Травма

 На поминки мамы приехала тётя Феодосия. Собрались дальние  родственники.
Ларисе хотелось уйти, скрыться от пристальных взглядов, от вопросов:
- Скучаешь по маме?
И когда Юра предложил поучить её езде на велосипеде, она, понимая, что в такой день нехорошо предаваться каким-либо развлечениям, всё-таки согласилась
Юра покатил со двора, сделал круг до поворота и остановился возле Ларисы.
- Ну, давай, садись.
- Только ты крепко держи!
-  Не бойся, а главное жми на педаль посильнее.
Дело в том, что Лариса уже не первый раз пыталась научиться езде на велосипеде, но длины ног не хватало, чтобы до конца выжимать педаль, ездить стоя тоже невозможно было из-за того, что мешала рама – велосипед был мужского варианта.
Тем не менее, Юра надеялся, что она станет увереннее, и не будет паниковать, когда нога срывается с педали,
В этот раз стало получаться, по временам Юра даже отпускал руль, но как только Лариса чувствовала, что предоставлена сама себе, она начинала паниковать, руль вихлялся, и Юра опять хватался за него.
Он нервничал, так как быстро уставал бежать рядом и поддерживать.
- Главное, не бойся, смотри не на колесо, а вперёд.
 Узенькая улица с одной стороны ограничивалась колючими заборами, с другой был косогор с тропинкой.
Они так увлеклись, что не сразу заметили мчащихся на них  лошадей, запряженных в телегу.
Возница заорал, раздумывать было некогда, Юра крутанул руль и с разбега свернул на косогор. Телега промчалась, и тут Юра покачнулся, и не смог удержать велосипед. Он хотел наклонить его в сторону, где земля была ближе, но получилось наоборот.
Лариса свалилась с седла,  с размаха ударилась об раму, а потом уже грохнулась на дорогу.
Боль была такой сильной, что перехватило дыхание. Она даже вскрикнуть не могла.
Юра суетился рядом, пытаясь вытащить её, поднять. И ему удалось оттащить её на косогор повыше, при этом Лариса на мгновение потеряла сознание от боли. Юра смотрел на сбитые в кровь коленки и локти, думал, что в этом всё и дело. Он был сильно расстроен, чувствовал себя виноватым. Но когда понял, что Лариса не может от боли подняться, запаниковал:
- Давай я позову бабушку.
- Нет, она будет ругаться, я полежу и встану.
При каждом движении боль по позвоночнику была такой резкой, что темнело в глазах. Но и лежать у дороги на глазах прохожих было стыдно.
Прошло некоторое время прежде, чем Лариса поднялась. Юра уже увёл велосипед во двор и сидел, ожидая. Потом они потихонечку двинулись домой. Лариса беззвучно плакала и молила Бога, чтобы никто не обратил на них внимания. К счастью, во дворе никого не было, и они добрались до сарая, в ту его половину, где хранилось сено. Там Лариса улеглась на постеленное  старое одеяло, на котором по временам кто-то из семьи любил ночевать. Там она и лежала, а Юра появлялся, приносил то пирожки, то молоко.
 Лариса думала:
- Нельзя было кататься сегодня, в такой день. Наверное, это мама меня наказала. Ведь   вместо того, чтобы горевать,  я вздумала покататься. Чувство вины перед мамой и страх преследовали её постоянно.
Наступил вечер, родственники разошлись, бабушка вспомнила, что давно не видела Ларису.
- Она упала и разбила коленки, - сказал Юра, - спать легла в сарае. Я тоже туда пойду.
- И я, - заявила Лида, но потом осталась со своей мамой, тётей Феодосией.
Юра принёс простыни и подушки, постелил и вскоре уснул. Ночь была темная, не светилось даже маленькое окошко над дверью. Лариса долго не могла уснуть оттого, что любое движение отзывалось острой болью. И от тоскливых мыслей, что всё неспроста.
За стенкой вздыхала корова, рядом посапывал Юра – всё это успокаивало. Наконец Лариса уснула.
Все последующие дни она валялась в сарае, даже в туалет не могла дойти, пряталась за сарай и там справляла нужду, испытывая боль, боль, боль.
  Бабушка пришла, увидела сбитые коленки и локти, сказала с досадой:
 - Носитесь, как угорелые, ну, лежи, лежи.
Приходил Юра, вместе читали. И ещё приносил что-нибудь вкусное – соцветия белой акации, сладкие и сочные, первую редиску, сухари из пасх, высушенных бабушкой, мятные конфеты, осахарившиеся, замечательно вкусные.
- Где взял? – спрашивала Лариса.
- Выпросил у бабушки сдачу от хлеба.
Добрая душа, сам не ел, получал удовольствие от Ларисиной радости.
Прошло время. Боль притупилась, Лариса уже не валялась в сарае. Старалась не  садиться, а если приходилось, то усаживалась бочком, и не шевелилась, боясь нестерпимого прострела.
Как-то вечером все сидели на ступеньках высокого крыльца и бабушка, глядя на дорожки, сказала:
- Лариса, какая-то  ты ледащая* стала, взяла бы веничек, подмела  дорожки. Всё лежишь да читаешь!
Лариса ничего не ответила, а Юра бросился за веником и стал подметать.
- Вот молодец, - и бабушка осуждающе посмотрела на Ларису.
Так проходило лето. Лариса постепенно включалась в работу по дому.
Единственное, что могла, но  чего избегала – ходить на кладбище на могилу мамы.
Цепенела от непреодолимого страха, ей казалось, что мама наблюдает за ней, и осуждает.
И она мучилась от невозможности объяснить, что раскаивается в своих детских шалостях, непослушании.  Что теперь, в свои тринадцать лет, поняла многое  о себе и о ней. Что если бы мама в тот последний день, когда уходила в больницу, не была  так сердита на неё, ей не было бы так страшно.
   Когда начались занятия в школе, высидеть за партой было мучительно. Но никто, кроме Юры, так и не узнал, что с ней произошло. Да и он не  знал, что она во время падения раздробила себе  рудимент, кобчик.    

* ленивая