Норка

Юра не просто любил свои выезды за город с ружьём. Его опьяняло  чувство свободы – иди в любую сторону. Дыши свежим воздухом, наслаждайся просторами полей, сорви  промёрзлую веточку куста, вдохни его аромат.  Можешь забыть все свои проблемы, отдаться ощущению счастья, почувствовать лёгкость, испытать ощущение собственных сил. И не важно будет ли эта охота результативной. В любом случае он заряжался  энергией на всю последующую неделю.
В этот раз он не подстрелил ничего. Почувствовав усталость, присел перекусить.
Собачка – помесь сеттера и спаниеля подошла к нему, вильнула хвостом, как бы спрашивая:
- Можно?
 И прочитав в глазах согласие, безбоязненно приблизилась и присела рядом. Юра посмотрел по сторонам, но не увидел хозяина собаки.
- Ты потерялась? - спросил он, обратив внимание на её заморенный вид, на грязь, налипшую на опушках лап и на животе. На то, как она принюхивалась к запаху,  вопросительно, но тактично поглядывала на бутерброд в Юриной руке.
- Голодная? На, возьми.
Собака не бросилась на пищу. А осторожненько взяла её из руки, и только тогда мигом проглотила. Посмотрела, не предложат ли ещё чего, поняла, что больше ничего не дадут, и снова уселась рядом.
Юре собака напомнила его  собачку Норку – спаниеля. Норка являлась всеобщей любимицей семьи и когда она погибла, все очень переживали по этому поводу, больше всех, конечно, Юра. Он зарёкся тогда заводить собаку когда-либо, чтобы так не страдать. И вот перед ним появилась почти копия его Норки, такие же уши, чёрная волнистая шерсть с опушкой, умные глаза. Только ноги у неё были более высокие, поэтому она казалась крупнее.
- Возьму, не пропадать же тебе, - сказал Юра. И собака как будто поняла, вскочила, приготовилась идти.
- Пошли, Норка.
Радости было много, когда он явился домой. Дети не отходили от собаки, гладили мокрую от купания шерсть, спорили о том, в чьей комнате она будет спать.
Спор разрешила мама:
 - В коридоре! И без разговоров!
Постелила коврик, позвала Норку, и она сразу поняла, что это её место, подошла и послушно легла.
Норка, которой было в ту пору месяцев семь- восемь, оказалась добродушной и ласковой. К тому же и очень совестливой.
Мама строго сказала, увидев её у кухонной двери:
- Норка, сюда – нельзя!
И ни разу собачка не нарушила этого запрета. Даже  если позабытые сосиски свисали со стола, а дома никого не было, Норка терпеливо сторожила их, взлаивая от любого шума, доносящегося из подъезда.
Однажды она провинилась, погрызла ножки у новой софы. Мама вошла в комнату, увидела деревянные щепки  на полу и грозно воскликнула:
- Ты что это сделала?!
 Благодушная, ласково виляющая хвостом Норка, вмиг припала  к полу, как будто у неё подломились ноги, и уползла в угол. Целый день она оттуда не вылезала. Вышла только, когда Юра вернулся с работы. Подошла к нему, радостно виляя хвостом.
- Ох, ты, моя хорошая, пойдём сейчас гулять, погоди!
- Ничего себе хорошая!- укоризненно сказала  мама, выглядывая из кухни, -  посмотри, что она сделала.
Норка немедленно исчезла на полусогнутых ногах.
С тех пор Норка ничего больше в доме не грызла. И стоило только матери произнести эту фразу, совсем не Норку имея в виду, как она немедленно ретировалась.
Закончилась зима, прошли весна и лето, и подошёл долгожданный осенний охотничий сезон.
Юра собрался на охоту с Норкой.
Ехали сначала на электричке, затем шли к озёрам, во множестве разбросанным  на левом берегу Оби.
Охотников было много. Устраивались, готовились к охоте, устраивали скрады, чтобы пролетающие утки не видели их сверху.
