Каскадёр на крыле

Каскадёр на крыле               

ВЫШЕДШИЙ НА КРАЙ
“Wing Walk” – «Прогулка на крыле»
Совершая которую наш смельчак прорывается сквозь ночной пот и нервную дрожь, чтобы испытать здесь безумнейшую
опасную игру

подпись внизу:  Смотри без рук! На крыле – автор Джо  С.
Прислонившись к перекладине «Супера»
«Южная  Лагуна» 2500 футов над землей


Где-то на южном побережье Калифорнии живет стая ворон, которая полагает, что видела Бога или, может быть,  Дьявола,  либо человека,  который совершал нечто такое невообразимое, что делало его еще более опасным, чем эти двое. Эти вороны пролетели подо мной, когда я увидел их. Но затем подо мной оказалось почти все.  Я стоял в своих теннисных тапочках на самом верху «Супер Стеармана»  Джо Хагеса  (Joe Hughes) – самолета для «прогулок на крыле»,  смотря на крыло самолета, облака под ним, на ворон, на дороги и цепь прибрежных гор, я думал о многом, но самое главное о том, что я перешел ту невидимую грань, которая отделяет тех, кто играет с полной колодой, от тех, у кого нет карты, больше девятки.
Самое неприятное в таких трюках – это то, что не можешь выполнять их, не думая о смерти, как о затрагивающем тебя лично и поэтому очень ярко.
Как бы ни пытался отвлечься от этого, всегда наступает мгновение, когда очень ярко представляешь момент свой смерти, и как только в голове возникает эта картина, она постоянно стоит перед глазами, и очень трудно избавиться от нее. В этот раз я увидел сцену своей смерти еще на земле. Я стоял около огороженного «Супер Стеармана» , а Джо сидел в передней кабине, показывая, что я буду делать в воздухе.
«Ты будешь сидеть на пристенных ремнях», - он сказал, - «ты вытянешь руки и схватишься за эти рукоятки на крыле, встанешь на сиденье –  ветер от пропеллера будет достаточно сильным в этом положении – затем схватишься за перекладину и подтянешься на ней, да держись крепче, иначе встречным потоком тебя отбросит назад и ты врежешься в хвост самолета, и мы оба «купим ферму».
Так я это и представлял.  Передо мной встала картина  - ни пристенных ремней, ни парашюта, ни привязей, ничего кроме моей сжатой до побеления руки между мной и хвостом самолета, в который я врезаюсь (сбиваю собой).   
«Ты знаешь, откуда появилось это выражение, - сказал Джо. – Раньше каскадеры на крыле самолета обычно летали над городом и раскидывали листовки, в которых объявлялось, что сегодня днем будет дано представление на поле у одной из ближайших ферм. Когда что-либо не получалось, они называли это «купить ферму».
- Давай с тобой ничего не буем покупать, о’кей? – сказал я.
- Не беспокойся, с тобой этого не может случиться, - ответил Джо.
Я старался поверить в это, но мне это полностью не удавалось. Я только начал понимать, что могла повлечь за собой «прогулка на крыле» и выход на верхний этаж самолета, и уже только от попытки представить себе, как это будет выглядеть на высоте 2500 футов, я чувствовал тошноту и на лопатках сводило мышцы.  «Вот опять мы делаем это, - подумал я про себя – но зачем?» Сильный страх, один и тот же, каждый раз. За 9 месяцев я трижды выполнял опасные вещи, но нет силы преодолеть его. Ты претерпеваешь его. Не с приятным чувством, отвагой или стойкостью, а просто претерпеваешь, а затем идешь вперед и восполняешь трюк в любом случае - все равно как бежать на красный свет.
Я видел, что Джо снова мне все объясняет, и я решил то, чего еще не решал. Я не сказал об этом  Джо, но уже рассказал об этом Барону Уолману (Baron Wolman), фотографу, который был со мной. Мы двигались на север вдоль Highway 1 вдоль берега Huntington к аэропорту Meadowlark, и он был взволнован. Личный пилот Барона, новичок, налетавший пока только 200 часов, но фанатик своего дела. Он предпочел бы летать на маленьком самолете, чем вообще не на чем, и к этому времени большая часть его трудовой жизни была посвящена воздуху, и он мог заговорить вас до смерти о своем любимом деле.
Один раз во время нашего перелета этим утром он оборвал себя на середине фразы о том, каким грандиозным будет этот номер, а затем сказал: «Я забыл. Для меня это только одно из заданий, а вы сейчас будете  делать это».
«Может буду, а может и нет», - сказал я.
Я не знал этого наверняка ни когда увидел, что я должен буду сделать, ни когда я говорил с Джо и смотрел, не трясутся ли у него руки. Еще вполне возможно, что я возьмусь за ум и оставлю это дело.
Погода на побережье  была холодной и туманной. Была середина декабря, как раз период между бурями, которые налетали с Аляски, полными ветра и дождей.  Серое небо казалось неблагоприятным для «прогулки на крыле», но прогноз предвещал, что может проясниться.

