Погорельцы, Главы 1-2

Погорельцы
Глава 1
Босоногов глядел из окна едва плетущегося по заледенелой дороге автобуса на такую же заледенелую лесную глушь - чёрные ветки деревьев, её, глушь, составляющих, все были покрыты застывшими каплями воды, точно мороз так и застал их плаксиво горющими по уходящим тёплым денькам. Многотонную машину, загруженую пассажирами всех форм и размеров, что ничуть не убавляли, а даже значительно прибавляли к этому весу, бросало от одной, отгороженной снежным валом обочины, к другой, которая, наоборот, грозилась затвердевшими под ледяной коркой ручьями на дне канавки. Водитель не уставал ругаться и пускать в салон дым от своей дешёвой и премерзко источающей, не сизое серое, а плотное чёрное облако, сигареты. Скрипел и покачивался корпус, шипастая, но старая резина из последних своих сил цеплялась за дорогу, колёса поворачивались, повинуясь рулю, то в одну, то в другую сторону, чихала выхлопная труба, выл и умолкал, а потом снова выл нещадно эксплуатируемый двигатель. В салоне кто-то привык к таким фортелям, выкидываемым зимой дремучей дорогой, и внимания не обращал на то и дело происходившие крутые заносы, остальные же, в особенности те, кто стоял и, средь них, пуще всех нервные, что сидящие и вцепившиеся в кресла, что стоящие, обнимающие поручни, дамочки, ахали и охали и подвывали в тон двигателю. Босоногов меланхолично упёр взгляд в стекло, глядя то на своё призрачное отражение, то на уже упомянутый ручей, протянувшийся вдоль дороги ещё на несколько километров вперёд, а там уже уходящий под землю. Жена же Босоногова хваталась бы за сердце с каждой встряской автобуса, если бы одну её руку не занимала набитая вещами и необходимыми для житья принадлежностями сумка, а другая не держала бы с истеричностью отчаянно горизонтальный поручень, укреплённый под самой крышей машины.
- Витенька, ну скажи ты мне, дорогой ты мой, ну на что тебе сдалась эта деревня-то? Почему зиму в городе, со всеми удобствами, мы не пережили? Того и гляди сейчас или в кювет уедем и покалечимся, а то и расшибёмся или поперёк дороги растянемся и дальше пешком, по морозу, поплетёмся, всё, что можно, отморозим, простуду подхватим, а здесь и врачей-то нет и таблеток у меня с собой нет почти никаких, всё от желудка, да валерианка с пластырем. - в голос и взгляд свой объединив и обиду и упрёк спросила она мужа.
- Вот и выпей, Мариночка, валерианки, нервы свои успокой. Доедем мы в целости-сохранности до Скаткино, я звонил, просил печь затопить к нашему приезду, так что и согреемся и перекусить что найдём. Не мучай ни меня своими настроениями упадческими, ни, вот, народ рядом стоящий.- отвернувшись от остывшей природы и ласково взглянув на жену, но не без юморинки, ответил муж ей.
- Я бы и выпила, и выпила бы, Витя, да только ничто на свете от поручня меня этого не оторвёт, пока мы на остановке не встанем и выходить нам не придётся.
Босоногов на это уже ничего не отпустил и осталось спутнице жизни его только страшно дышать, ноздрями выпуская в холодной железной коробке-салоне  тёплый видимый пар и вдыхая всё тот же прокуренный дух, отчего  ей пришлось даже прокашляться. Впереди послышался протяжный сигнал и с грохотом мимо, кажется, что чуть не царапая бок, навстречу прогремел пустой грузовик - был бы гружёным, то плёлся бы как улитка, не смея лишнего газа дать, чтобы вместе с грузом своим не слететь с дороги прямо на стволы да сучья. Чуть после с той же стороны, да с другого направления, словом, в том же, в котором и скользил автобус, резво проехала машина с хитрым приспособлением на кузове, посыпающим дорогу полоской, на льду уже расползающегося, песка. Сильно не поспевая за ним водитель автобуса выждал, а после, наконец, повёл свою машину скоро и уверенно по в разы ставшему безопаснее пути. Не прошло и двадцати минут, как транспорт встал, зашипели поршни и гармошкой раскрылись передние и задние двери из которых тут же стали выскакивать наружу люди, то была остановка Озёровка, название которой никак не вязалось с тем, что ту самую деревеньку Озёровку окружало. А окружало её лишь поле, летом никому, ну, разве что кроме коров, ненужное, покрытое самой обыкновенной, никуда в промышленности не пригодной зелёной низкой травкой, а зимой толстым слоем белого снега - никаких озёр, ни даже речек, тут и близко не было, только лужи с дождя и после таяния по весне и маленький ручей, но и тот оканчивался за сотню метров до поселения, так что к нему приписанным быть не мог. Босоногов приободрился, туманный равнодушный взгляд сменился живым, что-то предвкушающим, телом он напрягся, готовясь уже подняться, ведь следующей была остановка Скаткино.
