Белая гвардия

Снег белый. Закат красный.
Анна любит чистый белый цвет и не переносит все его оттенки. Кремовый, "слоновая кость", "арктический лед" - все не то. Она любит лишь тот самый кипельный, снежный цвет во всей его чистоте и лишь в те секунды, когда он только-только спустился на землю. Все, что позже - уже не то.
"Аннэт пьет только белое вино!" - говорит Франциск глупому официанту, осмелившемуся предложить ей "Бордо". А ведь они не в первый раз здесь ужинают, мог бы запомнить.
Ведь не каждый день приходят интеллигентный галантный мужчина и сдержанная иностранка с идеальным французским и говорят о чем угодно, только не о войне в Европе и революции в России.
Каждый раз в конце вечера они танцуют без музыки. Разумеется, белый танец. Хотя, есть ли теперь разница кто кого приглашает?
Анна пьет белое вино, носит белые платья и смеется странным нервным, черным смехом, даже если шутка (или не совсем шутка) была доброй.  Она позволяет себе отпереться на руку Франциска, когда тот провожает ее, но не более того. "На вечерний чай" он не заходит и "на утренний кофе" не остается. А еще он слишком хорошо знает ее, чтобы всерьез надеяться на большее, но почему-то не оставляет попыток.
Русская девушка остается холодна, как снег.
У нее тонкие белые пальцы и она музицирует не хуже Софии. Но австрийской скромнице далеко до этой холодной гордости и спокойного презрения, в котором намного больше аристократизма, чем кажется на первый взгляд.
Наверное, Анна и умрет так же, как живет - безо всяких лишних эмоций, коротко улыбнувшись на прощание. Только даже от ее прижизненной улыбки становилось неуютно.
Улыбка у Анны мягкая, почти детская, но в то же время немного безумная и совершенно неуместная.
Белый свет давно померк и в белом проеме окна, и в конце туннеля("под Ла-Маншем" - иногда, смеясь, прибавляет Франциск). Но свет в туннеле под Ла-Маншем актуален только для него, давно оставившего надежду покорить сердце не менее холодной и сдержанной англичанки.
Франциск любит недоступных женщин.
Красное закатное солнечное яблоко тонет в бокале белого вина, окрашивая весь мир кровавым багрянцем. Мир Анны тонет в алой крови заходящего солнца.
Ей давно снятся странные сны, безумные и нереальные. Сегодня снится конь красной масти, словно сошедший с картины Петрова-Водкина[1]. Он задумчиво, как пес, ставит копыта на подоконник и смотрит прямо на Анну. Морда у коня умная, а глаза красные, будто бешеные, и выражение их тоже умное, почти осмысленно человеческое. Во сне Анна словно со стороны видит, как тянет белую руку - стекла в окне нет, и кладет ладонь на морду коня промеж глаз. Он смешно раздувает ноздри и совсем уж глупо фыркает, только Анне совершенно не хочется смеяться. В глазах безумного животного стоят кровавые слезы, и она зачем-то, жалеючи, гладит его по морде и вытирает горячие человеческие слезы, что красной заразой въедаются в светлую кожу и никак не желают исчезать. Конь скалится и фыркает и от этого становится жутко.
Анна просыпается в чужой постели, которую уже привыкла считать своей. Ее будит ненастойчивый, но уверенный стук в дверь.
За окном октябрь семнадцатого года.
- Доброе утро, Франциск. Я не ждала тебя, - холодно говорит она, открывая дверь.
Мужчина на пороге взволнован и растрепан, словно не спал всю ночь.
- Аннэт, в России… Новая революция. Власть взяли большевики.
Новость обухом ударяет по голове. Анна вздыхает, внешне ничем не выдавая своего смятения. Она подходит к окну и опирается руками о подоконник, о который ночью бился копытами конь, сошедший будто с картины Петрова-Водкина. "Так вот зачем ты его нарисовал", - отстраненно думает Анна, но вслух произносит совсем другое[2].
- Жан совсем сошел с ума. Отдать власть этим фанатикам… Он загубит сам себя.
- Тебя только это волнует?! Аннэт, ты хоть понимаешь, что будет?!
- Отчего же? Понимаю. Это ведь не раз уже случалось. Просто пришло время. Жан мстит мне за Петра[3].
- Думаешь, он скоро успокоится?
- Не думаю. Я же не успокоилась в свое время. Просто все закономерно. Пожалуй, стоило мне уже на Ходыни обеспокоиться[4], - Анна вздыхает и улыбается своей странной безумной и неуместной улыбкой.
Франциску становится не по себе. Он вообще не любит, когда его дорогая Аннэт улыбается. Малодушному романтику не дано понять природы этой безысходной нервной улыбки.
- И воскресенья следовало бы отменить[5]. Не говори глупостей, Аннэт. Не в твоих силах было что-то изменить. Все к этому шло уже давно, - говорит француз слегка непринужденно, надеясь успокоить, но девушка ничего не отвечает, - Собирайся, ma cher, пойдем выпьем.
- Да, пир во время чумы - отличная идея! Подожди меня здесь.
Анна скрывается в комнате, смеясь таким же неуместным нервным и черным смехом.
В Париже снег. Слыханное ли дело - в октябре!
В Париже снег. Слыханное ли дело - ведь где-то там, в России льется кровь.
В Париже снег. Белый.
Анна любит снег и его кипельный чистый цвет, но лишь в первые секунды, когда он только-только спустился на землю. Все, что позже - уже не то.
Она позволяет себе опереться о руку Франциска, когда тот провожает ее, но сегодня, пожалуй, позволит как бы невзначай обнять себя за талию и, возможно, даже поцеловать в щеку на прощание.
Скоро нахлынет новая волна эмиграции. Разумеется, Анна примет их под свое крыло. В конце концов, она Россия в не меньшей степени, чем Иван. И временная опала этого не изменит.
Снег белый. Закат красный.
Ничего не меняется.
_________
Примечания:
[1] - речь идет о картине Петрова-Водкина "Купание красного коня".
[2] - сам Петров-Водкин воскликнул о своей картине: "Так вот зачем я его нарисовал!", когда началась Первая Мировая война. Однако большевики, как всегда, все обратили в свою пользу и интерпретировали картину, как предвещание Великой Октябрьской.
[3] - хэдканонные бредни автора. В моем представлении фем и мэйл воплощения России существовали параллельно, сменяя друг друга в разные эпохи. С основания и до конца монголо-татарского ига - Русь, как самостоятельное воплощение. От Ивана Третьего и до Алексея Михайловича - Ваня. От Петра и до Николая Второго - Аня. Советское время - снова Ваня.
[4] - на Ходынском поле в честь свадьбы императора Николая Второго были устроены всенародные гуляния с раздачей подарков. В давке погибло много народу. После этого молодой император получил прозвище Кровавый.
[5] - имеется в виду Кровавое Воскресенье.