Листопад

ЛИСТОПАД
Рассказ.

             Кружился в танце листопад. Трехпалые листья с вычурными узорами медленно падали на землю, застилая ее многослойным покрывалом. Невзрачный ноябрьский ветер лениво сгонял  листья в «сугробы», оставляя память об ушедшем лете.
             Город Светловодск готовился к пуску АЭС. Могучий Днепр был перекрыт плотиной, и в тихую погоду было слышно, как седой исполин тяжко вздыхал, тая под спудом свою несметную силу.
             Зарубежные  фирмы поставляли оборудование, и  город был полон иностранцев. Из-за них, собственно, и не давали увольнения солдатам, хотя воинская часть, дислоцирующаяся на окраине города,  не отличалась особой секретностью. Видимо, кто-то мудрый и ответственный, там, наверху, решил: как бы чего не вышло.
            Мать Володи Чистюгина уже в который раз просила сына прислать фотографию. Очень ей хотелось увидеть его, невысокого, коренастого, в ладно скроенной армейской форме. Она была уверена, что форма сыну  очень даже к лицу. Да и перед соседками хотелось похвастать: у одной сын служил в стройбате, у другой – сидел в тюрьме за хулиганство, а у нее, вот – связист, да еще в сержантах ходит, командир…
            - Товарищ капитан! Отпустите в город сфоткаться, - в который раз упрашивал ротного командира сержант Чистюгин. – Мать просит почти в каждом письме…
           - Чистюгин, ты же знаешь, увольнения запрещены…  Кру-гом! Хотя, стой… Дело у меня есть… Так, сержант… Сходишь после обеда… Зайдешь на почту, конверт бросишь… Но помни – я тебя не отпускал.
           -Спасибо, товарищ капитан! А можно со мной еще и Колобков пойдет… Земляк мой… Ему тоже сфоткаться нужно…
          -Ладно, идите… После обеда зайди ко мне за письмом, не забудь… Про уговор помни… Пойдете через забор… Все… Иди…
          - Есть! – откозырял радостно сержант и чуть ли не вприпрыжку побежал в роту.
           Сашка Колобков обрадовался, что он с другом пойдет в город, но тут же и огорчился: денег у них на двоих было всего ничего: два желто-зеленых рубля Советского Союза.
          -Эх, пивка бы… да в кино сходить… три месяца воли не видели, - жалостливо протянул Сашка, но потом буркнул, - Ладно, прогуляемся, девчат поглядим.
           Забор, отшлифованный телами самовольщиков, друзья перемахнули на одном дыхании. Осмотрелись, отряхнулись, и пошли в город. Нарваться на патруль было парой пустяков, поэтому шли с оглядкой.
             Прошло полчаса, пока они наконец нашли, где можно было сфотографироваться.Городской парк приветливо шелестел клёнами. На центральной аллее солдаты увидели приземистое здание с вывеской "ФОТО". Ловкий глазастый мужчина в белой водолазке по очереди усаживал их на стул, наводил свет. На левой руке у него блестел перстень. Когда он легким движением касался головы, давая нужный наклон или поворот, то свет софитов от перстня отсвечивал прямо в глаза.
            «Не хило живет фотограф, - подумал Сашка, расплачиваясь.- Моему отцу на такой, небось, надо пару месяцев баранку крутить…»
            -По прейскуранту с вас, молодые люди, один рубль пятьдесят две копейки, - сказал фотограф и выдал сдачу. Его заведение  называлось «Мастерская художественной фотографии» и он пообещал, что будут парни на фото, как «прынцы».
            -Так… письмо кэпу кинули.. фото – есть… пойдем, Володь, в пивнушку… Мелочи как раз на две кружки, - сказал Сашка.
            -Пойдем, - кивнул сержант, соглашаясь. Знал, что нельзя, но охота всегда пуще неволи.
            «Через КПП не идти… старшина знает, что мы ушли… вернемся, никто нюхать не будет, -рассуждал Чистюгин – Да  и с кружки пива особенно не забалдеешь…»
            Верно рассуждал сержант, только, видно, забыл, что лиха беда начало.
            В пивбаре они долго не задержались. Дубовые столы и скамейки едва виднелись за слоями дыма, завсегдатаи бубнили в полумраке. Остро, до тошноты пахло рыбой. Ребята нырнули под облако дыма и заказали пиво. Фирменные  кружки были под стать обстановке, узкие, высокие, пить из них было неудобно. На граненом боку кружки улыбался казак с пышными усами, на бритой голове извивался змеей «осэлэдець», а в руке казак держал ковшик размером с ту голову.       
             -Наша казарма по сравнению с этой пивнушкой – цветочки, - заметил Сашка Колобков, допивая. – Пойдем, Вовка, отсюда.