Вот автобус и указатель проехал, показались первые дома, над каждым из которых поднимался из труб в воздух столбом дым.
- Стало быть мороз крепчает...
- Что?- отвлеклась от своих мыслей Босоногова, но муж лишь отмахнулся, мол, так, мысли вслух, пустое. Схватив уложенный на пол костыль Витенька встал, другой рукой взявшись за ручки своей сумки. Так, с двумя сумками и костылём они, муж да жена, вышли из автобуса только тот встал и открыл двери, и не спеша, хотя поспешить хотелось, да хромающий на сломанную ногу Босоногов задерживал, отправились к своему домишке, где, как обещалось, должно было уже быть тепло. После минус десяти в салоне и минус двадцати пяти на улице обнять белёный кирпич согретой печи очень уж хотелось. Витя поглядел по левую от дороги сторону, вглубь деревни, привлечённый раздававшимися оттуда гвалтом, криком, треском и поднимающимся чёрным-чёрным густым, с мелькающими искорками, смогом - там, не было сомнений, бушевал пожар.
- Горит что-то, хорошо горит, а значит плохо кому-то приходится. Сходим, посмотрим? Может помощь нужна?
- Да куда ты, Витя, пойдёшь? Кому ты, со своим костылём, помочь сможешь? Пьянчужка какой, небось, дом свой подпалил, а ты, больной, спотыкнёшься и носом в самые угли - вот здоровым будешь, тогда и играй в героя-спасателя, а сейчас я после автобуса нервная, от холода злая и ещё голодная - сказала идём в здание, значит идём в здание.
- Домой, Мариночка, домой, а не в здание.
- Для тебя, может быть, и "домой", а для меня это, пока что, просто здание, которое и видела-то два раза лично, и раз на фотографии. Дом мой всё так же в столице,  в квартире за номером двадцать семь на шестом этаже с видом на дорожную развязку, почти в самом центре. И, благо, никто его ещё не купил и пусть бы и не купит - ты образумится успеешь и мы вернёмся из глухомани в цивилизацию.
- Будет тебе! Я же знаю, что нравится тебе тут... Но не буду я на гололёде спорить, - улыбаясь ответил он и в сторону от жены прибавил. - Когда в раж войду как взмахну руками, а как взмахну, так и навернусь, всё себе отобью, того и гляди вторую ногу сломаю или эту, заживающую, снова попорчу, - с бурчание перешедши на слышимое женой обращение окончил он свою речь,- Идём домой, скорее идём домой, ну, если тебе угодно - в здание. Я согрею хоть пальцы с пятками, а то что боты эти зимние, что перчатки - никуда на таком холоде не годятся.
- Вот уже на тропу сворачивать пора, вижу отсюда ны холмике крыльцо, ох, ты, хромоноженька, пошевеливайся, почём зря не измывайся над женой, я тебя не брошу, вприпрыжку не ринусь, но и мёрзнуть не охота.
Босоногов и Босоногова сворачивают с обочины асфальтированной дороги на нахоженную людьми тропу, змеёй между сугробами виляющую, подле домов лопатами пошире расчищенную. Там, дальше, третьим по счёту с левой стороны был их одноэтажный, обшитый зелёным пластиковым сайдингом с зеркальными окнами-стеклопакетами и, невпопад с этой новизной, подгнившим крылечком из обпилков вагонки, домишко. Крыша устлана нейтрального цвета серой металлической черепицей, чердачных окон не видно, если и были когда-то, то сейчас давно уже забиты и от глаз скрыты, существование своё прекратили. Зелёный фасад поверх пластика был разрисован особенно сейчас уместно смотрящимися белыми огроменными снежинками, а летом этот узор всегда оставлял в себе частичку так любимой хозяином зимы.
- Вот он наш, красавец... А крыльцо под снос! Честное слово, под снос! Вот только снег сойдёт и гипс снимут, так сразу всё в божеский вид приведу.