На фоне облаков и гор Санта Ана внизу автор подтягивается на «птичье» сиденье. Внимательно выслушав Джо (слева наверху), он продвигается наверх сквозь поток воздуха от пропеллера, делает подмышечный зажим за приспособление и за проволочную оттяжку, а затем влезает на крыло. Только встречный ветер скоростью 80 миль/час удерживает его на месте у опорной стойки.

Мы договорились встретиться с Джо в небольшом ресторанчике, который  с трудом отличался от других, и когда мы вошли, то он уже  сидел за столом возле окна в легком летнем костюме, с чашечкой кофе и сигаретой, усы как два крыла топорщились над губами. Он улыбнулся и сказал: «Эй!» с акцентом, приобретенном в Техасе, где он вырос.

На мой вопрос Джо ответил, что ему 47 лет, и из них 9 лет он летает. Он создал свою кампанию, и после одного полета на маленьком самолете сказал себе:  «Я попробовал кусочек этого, … а получу все». Затем, не зная даже для чего был масштаб на панели инструмента и даже как эти инструменты называются, он купил самолет. С того времени он налетал 7000 часов в качестве исполнителя фигур высшего пилотажа и человека, который  возродил «прогулку на крыле».
В течение первого года он и его исполнитель трюка на крыле Джон Газиан (John Gazian) показали 48 представлений в воздушных шоу. За второй год они выступили более 100 раз, и к 1978 году Джо понимался в воздух 1600 раз с различными исполнителями трюка прогулки на крыле.
«На сегодня, - сказал он даже с некоторым бахвальством, - возможно у меня в этом деле больше опыта, чем у кого бы то ни было в мире. Людям это нравится. Они могут отождествлять себя с тем, кто стоит на крыле.»
Джо никогда не выходил на крыло сам, и когда его спрашивали, мог бы он это сделать, любил отвечать: «Нет. Я никогда не понимал, как кому-то может нравиться делать это».
- Вы действительно не понимаете? – спросил я его.
- Конечно понимаю,  я знаю, что значит сделать самому себе вызов и встретить его лицом к лицу.
Время от времени в течение нашего разговора Барон и Джо углублялись в технические подробности, а я смотрел в окно на туман. Он все не рассеивался.
Через некоторое время вошла жена Джо, Джан, и села за столик. Это была симпатичная женщина с голубыми глазами, стройная, с приятным голосом, и Джо сказал нам, что она сама – летчица, налетала более 2000 часов. Она как раз собиралась лететь на охотничьем самолете (дословно Chase plane), так что Барон мог бы высунуться из окна и сделать несколько снимков из него.
«Иногда, - сказал Джо, - она умеет читать мои мысли, предупредить меня, что, естественно, большая помощь, когда летаешь на таком самолете.» Мы поговорили немного о погоде и Джо сказал, что ему кажется, что потолок достаточен, чтобы сделать трюк, но он надеется, что к полудню прояснеет. Затем спросил меня: «Ну как, ты готов?»
- Я не уверен, - ответил я. – Физически я чувствую себя хорошо, но я до сих пор не знаю, что я собираюсь делать, и я немного беспокоюсь об этом, да и погода оставляет желать лучшего.
- Хорошо, я скажу тебе одну вещь, - сказал Джо, - Безопасность – прежде всего, я обещаю тебе это.  Я знаю что бывает если нарушить это. – Я там был. Я до сих пор не знаю, как я там оказался, но я никогда не хочу туда снова вернуться.
Он проговорил конец фразы почти про себя и стал пристально смотреть в чашку кофе.
- Я знаю об этом, - сказал я, - но наверное  ты не хочешь говорить об этом, да мне и не надо слушать об этом сейчас. Почему бы нам не поговорить об этом после того, как я выполню трюк.