           Где-то рядом вдруг заиграл аккордеон, и в парк ворвалась свадьба. Все вокруг наполнилось музыкой, гомоном, смехом.
             Памятная стела воинам, погибшим в Великую Отечественную, что стояла в парке, была местом поклонения всех светловодских свадеб.
             И тут свадьба увидела солдат.
             -Вот добра справа, пусть хлопцы ковтнут за наших молодят, - сказал залихватского вида мужичок с рушником через плечо.
             Свадьба взяла в окружение связистов, и они в плотном полукольце  пошли к памятнику. Их что-то спрашивали, они – отвечали. Им наливали в граненые полустаканчики, подавали сало с хлебом, солдаты не отказывались. Вот щебетала что-то кареглазая невеста, смеялась белозубо, молодая и хорошенькая; жених был в светлом костюме, а лицо горело румянцем, он пытался держаться серьезно и торжественно, но тут же и забывал об этом, непринужденно болтал с приятелями и ласково глядел на свою суженую, не выпуская ее руки.
                Когда полукольцо расступилось, то оказалось, что стоять солдатики уже не могли. Почву из-под ног вышибала украинская горилка, настоянная на зверобое.
                -А теперь шо робыть? – озабоченно почесал затылок шафер. Его взгляд упал на землю, устланную ковром из листьев.
                - О, зрозумив! – воскликнул он, и солдат положили на кучу листьев.
А чтоб было не так заметно, присыпали еще и сверху. Солдатики бормотали что-то недовольно, но потом, умиротворенные мягкой постелью, затихли. Так в парке появились две новые кучки, правда, повыше и длиннее остальных, навеянных ветром.
               И как часто у нас случается, нашелся сердобольный человек, позвонил куда следует, и в парк направили патруль: офицера с двумя солдатами. Они с хмурыми лицами прочесывали парк, думая, что кто-то зло подшутил над ними. Тем более, что голос звонившего показался офицеру не совсем трезвым. Пьяных солдат в парке не было. Офицер вдруг вспомнил, что доброжелатель говорил что-то про свадьбу. Он приказал патрульным еще раз осмотреть окрестности памятника.

                Вовка Чистюгин спал. Ему снилось пшеничное поле. Он лежал, разметав руки и ноги по земле, и завороженно смотрел в небо. Ветер гнал понизу стаю рваных перистых облаков, а вверху,  совсем в другую сторону, величаво плыли, как корабли под парусами, белые кучевые облака. Они были словно дрожжевыми: пенились и пучились, превращаясь то в замок на вершине горы, то в двугорбого верблюда…
                Вдруг ему на нос села божья коровка. Владимир недовольно дернул носом, стараясь согнать божью тварь, но та лишь деловито перебирала лапками, щекотала, и вовсе не собиралась покидать теплое местечко. «Вот, привязалась», - недовольно подумал Вовка. Он уже собрался смахнуть ее рукой, но «божемойкоровка» заговорила вдруг маминым голосом: «Сынок! Пришли, Бога ради, фотографию». – «Да я уже сфоткался, - закричал в ответ Чистюгин, - Фотографии будут готовы завтра».
                В этот момент один из лиственных сугробов зашевелился, оттуда появилась рука и стала делать пассы. На фоне заката это было потрясающее зрелище.
               -Товарищ лейтенант! Тут они, тут! – раздался в полумраке парка испуганный голос солдата с повязкой на рукаве.
               Владимира взяли за руки и поставили на ноги. Он пьяно щурил глаза, плохо соображая, где это он и что с ним происходит.
               -Где второй? – наседал на него с расспросами лейтенант. Владимир слушал, но ничего не понимал. Потом лицо его приобрело осмысленный вид и он сказал четко и внятно:
               -Фотографии будут готовы завтра…
               Сказал и враз обмяк.
               -Тьфу ты, черт тебя возьми! – сплюнул с досадой офицер и приказал - Посадите его и ищите второго.
               Вскоре зашевелился холмик неподалеку. Сашку бесцеремонно выдернули из кучи листьев, надавали пощечин, чтоб быстрее очухался, и  незадачливых земляков повели в расположение части.
               Наутро перед строем им объявили по десять суток ареста: за самовольное оставление части и употребление спиртных напитков. Ротный смотрел на них тучей исподлобья, голова у солдат гудела контрабасом, в горле было сухо, одним словом – зверобой…
               А в это время где-то гремела свадьба. Народ, похмельно улыбаясь, танцевал. Ловкий сват оживленно рассказывал, как вчера в парке они напоили горилкой солдат; гости смеялись. Женщина, у которой сын тоже служил в армии, подошла и сказала тихо:
              -Ну и гад ты, Петро!
              Тот невпопад осклабился и юркнул в танцующую толпу.

              Солдатам было не до смеха. Их везли в открытом кузове на гарнизонную гауптвахту. В ушах свистел ветер, клены стояли почти голые. Чистюгин нахлобучил шапку на уши и посмотрел на Колобкова. Тот сидел с закрытыми глазами, прижавшись спиной к борту.
             «Сходили, называется, сфоткались… теперь мамка долго не увидит мою фотографию, это уж точно… Да и комбат «порадовал»… сказал, что к возвращению приказ будет… лычки снимут… вот так, рядовой Чистюгин. – Вовка усмехнулся – Опять наряды по роте, на кухне… на дежурство к телефону посадят… Короче, жизнь – малина…»
 
              А месяц в той стороне так и назывался – Лыстопад.

                А.Калинцев
                Январь 2008г.