Баня

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
За окном новый век, и неужели такое ещё сохранилось?

"Воду стираешь с мокрого тельца
Полотенцем, как зверь лохматым.
Чтобы суше пятки-пол стелется,
Извиняюсь за выражение, пробковым матом.

Себя разглядевши в зеркало вправленное,
В рубаху чистую-влазь.
Влажу и думаю-"Очень правильная
Эта, наша, Советская Власть".
                (В.В.М.)

Баня была большой проблемой для жителей города из «народа». В городе было две подходящих для нас бани-«Центральная», на улице имени покойного красного командира местных красногвардейцев Логвиненко, и «Ташкентская», далеко на восточном конце города, почти у моста через Аламедин. Третья баня на Атбашинской была ещё дальше. Количество помывочных мест в банях абсолютно не соответствовало количеству нуждающихся, поэтому считалось большой удачей, если, заняв очередь с раннего утра, к  полудню можно было быть чисто вымытым.
 
«Центральная» баня, огромное двухэтажное мрачное строение, по всем меркам превосходила «Ташкентскую»-она была более вместительной и имела даже весьма дорогостоящие «номера», то есть отдельные кабинки для разнополых любителей уединённости, которые могли вполне «законно» объединяться даже без предъявления документов, подтверждающих их брачные узы, правда, за это надо было давать «на лапу» служителю, ответственному за «номера». Наша ближайшая баня и была эта самая «Центральная», и рядом с ней, буквально «через дорогу», возвышались строгие высокие стены городской тюрьмы, со сторожевыми вышками и колючей проволочной оградой по верху.
 
Без бани можно было быстро «завшиветь», что и случалось иногда, и тогда в нашей комнате начиналась лёгкая деловая паника-срочно нагревалась вода в огромных цинковых «выварках», тщательно промывались головы чёрным «дегтярным»,  с отвратительным запахом,  мылом, после чего начиналось «вычёсывание» частым «гребнем» и тщательные поиски выползавших вшей, которые моментально уничтожались. Постельное «бельё», если только можно было назвать этим именем наши видавшие виды наволочки, простыни и пододеяльники, кипели в таких же выварках, высушивались «на воздухе» и, для надёжности, проглаживались раскалённым утюгом с откидной крышкой для заправки утюга тлеющими углями.
 
В одной из книг библиотеки-«читальни», посвящённой славным героям гражданской войны, я прочитал, как командир красного Богунского полка Николай Щорс пристыдил своего нечистоплотного бойца и заставил его затвердить листовку: «грязное бельё в постели-верная вошь на теле». Этот текст объяснил мне корни появления вшей в пределах нашей великой страны.

В баню отправлялись  ранним, «чуть свет», утром всей семьёй, а  иногда и с соседями по "дну". У бани уже клубилась внушительная толпа, чётко разделённая по половому признаку на две ветки, но баня еще была закрыта. Быстро перегруппировавшись, мы занимали очередь, причём каждому очереднику, независимо, взрослому или ребенку, авторитетного вида добровольный «наблюдающий» на обратной стороне ладони «фиолетовым», трудно смываемым, карандашом, вписывал порядковый номер.
Эта процедура была одной из основных черт послевоенного времени и брала начало от часто безнадёжных «хлебных» очередей перед хлебными лавками, где можно было попытаться получить хлеб по «карточкам». Наличие таких номеров гарантировало очередников от любителей «прохлять» без очереди, хотя, бывало, что эти ловкачи имели тоже фиолетовые номера, принадлежащие законному очереднику, и тогда случались громкие разборки  с матом, а иногда и с «мордобоем».

Через широкую двустворчатую дверь две разнополые цепочки проникали в огромный низкий «вестибюль» с цементным полом и скамейками вдоль стен. Женская цепочка отправлялась по лестнице на второй этаж, а мужская размещалась на первом этаже-в бане было два «отделения», мужское и женское, а в каждом из этих «отделений» два банных "зала". Обе очереди быстро «разбирались» по чётным-нечётным номерам, и первая партия очередников исчезала в предбанниках двух "залов" в строгом количественном соответствии с числом имеющихся в предбаннике узеньких деревянных «кабинок» для одежды и обуви клиентов.
 
Кабинки тянулись вдоль стен предбанника и были пронумерованы. Эти кабинки использовались, как «раздевалки», и на каждой был  небольшой «висячий» замок, который закрывал «банщик», мужичок неопределённого возраста в помятом несвежем белом халате, после того, как процесс раздевания был окончен. При этом банщик выдавал клиенту круглую алюминиевую пластинку величиной чуть больше «пятака» с выдавленным на ней номером кабинки и петлёй из шпагата, в которую можно было просунуть ладонь руки так, чтобы пластинка болталась на запястье. У банщика можно было купить мыло, мочалку и берёзовый веник, а также получить «на прокат» свежую простыню.
 
Прихватив с собой кусочек принесённого мыла и «вехотку», можно было приступать к банным делам, но надо было прежде раздобыть «тазик». Вообще-то, «тазики» должны были занимать законное место наверху плоской площадки, которая накрывала кабинку сверху, но чаще всего это место пустовало-любой клиент мог завладеть любым тазиком, снятым с соседней кабинки-оцинкованные тазики не были пронумерованы, а уже помывшиеся клиенты никогда не возвращали использованный тазик на его законное место.

