Часть третья. Глава 38
Арамис пришел.
Он чувствовал себя жертвой, обреченной на заклание. Несмотря на приличный светский опыт, он еще во многом оставался наивным. Ему представлялось, что графиня де Буа-Траси хранит интересы герцогини при дворе, а он – это агнец, которого должно принести в жертву этому ангелу-хранителю, чтоб она как следует защищала Мари.
На самом деле Камилла могла влиять на ситуацию не более, чем, скажем, Базен, но она не спешила развеивать иллюзии Арамиса. Она приняла его очень тепло и позволила сколько угодно говорить о герцогине. Теперь это стало для Арамиса насущной необходимостью. Это все, что ему оставалось, и найти человека, с которым он мог быть совершенно откровенен, было бесценно.
Камилла не хотела терять этого преимущества, так что ей пришлось на время обуздать собственные страсти.
Такая тактика очень скоро дала плоды.
Арамис стал бывал у нее каждый день. Он не был настолько одурманен, чтоб не видеть личного интереса Камиллы, но отказаться от возможности говорить о Мари и слушать рассказы о ней было ему невмоготу.
Так, ярый приверженец Бахуса, даже сознавая опасность пагубной страсти, не в силах отказаться от тех иллюзорных радостей, что она дает. Арамис был подобен такому жаждущему и согласен платить любую цену.
Недели через две настал тот день, когда цена была названа.
Как только Арамис увидел улыбку, которой его встретила Камилла, он все понял. Графиня жестом пригласила его занять обитое синим бархатом кресло – его обычное место – и показала ему письмо:
- Сегодня доставили. Я подумала, Вам будет интересно.
Арамис невольно подался вперед:
- Это от нее?
- Да, – Камилла засмеялась. – Но я его так просто не отдам. Оно слишком драгоценно. Вы должны его выкупить. Вы танцуете сарабанду?
Арамис улыбнулся:
- Я похож на кардинала Ришелье?
- Тогда бурре… Бранль?
- Если хотите. Только у нас нет музыки.
- Ничего страшного, Вы можете петь. Я знаю, Вы хорошо поете.
Она вытянула вперед руку и подразнила Арамиса письмом:
- Ну же, чего Вы ждете.
Арамис встал и сделал несколько шагов навстречу Камилле. Вполголоса он стал напевать песенку, бывшую в то время в моде. Камилла, лукаво улыбаясь, стала отступать назад, поднимая руку с письмом все выше, пока Арамис не подошел к ней вплотную. Тогда она спрятала руки с письмом за спину и выразительно посмотрела ему в глаза.
Арамис чуть слышно вздохнул – выбора не было. Но все же, он колебался.
- Чего Вы ждете? – прошептала Камилла. – Она сама поручила мне Вас! – Наклонив голову и целуя ему шею, она стала шептать слова записки, в которой Мари просила ее заняться Арамисом.
- Не может быть!
Торжествующий смех Камиллы убедил его, что она не шутит.
Она достала из-за корсажа записку:
- Читайте!
Арамис не решился взять эту бумагу:
- Я не хочу. Отдайте мне письмо из Тура.
Он попытался забрать у нее письмо, но Камилла отдернула руку.
- Нет, Вы еще не заслужили.
Она снова засмеялась и Арамис хмуро кивнул:
- Хорошо.
Когда все было окончено, Камилла с несчастным видом смотрела, как Арамис читает послание из Тура, не удостаивая ее ни улыбкой, ни взглядом.
Дочитав, Арамис встал:
- Я могу забрать это письмо?
- Да, конечно, оно для Вас. Мне она писала отдельно. Арамис?
- Что?
- Вы еще придете?
Он ничего не ответил и стал одеваться.
Камилла тоже встала и подошла к Арамису.
- Вы очень мне нужны.
Она осторожно прикоснулась к его руке.
- Все будет так, как Вы хотите, только не лишайте меня своего общества.
Ее голос дрогнул, и следующие слова Арамис еле расслышал:
- Я не могу без Вас.
В ее позе была такая покорность, а в глазах такая мольба, что Арамис против воли почувствовал жалость. Он легонько поцеловал Камиллу в щеку и мягко ответил:
- Хорошо. Я приду… Потом.
Выйдя от мадам де Буа-Траси, Арамис пошел в «Сосновую Шишку».
