Глава 20. Бесплатные меха и халявный спирт

— Иди ты! Что действительно можно организовать? Как это?
— Шура, ты же ученый двигателист. Да запросто. Перед пуском, когда проводится съем приспособлений с красными флажками, берешь стальную заточку, и на трех камерах сгорания делаешь незаметные глубокие царапины. Можно и заметные, потому что после нас все равно никто смотреть не будет — осмотровые тележки снимут. Понял?
— Нет.
— Ну, Шура, ты тупой. Царапины — концентраторы напряжений. Толщина внутренней стенки сопла доли миллиметра, а давление на стенку больше ста пятидесяти атмосфер. И что будет?
— Иди ты! Неужели рванет?
— Непременно. А если рванут сразу три двигателя, что будет?
— Что?
— Ну, Шура, нет слов. Совсем не изучаешь технику. Приходи хоть на мои занятия с бойцами. Они и то знают, что автоматически выключатся остальные двадцать семь двигателей стартующей ракеты, которая снова упадет на старт и взорвется. Ради меховых комплектов можно и другие способы придумать, как угробить ракету прямо на старте.
— Слушай, а ты опасный человек, — с удивлением посмотрел на меня Шурик.
— Я, Шура, нет. Опасны те, кому нужны бесплатные меха и халявный спирт. Ты думаешь, двумя литрами спирта провел профилактику? Ты халтурщик, Шура. А потому гораздо опаснее меня. Думаешь, зачем нам столько спирта выделяется на профилактику? Совсем не для того, чтобы ты его крал и пил до умопосинения. А чтобы смыть с приспособлений и шлангов смазку. Потому что, если смазка попадет в емкости с жидким кислородом, тоже может быть весело. Вот тебе еще одно направление для пакостных изобретений. Ничего, государство нам новый старт построит, а мы его снова рванем. Знаешь, сколько мехов и спирта можно добыть? И никакая госбезопасность не догадается о наших проделках, если даже ты, научный двигателист, не догадался, — воспитывал я дремучего эгоиста Шуру.

Армия все чаще напоминала мне плохой колхоз, где тащили все, что плохо лежало. И даже если лежало хорошо, народ быстро соображал, как стащить и это. Возможно, мне просто не повезло, но хороших колхозов за свою жизнь в СССР так и не увидел. Хотя и все месяцы моего летнего отдыха в детские и юношеские годы прошли в деревне, на фоне бурной колхозной жизни, в которой принимал посильное участие. То же было и в годы учебы в институте и в училище, когда, как констатировал анекдот того времени, «колхозники нередко помогали армии и учащейся молодежи, убирать урожай».

Просматривая ведомость оборудования, неожиданно обнаружил, что в составе нашего комплекта числятся шесть автомобилей «Волга», десять биноклей, а также большое количество наборов разнообразного инструмента. Ничего этого у нас не было.
— Шурик, ты что-нибудь слышал о шести автомобилях «Волга», которые нам должны поставить? — спросил Шашева.
— Иди ты! «Волга»? Целых шесть? Никогда не слышал. Кто ж тебе их поставит, Толик?
— Шура, читай хоть иногда документацию. Обязаны поставить. Ладно, спрошу у Липинского.
Оказалось, Липинский, конечно же, все знал. Автомобили, естественно, давно колесили по городам европейской части страны. На полигон они вообще не поступили, но приняты по акту, как поставленное оборудование.
— Как же их могли продать частным лицам, если они государственное имущество? — спросил Липинского.
— А кто тебе сказал, что машины проданы? Они переданы на временное хранение аж до их износа и списания, — ответил Липинский, удивляясь моей наивности.
— А бинокли и инструмент тоже на временном хранении? Из десяти биноклей в каптерке только один.
— Все на руках. И все будут списаны вовремя. Не волнуйся, здесь полный порядок, — «успокоил» Липинский, думая, очевидно, что просто проверяю комплектность оборудования, выполняя чьи-то указания.