Я знал, о чем он говорит. Барон рассказал мне. Это случилось поздним летом 1975 года на Национальном Аэродроме в Рено. Гордон Мэкколом (Gordon  McCollom),  25-ти лет, чемпион по гимнастике, преподаватель физкультуры , был исполнителем трюка прогулки на крыле.
Они выполнили обычные действия и решили сделать наиболее зрелищный трюк. Веревка (лента) была привязана межу двумя шестами на уровне 24 фута над взлетно-посадочной полосой. Гордон привязал себя ремнями. Джо сделал заход, поверну самолет верхней частью вниз, чтобы пройти на низком уровне, что позволило бы Гордону сорвать ленту. Но что-то случилось, самолет разогнался при снижении, и Гордон разбился насмерть. Руль самолета был сорван, но Джо как-то подтянул его и вышел из пике и затем приземлился. Кинокамера все это засняла, и вечером это было выпущено в эфир по телевидению.
Барон видел этот фильм, но я не смотрел и был рад этому. Я не хотел задерживаться на этом и даже об этом думать.
Я беседовал с Джо, и он мне очень нравился, я начал доверять ему по тому, как он говорил о полетах, о выходе на крыло и о другом. И когда он намекнул на смерть Гордона я стал испытывать к нему еще большую симпатию, и это было сильнее, чем страх за себя.  Действительно странно, но я стал испытывать к нему большее доверие, из-за этого ужасного часа в Рено, чем если бы я не знал об этом.
Спустя некоторое время за моим плечом появилась девушка в брюках и трико.
- Это Донна, - сказал Джо. – Она у нас выполняет «прогулку на крыле» в настоящее время. Она застенчиво улыбнулась. Ей 19 лет, она балерина и гимнастка, девушка бросила на нас быстрый взгляд.
- Вы мне что-нибудь посоветуете? – спросил я ее после того, как мы немного поговорили.
- Держите глаза открытыми, а рот закрытым, - ответила она.
- Вы говорите прямо как мой отчим, - сказал я.
- Давайте пройдем в ангар и подготовим самолет, - сказал Джо. – Возможно, этот туман рассеется, пока ты будешь тренироваться.
Барон чуть не упал в обморок, когда Джо открыл дверь ангара и указал на  «Супер Стеарман».
- В этом самолете более 100000 долларов, - он сказал, вынимая подпорки  из-под колес. – Вкладываешь всего себя в подобное дело. Через некоторое время это становится частью тебя.  Я налетал на нем более 4000 часов, естественно, после такого времени он стал мне другом.
Это красивый самолет, вы этого не будете отрицать, даже если не испытываете страсти к этому делу. Ослепительно белый и от хромированного обтекателя втулки воздушного винта через опору к остову ни одной трещинки или даже пятнышка. «Стеарман» - биплан прекрасного вида. Боинг произвел их в качестве первых тренировочных самолетов и говорят, что тот, кто летал на нем, не сможет летать ни на каком другом самолете. Это отличный высокочувствительный самолет для высшего пилотажа, но Джо совершенно видоизменил его. В нем 650 лошадиных сил, с двигателем 1340 куб.дюймов компании  Pratt@Whitney (который в 3 раза превышает его настоящую мощность) и оснащенный space-age avionics, особенно Bendix  BX 2000 soli state integrated-circuit communication navigation system.
Джо сказал, что его механик Дейв Хорел (Dave Horal), гений Супер Стеармена, чтобы поддерживать его в летных условиях, ему требуется 10 часов для каждого часа в воздухе.