Даже занятый своими делами, он обычно находил несколько минут, чтоб повидаться с друзьями, и сейчас безотчетно направился привычной дорогой. Он шел и равнодушно вспоминал, что произошло в доме Камиллы. На него напала тоска, и даже лежавшее в кармане письмо Мари не могло развеять этого странного оцепенения.
Земля не разверзлась, небо не упало, Париж не исчез, хотя он только что изменил своей Мари. Совершенно сознательно, прекрасно понимая, что делает. Это не было обыденное удовлетворение желания, которое он получал от Жаннет, это была измена.
Мысли были тягучими и вязкими, и ни одну из них он не мог додумать до конца. Ноги шагали сами по себе, рука поплотнее затянула плащ, а он только отстраненно наблюдал, словно это был не он, а посторонний человек.
Мушкетеры в большинстве своем не были физиономистами, а потому Арамис показался им таким, как всегда. Впрочем, даже внимательный взгляд Атоса не вывел Арамиса из состояния отстраненности.
- Вы что-то задумчивы сегодня.
- Он всегда такой, – добродушно заметил Портос. – Латынь кого хочешь заставит задуматься.
- Vanitas vanitatum omnia vanitas*, – вяло отозвался Арамис.
- Не расстраивайтесь, – Портос отхлебнул вина. – Вы сами мне как-то говорили, что э… кто добавляет себе ума, ему же хуже… или как там?
- In multa sapientia multa sit indignatio et qui addit scientiam addat et laborem.
- Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь, – пришел на помощь Портосу Атос.
- Вот-вот, – кивнул Портос, – видите, сами латинцы признают, что все это вредит здоровью.
- Латиняне, Портос. Вернее, древние римляне, хотя они тут тоже ни при чем.
Портос ответил пренебрежительным жестом, который заставил бы бедных римлян устыдиться за то, что они вообще жили на свете.
- Не берите в голову. Думаете, сельские прихожане будут страдать, если Вы забудете пару-тройку изречений? Уверен, они предпочтут кюре, который больше разбирается в вине, чем в латыни. Лучше выпейте, – и Портос подал пример, в один глоток осушив стакан.
Чтоб его оставили в покое, Арамис поставил перед собой полный стакан, но так и не притронулся к вину. Он рассеянно смотрел, как веселятся его друзья, но сам по-прежнему был ко всему равнодушен.
- Арамис, выпьете со мной? – Атос поднял стакан.
Арамис из вежливости пригубил, но пить не стал, и снова поставил стакан на стол.
- Обдумываете, не плюнуть ли на латынь?
- Нет, я думал о том, как Вы были правы тогда.
Атос поднял брови:
- Прав в чем?
- Nihil sub sole novum nec valet quisquam dicere ecce hoc recens est iam enim praecessit in saeculis quae fuerunt ante nos.**
Взгляд Атоса, уже затуманенный алкоголем, неожиданно стал острым:
- Вот как? Что ж, Вы знаете – quid est quod fuit ipsum quod futurum est quid est quod factum est ipsum quod fiendum est.***
- Да… я думал, у нас будет иначе… а вот что у меня вышло.
- Quam adhuc quaerit anima mea et non inveni virum de mille unum repperi mulierem ex omnibus non inveni,****– невнятно пробормотал Атос и совсем другим голосом добавил, – Иногда мне приходит в голову, что я мог быть счастливее, если бы в этом отношении походил на Вас. Но я лезу не в свое дело, извините. Я оставлю Вас.
Он пошел к выходу, но перед тем, как покинуть трактир, еще раз оглянулся на Арамиса: «Всего лишь другая женщина? Смешной… Если бы я тоже мог, как он – просто пойти к другой женщине».
Арамис оставался недолго. Его не особо удерживали, по прошлому опыту зная, что это бесполезно.
Дома его встретил взволнованный Базен. Это было совсем не похоже на обычно флегматичного слугу.
- Господин Арамис, у Вас дама. Я не мог ей воспрепятствовать. Она просто не стала меня слушать.
Закутанная фигура вынырнула из комнаты и кинулась Арамису на шею:
- Когда Вы ушли, я поняла, что не смогу не видеть Вас так долго и вот я здесь.
- Мадам?
- Я принадлежу Вам, и я не могу больше ждать, я хочу…
Арамис со вздохом закрыл Камилле рот ладонью:
- Да, да, я понимаю. Идите в комнату. Базен, накрой стол и оставь нас.