Больше меня нечем было удивить в нашем гнусном хозяйстве. Особенно после столкновения с майором Мирошником, неожиданно вызвавшим меня в штаб группы. Тот положил передо мной ворох каких-то документов и предложил подписать.
— Что это? — поинтересовался я.
— Акты списания горючего. Ты подписывай-подписывай, а не разглагольствуй. «Эмпэшками» ты сейчас командуешь? — спросил он.
Действительно, я временно командовал подразделением, эксплуатирующим шесть автомашин МП-300. Машины пока стояли без дела в автопарке.
— Какое горючее? Машины уже полгода безвылазно стоят в автопарке.
— Знаю. А тебе, какая разница? Тебе только подписать. В актах все написано. Хочешь, читай, а лучше не читай — там полная липа.
— А где же горючее? — удивился я.
— Ты дурак, или прикидываешься? — вспылил Мирошник, повышая голос, — Горючее я украл для своего личного катера. Катер без горючего не ходит. Тебе хоть это ясно? Что я его покупать должен? Да, я вор. Что еще тебе объяснить?
— Тут действительно объяснять нечего. Вы в наглую объявили себя вором. Извинитесь, и тихо разойдемся, — внутренне негодуя, но спокойным ровным тоном предложил Мирошнику.
— Ты что плетешь, лейтенант?! Как ты смеешь так разговаривать с майором?! — взорвался Мирошник.
Но, меня уже было не остановить. Во мне все кипело от одного вида этой сволочи. Взяв себя в руки, продолжил в той же размеренной тональности:
— Плетешь ты, майор, — даже не заметив, перешел я на «ты» с человеком, которого давно не уважал, а после его наглой выходки просто презирал, — Ты, мелкая шушера, обозвался вором, а сам понятия не имеешь о воровских законах. Вор может выдать себя за майора, а вот майор за вора никогда. Думаешь, украл списанную электронику, зажал канистру спирта и бочку горючего, и ты уже вор? Восьмеришь, начальник. Таких воров у нас вся страна. Дешевка ты, майор, а от дешевки мне даже извинения не нужны, — завершил я выступление, и громко хлопнув дверью, вышел из кабинета.
Как ни странно, Мирошник оставил его без последствий. Похоже, понял, что знаю о проделках с электроникой, и решил со мной не конфликтовать. Акты подписал Липинский.

До вечера номер в гостинице так и не успел отогреться. Но батареи были теплыми. Для ускорения процесса прогрева комнаты включил быстросъемный электронагревательный прибор и электрообогреватель окна. Оба эти изделия, собственного изобретения, установил в своем номере втайне от администрации.
Мой прибор был замечателен тем, что его так и не смогла обнаружить ни одна из многочисленных комиссий, которые постоянно обыскивали номера в поисках обогревателей. Найденные приборы изымались. Но, без них в холодную погоду было некомфортно.
Как только раздавался незнакомый стук в дверь, я за считанные секунды демонтировал прибор, а в разобранном виде он был похож на что угодно, но не на обогреватель.
А встроенные в камеры, образованные двойными стеклами окон, специальные нагревательные элементы вообще были незаметны, как и скрытый в стене подвод электроэнергии.
Едва уснул, измученный бессонной ночью, раздался мощный стук в дверь, с требованием немедленно открыть. Очередная комиссия. Открыл быстро, потому что спал, не раздеваясь, да и демонтаж прибора не занял времени. Тем не менее, директриса и дежурные администраторы сразу же, без лишних слов, приступили к обыску, не обращая на меня никакого внимания.
— Что-то у вас подозрительно тепло, — заявила директриса, заканчивая обыск, — Здесь, пожалуй, самый теплый номер в гостинице. К тому же, недавно отремонтированный. Этого товарища завтра переселите на четвертый этаж в такой же номер, — выдала она команду администраторам.
— Слушайте, вы уже надоели с переселениями. Этот номер, как и предыдущий, отремонтировал сам. Вы что, думаете, я вам всю гостиницу буду ремонтировать? Завтра же пойду к командиру части. Буду жаловаться на ваши безобразия.
— Жалуйтесь, хоть начальнику полигона. Завтра, прямо с утра, переселить, — скомандовала начальница и вышла из номера. Администраторы беспомощно развели руками.
— Не переживай, Толик. Что с этой дуры возьмешь? Она нас всех замордовала. А ничего не сделаешь. У нее, похоже, «мохнатая лапа», — сказала Тоня, по кличке Лошадиная Голова, которая явно мне сочувствовала.
— Что же это за лапа такая? И откуда известно? — спросил ее.
— Что у нас, глаз нет? Мы же здесь круглосуточно. И все видим.
— Тогда, нужна информация. Если будет что-то конкретное, от этой дуры можно легко избавиться.
— Нет, Толик. Мы тебе не помощники. Мы не хотим отсюда вылететь.
— Тонечка, за что вы здесь держитесь? Вам что здесь нравится? — спросил ее удивленно.
— Конечно, нравится. Это лучше, чем пахать всю жизнь в колхозе и ничего за это не получать. А здесь работа нетрудная. Весело. Народу много. Мужчин полно неженатых. Глядишь, и замуж выйду за офицерика. На десятку перееду. Перспектива, — рассказала о своих планах Лошадиная Голова.
Да-а-а. Я смотрел на эту невзрачную особу, мужеподобного телосложения, и удивлялся ее оптимизму. Да и вообще оптимизму всех этих девушек, которые вынуждены здесь отрабатывать положенные два года по окончании какого-нибудь кулинарного техникума, а то и просто годичных курсов.
Они попадали в этот зверинец совсем юными — в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Их селили на четвертый этаж нашей гостиницы, имеющий автономный вход в «женское отделение». И почти год наблюдал каждодневную картину безнадежной борьбы администрации гостиницы с природными инстинктами человеческих особей. Каждую ночь, единственная дверь, разъединяющая мужскую и женскую половины гостиницы, безжалостно выламывалась. Зачастую ломали одновременно с двух сторон. А утром ее укрепляли металлическими полосами и вновь забивали огромными гвоздями наглухо. Но, думаю, если бы администрация заложила этот проход кирпичом, или забетонировала, к утру в этой стенке все равно выдолбили широкий проход.