- Ну-ну... Говори-говори, в России всегда так - перед делом хохримся, а как за дело браться, так и ленность подступает. Вот и живём всю жизнь с подгнившими крыльцами.
Ни забора, ни даже столбов от него не окружало владений Босоноговых в этой деревне, никакой ограды не стояло около их весело разукрашенного домика. Входная дверь не была заперта на замок, внутри кто-то был, хоть снаружи этого не видно и не слышно было.

Глава 2
Оббив о пол крыльца от снега свой ботинок от налипшего снега Витенька отворил дверь и прошёл внутрь, за ним, повторив такие же ритуалы, прошла и жена. Внутри ещё не было тепло, но уже было не холодно, в соседней комнате печь затопленная, но ещё не закрытая, отбрасывала через стекло дверцы на пол странные пляшущие тени, чего не видело вошедшее семейство, но по треску поленьев и гулу пламени слышало и явственно представляло. Босоноговы очутились в первой, узенькой, в начале ковриком для ног устланной, а после с вешалкой для верхней одежды и подставкой под обувь комнатке, вернее будет сказать - коридорчике, длиной не больше метров двух с половиной. Кроме вешалки, подставки и коврика была здесь лампочка, без абажура на проводе с потолка свисающая, на полу, после коврика, до самого порога в следующую комнату вытянулась тканая дорожка мутно синего цвета в начале и конце своём чуть загибающаяся - видно не так давно раскрученная из рулона, стены обклеены однотонными голубыми обоями с белой полосой, протянувшейся на уровне колен, потолок просто выбелен. Это была прихожая. После неё шла гостиная, там, свернув направо, можно было оказаться в Т-образном коридорчике, где слева дверь вела в спальную, вперёд пройти можно было на кухню, а справа он раздваивался и показывал уже две двери - одна в маленькую кладовую, а вторая в никак не востребованную пока детскую, до появления детей называемую спальной для гостей. Отдельно стоит отметить, что на полотке в кухне и на полу квадратами выделялись люки, верхний ведший на чердак, зимой пустовавший от неимения отопления, а летом превращаемый в мансарду, и нижний - в большой, по всей ширине и длине дома выкопанный земляной подвал, правда тот был низок и ходить в нём приходилось согнувшись, чтобы макушкой не биться о потолок, от печи он тепла немного брал, но всё равно оставался прохладным и для жилья никак не пригодным, если только не установить электрический обогрев.
Но то была внутренность дома, внешность которого тоже уже раскрыта, кто же его хозяева? Витенька, он же Виктор Валерьевич Босоногов, тридцати пяти лет от роду - бывший директор и владелец сейчас проданного магазина стройматериалов в столице, человек умный, хитрый, не даром в крупном городе смог основать успешное и прибыльное дело, деньги любит, но с ума по богатствам не сходит, как и в роскоши не нуждается, характера с последних дней стал доброго, альтруистом считается, норовит ближнему помочь, будет от того польза или нет, до того был предприимчивым, в деловой среде даже злым, резким, но не суть это его была, а работа, ныне окончившаяся, душу извращала. Жена его - Марина Михайловна Босоногова, возрастом в тридцать два года, в девках носившая фамилию Строгачёва, работала раньше в схожей с мужом сфере - в торговле, могла быть домохозяйкой, но предпочла дело безделью и устроилась продавцом-консультантом, а после и менеджером в магазине по продаже строгих мужских костюмов. Причина, по которой Виктор Валерьевич переменился нравом и с женой своей уехали из города в деревню, которая, к слову, имела отношение и к поломаной ноге, останется скрытой и, может быть, так никогда и не вскроется, так как и не нужна совсем. Как уже упоминала Марина Михайловна жили они с мужем раньше в квартире, будет уточнено, что трёхкомнатной, где каждая комната могла славиться богатым простором, за номером двадцать семь на шестом этаже, вид из окон открывался на дорожную развязку, где каких только машин не ездило и происшествий не происходило - не живописно, но увлекательно постоянным движением, о шуме и упоминать не стану - а где его, шума, в городе и нету-то? С ним уж все горожане давно свыклись. Квартира эта, дорого обставленная, так же дорого отремонтированная, удачного планирования, сейчас пустовала и уже второй день скапливала пыль, риелтор, Богатейкин Иван, просивший клиентов себя называть просто - Ваня, а клиенток и вовсе - Ванечка - искал на неё покупателей. Виктор то и дело ждал от Вани звонка и часто поглядывал на экран телефона - не пропущен ли какой вызов? Пропущенных пока что не было. Сейчас же семья Босоноговых раздевалась и распаковывала вещи, здоровалась с их семейным другом, что дом к приезду подготовил, Алёшей, и занималась всякими другими делами, находясь в деревне Скаткино, что была в соседней со столичной областью и насчитывала всего три десятка домов, а после пожара, что Виктором был увиден, и то меньше - двадцать девять.