- Вина и фруктов? Или что-то посущественней?
- Все равно, – равнодушно сказал Арамис. – Все это уже не имеет значения. Когда все подашь, можешь быть свободен до утра. Я сам тебя позову. Иди.
***
... - Как же я должна Вас называть? Шевалье или господин будущий зять? –
Девочка расхохоталась, не сумев сохранить нарочито серьезный вид – ей показалось, что она сказала невероятно остроумную вещь.
- Вы можете звать меня Оливье, – тихо ответил мальчик. – Или Огюст.
- А какое имя Вы оставите для своей жены? – Девочка снова засмеялась.
Мальчик поднял голову и посмотрел ей в глаза. Девочка перестала смеяться и покраснела:
- Вы не должны так на меня смотреть. Это Джейн станет Вашей женой, а не я, – попыталась пошутить она. – Дедушка сказал, что они с Вашим отцом уже все решили.
- Мне очень жаль, – просто ответил мальчик.
Девочка поспешно отвернулась, чтоб скрыть волнение. Он смотрел как солнце играло на ее белокурых волосах, рассыпаясь бесчисленными золотистыми искорками, когда она вскидывала голову.
- Мадемуазель, я обидел Вас?
- Нет, – дрожащим голоском ответила она. – Хотите, я скажу Вам свое имя?
- Да!
Она стала медленно поворачиваться, и ее лицо изменялось на глазах, становилось старше, красивее. Глаза поменяли свой цвет на удивительно светлый, почти прозрачный голубой, а нежная кожа стала белее фарфора.
- Меня зовут Ан-нн-ааа….
Еще до того, как он увидел это лицо, он отчаянно попытался отстраниться, закрыть глаза руками и закричал:
- Нет, не говори! Не смотри!
Но она повернулась:
- Меня зовут Анна, Ваше сиятельство.
Ее лицо исказилось, и дьявольский смех оглушил его:
- Анна! Анна! Анна! – кричали сразу со всех сторон...
- Ваше сиятельство! Господин граф! Да очнитесь же! – перепуганный Гримо изо всех сил тряс Атоса за плечи.
Обычно самые сильные приступы случались с его хозяином летом, а сейчас был декабрь. Но даже тогда, как правило, хозяин просто зверски пил и не мог спать, а не кричал таким страшным голосом.
Атос очнулся и сел на кровати. Гримо поспешно подал ему бутылку. Два глотка и она стала пустой.
- Еще.
После третьей Атос поднялся. Повинуясь его знакам, Гримо одел его и подал шпагу.
- Просто пойди к другой женщине, – сказал Атос сам себе таким тоном, каким уговаривают заупрямившегося осла.
У Гримо вытянулось лицо при таком заявлении, но он благоразумно не стал высказывать своего мнения. Он и так был рад, что Атос не обратил внимания на его излишнюю разговорчивость.
Они вышли на улицу и Атос направился по одному ему известному маршруту. Через полчаса они пришли. Гримо остался в общей зале, где сидели несколько посетителей и делали вид, что пришли сюда исключительно попить вина.
Тут же крутилось несколько девиц, тоже делавших вид, что они подают это вино.
Атос кивнул первой попавшейся и пошел наверх.
Девушка выглядела чистенькой и опрятной и явно гордилась своей внешностью, впрочем, достаточно заурядной.
С важным видом девушка проследовала за Атосом. В комнате, живо расположившись на кровати, она вопросительно уставилась на красивого господина.
Господин ей очень понравился, и она улыбалась, предвкушая удовольствие, за которое ей еще и заплатят.
- Как тебя зовут?
- Туанет.
Атос некоторое время смотрел на довольную мордашку, потом достал деньги и кинул на кровать:
- Убирайся! Скажи, чтоб принесли вина, и позови моего слугу.
Девушка открыла рот от удивления.
- Ты что, не слышала? Убирайся!
По тону господина было ясно, что он не шутит, и девушка опрометью бросилась вон.
Атос сел на кровать и опустил голову на руки:
- Ты просто дурак, редкостный дурак.
Дверь открылась, и вошел Гримо. Он обменялся с Атосом несколькими жестами и отправился за вином – ему уже было понятно, что здесь они задержатся до самого утра.
* Суета сует, - все суета! (лат.)
** Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
*** Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
**** Чего еще искала душа моя, и я не нашел? Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел.
Свидетельство о публикации №214022300212