Потом ужинали, угощались по поводу открытия сезона.  А самые нетерпеливые, не дожидаясь официального открытия, которое начиналось утром, стали стрелять в пролетающих птиц на вечерней зорьке. Отовсюду раздались звуки беспорядочной стрельбы.
 Юра не стрелял. Норка возбуждённо  вздрагивала, нервно зевала, посматривая на хозяина, и не выдержала, бросилась к прибрежным кустам.
К удивлению охотников вскоре появилась с уткой в зубах. Она шла гордо, подошла к Юре, положила добычу к его ногам.
- Чья утка? – спросил Юра
- Моя, моя! – ответил один из тех, кто стрелял.
И Юра отдал ему трофей.
Вскоре Норка принесла ещё одну утку, а потом ещё и ещё. В конце концов, у  Юры оказалось несколько уток, на которые никто не претендовал.
Наступил день охоты. С вечера уток распугали, а те, которые подлетали с Юга, видя плохо замаскировавшихся охотников,  летели стороной, не опускаясь на озеро.
Юра понял, что охотиться на озере смысла нет, и решил пройтись по скошенному полю до видневшегося  невдалеке бора, в надежде подстрелить там боровую дичь.
Позвал Норку, и они пошли. Отошли метров за двести, и вдруг по поведению собаки Юра понял, что она кого-то учуяла.
Норка принюхивалась, потом изменила направление и обернулась к хозяину, давая ему понять, что добыча близко.
 Юра вскинул ружьё.  Несколько секунд спустя из стерни поднялась утка крякша.  Он выстрелил, довольная Норка принесла добычу и снова побежала искать, вынюхивать.
- Ну, надо же, кто бы подумал, что утка прячется здесь, почти на открытом месте! – удивился Юра.
Бор оказался редким, вытоптанным. Видимо, сюда в жару забредало коровье стадо. Дичи никакой не было, и Юра повернул обратно, к озеру.
И снова Норка учуяла птицу. Пошла, пошла, ведомая доступной только ей струёй запаха.  И, как из-под земли, взлетел селезень. Да какой! Большой, в ярком оперении!.
Юра выстрелил, селезень упал, и, ударившись о землю, как-то боком, припадая на крыло, стал удаляться.
Подранок! Норка бросилась в след. И вдруг оба они исчезли. Юра бросился вперёд. Путь  пересекла глубокая канава, по-видимому, вырытая когда-то мелиораторами. Канава до половины забросана  почерневшей соломой, не перегнившими остатками сорняков,  железками от сельскохозяйственных машин. И где-то там, под всем этим хламом Юра услышал возню.
Вскоре на виду показался зад Норки, а затем, пятясь, выползла вся. В зубах у неё был селезень.
Выбралась, отдала добычу.
Юра очистил Норку от нацепившихся репьёв, приговаривал:
- Молодец, молодец, Нора. Ай, умница.
Если и до этого он привязался к собаке, то после первой утиной охоты между ними возникло абсолютное взаимопонимание. Норка понимала Юру с полуслова, по взгляду, по жесту. Чутко улавливала его настроение
И Юра полюбил её, ухаживал, выгуливал.  Каким бы усталым ни приходил с работы, играл с ней. И в полном смысле слова делился любым лакомым куском.   
      Наступил  очередной сезон, Юра собрался на охоту. Каким образом Норка угадывала, что скоро будут сборы – непонятно. Но как только Юра заходил домой после работы, она уже вскакивала, суетилась, тыкалась  носом в дверь кладовки, где хранились все охотничьи атрибуты.
И вот Юра надевал на неё поводок и, повизгивающую от счастья, вёл из квартиры.
Ехали на электричке до Чулыма, шли к озеру. Норка носилась впереди, что-то вынюхивала, иногда  принималась рыть землю, найдя норку какого-нибудь зверька. Но это так, не серьёзно, просто чтобы выплеснуть энергию. Взлаивала, шумно дышала, всем своим видом демонстрировала, до чего же ей хорошо!