Когда же администрация, наконец, одумалась, а искалеченная дверь была кем-то выброшена прямо через окно, и целую неделю провалялась на дорожке, веселя проходящих обитателей гостиницы, проблема разрешилась сама собой, все стихло.
В принципе, в нашей гостинице было, как и везде. Разве что концентрация жизненных трагедий была несколько выше, чем в других местах.
Многие девочки достаточно быстро выходили замуж и покидали гостиницу. Но, все же большое их число оставалось надолго. Они становились завсегдатаями веселых компаний, и, как большинство проживающих офицеров и прапорщиков, постепенно втягивались в режим ежедневных попоек.
Помню свое первое утро в гостинице. Я проснулся оттого, что в коридоре две невидимые мне девушки выясняли отношения. Я впервые слышал, чтобы девушки так виртуозно владели нецензурной бранью. В моем родном городе это было немыслимо. Там женщины не употребляли таких слов. А уж молодые девушки и подавно. По крайней мере, я застал такое время.
Как только у меня появился спирт, а потом образовались целые запасы, я стал объектом пристального внимания пьющих вообще, а пьющих женщин в особенности. Периодически среди ночи барабанили в дверь:
— Толик, открывай! Плесни спиртяшки, — раздавался за дверью пьяный голос, часто вовсе неизвестной мне девицы. Я не реагировал, — Открывай по-хорошему. Я знаю, что ты не на службе. Ну, плесни немножко. Что тебе, жалко?
Вставал, одевался. Наливал стакан спирта, и только после этого осторожно приоткрывал дверь, блокируя ее ногой, чтобы нельзя было открыть. Это была не лишняя предосторожность. Осторожно просовывал стакан в щель, в надежде, что ночные приключения на этом завершатся. Иногда так и было. Но, чаще бывало иначе.
— Ты, почему закрылся? Думаешь, мне твой спирт нужен? Открой дверь, я хочу выпить с тобой, — а далее обрушивался ушат помоев, что казалось невероятным из уст миловидной девушки. Рывком захлопывал дверь, и потом долго пытался уснуть, не обращая внимания на град мощных ударов и пьяную брань.
Часто бывало, что через несколько дней, а то и прямо на следующий день, встречал нарушительницу моего покоя, и мы проходили мимо, словно виделись впервые. А скорее, девушка действительно не помнила, что вытворяла в ту веселую ночь.

Утром меня переселили в очередной непригодный для нормальной жизни номер. Я решил больше не делать никакого ремонта, а лишь обеспечить нормальное существование. Тем более, главное место в моих планах отводилось увольнению из армии. Тогда еще не предполагал, что моя борьба только в самом начале. И впереди — годы.
Пришел Славик. Его настоящее имя так и не узнал. Женя, увольняясь, передал меня, как эстафету, Славику, обязав его помогать мне во всем. Конечно, со Славиком у меня не сложилось, как с Женей. Но, относился он ко мне с полным уважением.
Славик предложил сделать полный ремонт, какой мы всегда делали с Женей, но я объяснил, что после каждого такого мероприятия меня будут переселять по всей гостинице, пока не отремонтируем ее полностью. Он рассмеялся и предложил неплохой выход — сделать незаметный ремонт. Суть в том, что на нормально окрашенных стенах можно нарисовать трещины, потеки и что-то в таком духе. То же можно сделать с выключателями, розетками, унитазом, раковиной и ванной. На том и порешили.
Увы, ремонт затянулся на несколько месяцев — почти до весны. Причиной стали постоянные аварии, которые развивались по одному и тому же сценарию. Инициатором, как правило, становились лопнувшие батареи. Отопление, естественно, отключали. Как только в номерах становилось холодно, народ включал множество самодельных электронагревательных приборов. Тут же автоматически отключалась подстанция. И гостиница надолго оставалась без тепла и света.