Отдельно ещё будут описаны и Алёша, друг Босоноговых, и Ваня-Ванечка, их риелтор, но всё по порядку. Муж Босоноговой присел на диване, уже раздетый, левую ногу всей стопой поставив на пол, а правую, сломанную, вытянув вперёд, жена ушла на кухню и пыталась разобраться с тем - что из шкафов надлежало выкинуть, так как испортилось, что оставить, что можно сейчас быстро приготовить, из сумок, что было съестного, раскладывала по полочкам, стараясь следовать одному лишь ей известному порядку и сортировке. С Виктором в гостиной, в кресле, стоящим рядом с диваном и, как и диван, обрещённом к висящему на стене широкому телевизору, сидел Алёша и радостно глядел на приехавшего хозяина дома.
- Ну, Витя, как доехали? Так страшно, как Марина причитала?
- Ой, Лёш, ты же знаешь её - баба есть баба, даже умная - любит навести тень на плетень, краски сгустить. Ну, пошвыряло нас по дороге - не такого страху и натерпелись, я так вообще внимания не обратил.
- Так и думал! Она страсти говорит, а я на тебя гляжу, вижу, что, как она отвернётся, лыбишься. А ногу-то как угораздило сломать?
Виктор тут же помрачнел лицом, говорить стал тихо да сбивчиво, по интонации нехотя.
- Да, всякое бывает, в городе лёд, вот и сломал... Да, скользко было - просто ужас, куда власти смотрели... Дороги своими реагентами посыпают, а тротуары - чёрта с два, пускай народ там фигурное катание устраивает...
- Эх, вижу же, что привираешь. Но ладно, не будем поминать плохое. Может по маленькой, за приезд?
- Э, не. Это ты обожди. Мы с Маринкой тут в порядок всё приведём, обживёмся, а там уж и стол накроем, я тебе позвоню. Сегодня сил уже нет что-то праздновать, а завтра и по маленькой и по большой, да и что водка... Шампанского!
- Ну, как знаешь. Я, тогда, пойду. Печку закрыть не забудьте, а то как тепло придёт, так в открытую трубу всё и выстудится да смотри, чтобы над углями огонёчков синеньких не было - угорите тогда. Но ты сам не профан, думаю всё знаешь-помнишь. Будь здоров.
Виктор крепко пожал Алёше руку и тот, обувшись и одевшись в прихожей, крикнул на прощание хозяйке, та что-то невнятное крикнула в ответ и мужчина вышел из дому, только заскрипел снег под серыми валенками. Марина, уже в фартуке, с распущенными и даже как-то бесновато взъерошенными волосами, выглянула из кухни.
- Ты звал?
- Нет. Это Алёша, прощался.
- Так он на обед не останется?
- Я сказал ему, что новоселье завтра отпразднуем, я, если честно, подустал с дороги, с ногой этой... - Виктор кивнул на загипсованную свою конечность. Жена улыбнулась, послала мужу воздушный поцелуй и, всем видом своим выражая безмолвное понимание и согласие, снова скрылась за дверью кухни. Виктор прощупал руками диван, но пульт найти никак не смог, потом только увидив его на тумбе под телевизором. Вставать и брать его было лень и потому Босоногов остался сидеть, вместо телевизора уставившись в пол и задумавшись о чём-то своём, личном. Мелькали в его мыслях и жена, Марина, и квартира в столице, и магазин стройматериалов, и сломанная нога и лёд, много, много твёрдого холодного льда. Так, помыслив о холодном он плавно перешёл к чему-то тёплому, мягкому, да так и уснул, откинув назад голову. И ничто не тревожило его сон, с кухни только то и дело раздавалась шкварчание, шипение, стеклянный и металлический звон, открывался и закрывался кран, брызгала из него вода и дело делалось, готовка шла, вот уже скоро потянет ароматами, но скоро - это скоро, а сейчас Виктор сопел и видел прекрасные сновидения.