Юра тоже наслаждался.
Была пора, когда золотая берёзовая роща ещё не потеряла свой убор, казалась пышнее, чем летом. Когда высокое небо было чистым, без единого облачка, в колках пахло опятами, а у озера  горделиво красовался аир, украшенный тёмно-коричневыми пиками.
 К вечеру становилось прохладно, охотники зажигали костры, и душистый дым поднимался в небо. А потом наступала звёздная ночь, тишина, прерываемая только далёким шумом железной дороги. И совершенно не хотелось спать. Куда-то исчезали все житейские проблемы, казались незначимыми. Охватывало ощущение полноты и гармонии мира. Неторопливо и без страха думалось о конечности всей этой красоты. Но виделось это в необозримом «далеко».
А на зорьке были первые удачи и промахи, все мысли и чувства подчинялись одному – охотничьему азарту.
Усталые  и довольные возвращались назад, к электричке. И сразу же на вокзале обрывалось одно бытие, сменяясь новым, городским. С давкой при посадке в переполненную электричку, с суетой, руганью. С духотой, с  запахами пота в вагонах и вонью в  тамбурах.
В этот раз было тесно, как никогда. Чтобы Норку не придавили, Юра втиснулся с ней в тамбур последним.  Устроились на нижней ступеньке. Было так тесно, что Норка положила передние лапы на чей-то рюкзак.
Поехали.  Доехали до станции Обь. Пассажиров не убывало. Кто-то выходил, но вваливались новые, пробирались чуть ли не по головам. Стоял гвалт.
Но вот электричка тронулась, стала набирать скорость. И вдруг дверь внезапно распахнулась.
 Владелец рюкзака рванулся к нему, боясь, что он вывалится. Норка не поняла этого резкого движения и спрыгнула в открытую дверь.
И тут же дверь захлопнулась. Юра раздвинул створки, выбросил поводок, чтобы собаку не затащило под колёса. В какой-то миг он успел увидеть глаза Норки. В них  был страх, недоумение, мольба.
- Стоп-кран! Рваните стоп-кран, - закричал Юра, сам он  дотянуться  до него не мог, -   собака выпала!
 - Вот ещё, из-за собаки поезд останавливать! – зло ответил кто-то
Юра сошёл на следующей остановке, побежал со всех ног обратно. Он не чувствовал ни усталости, ни тяжести рюкзака, движимый одной лишь мыслью:
- Успеть бы!
Навстречу ему промчалась следующая  по расписанию электричка.
Добежал до станции, пробежался по перрону. Норки не было. Обошёл вокруг, звал. Расспрашивал  людей.
-  Да, видели, бегала собачка с поводком, заглядывала в тамбуры, - отвечали многие.
 Юра ещё и ещё раз оббежал всю округу. Домой уехал на последней электричке.
Жена уже почувствовала тревогу:
-  Ночь, не зря задерживается, что-то случилось!
Когда раздался звонок в дверь, распахнула её,  увидела  бледное Юрино лицо, отсутствие Норки.
-  Норка?
 Лицо у Юры дрогнуло, из глаз покатились слёзы.
Успокаивала:
- Бери отгул утром, поезжай, поищи ещё.
 Разбирала рюкзак, вынула сплющенный термос.
- Разбился, когда бежал, - а я и не почувствовал. Сейчас только ощутил, что набил спину.
Жена глянула – на спине разливался большой синяк.
Утром Юра поехал на станцию Обь. Зашёл в две, имеющиеся там школы, обратился к директорам за разрешением обойти все классы,  надеясь, что кто-то из детей мог видеть, куда исчезла Норка. Обошёл весь посёлок.
Норка так и не нашлась. Может быть, кто-нибудь увёл её, а может, сама она запрыгнула в электричку, надеясь найти там своего хозяина. Кто знает!