Из предбанника народ попадал в собственно баню, или банный «зал»,-тёплое сырое просторное и высокое помещение, с большими широкими окнами  под потолком на одной из продольных стен и с двумя рядами бетонных удлинённых скамеек, выстроенных слева и справа поперёк обеих продольных стен. Посередине же возвышались три бетонные колонны, из которых на четыре стороны торчали краны для холодной и горячей воды.
 
Вокруг колонн на высоте чуть ниже пояса человека среднего роста  были устроены горизонтальные «подставки», куда можно было поставить банный оцинкованный «тазик» с двумя ручками и набрать в него воды с нужной температурой, смешав кипяток с холодной водой. Вот этот тазик и надлежало теперь срочно раздобыть, но, к счастью, это было совсем нетрудно-к какой-нибудь стене всегда сиротливо прислонялся оставленный кем-то желанный объект. Следуя строгим наставлениям взрослых, тазик нужно было хорошенько обработать кипятком, или, как учила бабушка, «продезинфецировать».

Слева и справа от входа в банный "зал" к стенам были приделаны «душевые» распылители, где можно было «ополоснуться», то есть смыть мыльную пену.
К душевым распылителям было трудно подступиться из-за наплыва желающих, поэтому ополаскиваться многие предпочитали из тазиков, перевернув их над головой и вытянувшись под струёй падающей воды. Всегда мокрый цементный пол был очень скользким, и не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из клиентов не падал вместе с тазиком, наполненным водой нужной кондиции. Грохот тазика всегда сопровождался крепкими выражениями потерпевшего. Клиенты бани «взаимообразно» охотно «обслуживали» друг друга, когда надо было «потереть спинку», и часто эту процедуру приходилось выполнять и мне.

В дальнем конце каждого из двух банных «залов»  были «парные»-небольшие по размерам помещения, изолированные от общего зала узким коридором с плотно закрывающейся дверью и с рядами деревянных лавок, ступенчато идущих от пола к потолку, но где-то, начиная примерно со второго от пола ряда, эти лавки терялись из вида, скрытые плотными клубами обжигающего пара.
 
Оттуда, из невидимого снизу парного пространства, доносились хлёсткие удары банных веников, сопровождаемые кряканьем, хрюканьем и крепкими словечками, выражающими необыкновенное наслаждение от пребывания в парной. Иногда из этой парной завесы выбирался красный, «как рак», человек, облепленный мокрыми, распаренными берёзовыми листьями. Он наполнял тазик холодной водой и опрокидывал его над головой, издавая дикий вопль восторга.
 
Я тоже заглядывал в парную, но дальше второй, изредка третьей, ступеньки не поднимался, обжигаемый чудовищно горячим паром. Случалось иногда, что второй, «женский» этаж, закрывали «на профилактику», и тогда один из банных «залов» первого этажа становился женским. Перегородка в узком коридорчике между парными каждого «зала» отсутствовала, и какой-нибудь любитель поглазеть на обнажённое женское тело обязательно «торчал» в этом коридоре, неизбежно «нарываясь» на необузданный «бабий» гнев и с трудом уклоняясь, если повезёт, от брошенного в него тяжёлого тазика.

По мере роста благосостояния советского народа, и, особенно, с началом массового строительства на городских окраинах «панельных» четырёхэтажных домов, или «хрущёб», с намеком на нового хозяина страны Хрущёва, резко снизилась клиентура бани, потому, что каждая отдельная квартира «хрущёбы» была оборудована собственной ванной, горячая вода в которую подавалась из городской ТЭЦ, или ТеплоЭлектроЦентрали. Правда, ванны в квартирах некоторых из вновь построенных домов были оборудованы  «бойлерами»-цилиндрическими печами, закрытыми металлическими кожухами из листовой стали и подогревающими упрятанные в них баки с водой.  Отапливать эти бойлеры приходилось самим владельцам квартиры.
 
Теперь уже не стало огромных очередей в баню, и банщики подрёмывали на своих стульях, и в бане стало чище и спокойнее, а вскоре «Центральная» и вовсе исчезла вместе с соседкой-тюрьмой, и центр города начал интенсивно застраиваться, правда, не «хрущёбами», а вполне приличными кирпичными многоэтажками. Центральные улицы города, а наша булыжная одной из первых, покрылись асфальтом, исчезли пустыри, а напротив нашего "дна" на пустыре, где мы когда-то играли в футбол,  выросло помпезное здание с рядом мощных колонн, где разместилась республиканская партийная школа. Открылась первая «кольцевая» троллейбусная линия. Город расширялся, приближаясь к подножию «первых» гор. Наше "дно" все резче контрастировало с центром города, и неминуемо приближался  день, когда очередь попасть «под снос» должна была дойти и до него. Это и произошло летом 1964 года, и рассыпался наш муравейник, разлетелись во все стороны осколки разрушенного "дна".