На лето – приезжают ихнии дети....

... За столом, мы помянули Илюху. Он был – троюродным братом нашего отца. Хороший был мужик... И мы всегда заезжали к нему в гости, когда приезжали в Вотки-но...

Погоревали по Линке, его жене ... Что с ней случилось?  Наверное – убили за деньги... Кто его знает…

А когда мы вышли из-за стола, на улицу, просвежиться. Там было неуютно, и пахло гарью. И Оля тогда, с грустью, сказала мне:
– Вот такие дела, братик, в нашей глубинке...

...Вечерело. От околицы Олиного дома – было видно, как в низине, вокруг деревни Ястребиха, опахивал поля, одинокий трактор... А поодаль, горела какая-то постройка, в дыму, метались люди... И было – жутко...

... И мы, назавтра, посетив могилы своих родных и близких, на кладбище: заторопились на место малой своей родины, где мы родились. Возможно, и там сейчас: горят поля...

И мы снова, по бетонке, поехали через Почаевку. По пути, нам были видны, опаханные рвами, неубранные поля. А после бетонки, все поля были – неузнаваемыми... Они были – сплошь чёрными... 

Но зато, в этот раз, мы без особых приключений проехали до места бывшего посёлка Силки. Там я сфотографировал сестру на месте бывшего нашего дома на Силках..., а на место нашего дома на Ракшине, она решилась идти не, уже не те годы...

И я пошёл один... Но теперь, известные мне джунгли, показались мне, совсем другими: они стали хрупкими, и их тонкие берёзки – хорошо ломались под моими ногами... И пробираться сквозь них – было намного легче...

...Это была наша – последняя поездка к незабываемым, родным местам... Вскоре, ушли из жизни – наши прежние шофера... Время брало своё... И наша Глубинка – осталась ждать, своего часа...


Информация для размышления

 Посёлок Ракшин, во время войны – сожгли немцы. Потом он от-строился на новом месте, чуть ниже, ближе к оврагу, там, где я искал место хаты Алёшки Савельева. И колхозники, тогда – стали получать что-то на трудодни... И наша Глубинка – стала вновь возрождаться...
 И посёлок Силки, также, во время войны – сожгли немцы. Потом он отстроился на прежнем месте. Тогда построили на посёлке – начальную школу, детскую площадку, и на ней – карусель. И наша Глубинка тогда – стала вновь возрождаться...
 
 А потом..., коммунисты – решили, что наши посёлки Ракшин, Силки, и Почаевка – неперспективные, И они решили тогда: их расселилить. И наша Глубинка тогда – стали умерать..., и вскоре – умерла… 

2008 год