После того, как Барон, Джан и я помогли осторожно выкатить самолет через низкую дверь, стало ясно, что для Джо это самый волнующий момент за весь день. Он убеждал нас быть осторожными, попросил отодвинуться на несколько дюймов, крикнул, чтобы мы были поаккуратнее с левым крылом и только, когда самолет был выведен из ангара, расслабился.
Барон фотографировал, пока Джо залез на крыло, чтобы подправить приспособление (rig). Это вертикальная планка около 4 футов в высоту с двумя (лапа, подкладка, буртик – pad) на ней. Одна поддерживает вас за поясницу, когда стоишь на ней, другая – за лопатки. Около пояса есть привязные ремни для полетов вниз головой.  Внизу 2 металлические подножки, каждая с кожаным ремнем, под который входит нога. Все приспособление  крепится четырьмя четырехдюймовыми проволочными оттяжками из нержавеющей стали.
Когда все было установлено, Джо начал демонстрировать движения от кабины к крылу, и именно тогда я представил эту ужасную картину: как меня срывает и я врезаюсь в хвост. Я смотрел на Джо и сказал себе, что нет ничего трудного в этом перелазе. Переход под сильным ветром, ничего больше. Бесполезно. Я мог оступиться или самолет сам каким-либо образом уйти из-под ног. Но я знал, что не смогу не думать об этом, и я знал также после того дня на ледяном склоне, что когда моя жизнь зависит от силы моей хватки, то даже четверо не смогут разжать мой кулак.
Джо сказал мне одеть узкие брюки или что-нибудь в этом роде, чтобы они закрывали ноги, но не хлестали по ногам, когда я буду наверху. Хлестание может поранить (дословно: покрыть волдырями) ноги из-за сильного потока воздуха от пропеллера. У меня были с собой бриджи из толстой шерсти и красные носки до колен, которые я одевал во время восхождений. Джо сказал, что они ему нравятся. Барон сказал, что они выглядят колоритно,  И Джан нашла их симпатичными.
- Но мужчины не любят, когда их называют симпатичными, не правда ли? Тогда скажем, что они великолепные.
- Симпатичные – о’кей, ответил я, - мне всегда хотелось назвать их симпатичными. Я думаю, что потому-то я и выбрал их.
- Почему бы тебе не попробовать? – сказал Джо, - Забирайся, пока не приспособишься к каждому движению.
Я надел носки, застегнул куртку и залез в переднюю кабину. Как только я сел на сидение, мое сердце бешено забилось. Я посмотрел на рычаг между ног, на измерительные приборы, руль, и когда я взглянул на ручки на крыле, то увидел слово, написанное большими голубыми буквами «экспериментальный».
Действительно, - подумал я, - а затем начал представлять как это будет   при 80 миль/час  на высоте 5000 футов.

Итак, мы будем лететь вперед, я буду смотреть прямо перед собой, делая «Дзен» вздохи (Zen breaths), в голове только 1-2-3-4, Джо хлопает меня по плечу, я оборачиваюсь, он показывает мне идти, я протягиваю руку и хватаюсь за ручки, встаю (поток ветра от пропеллера), хватаю планку правой рукой, встаю на спинку сидения, хватаюсь за проволочную оттяжку, левую ногу – на поручни  на крыле (ветер отталкивает  ногу назад). Захватываю планку правой подмышкой , левой подмышкой – за проволочную оттяжку, подтягиваюсь, быстро – правая нога на самолете, левая нога… всё.
Я стоял, дыша, как будто уже совершил эту борьбу с планкой. Я вспотел, как потеет человек, когда приходят его арестовывать. Колени были слабыми, голова пустой.
«Подожди минутку, - я сказал себе, - ты пролез всего 6 футов, а самолет все еще на земле, подумай об этом, успокойся.»
Это не сработало. Я постоял на крыле около 2 минут, пытаясь успокоить бешено колотившееся серце,  когда мне это не удалось я проделал обратный путь. По некоторым причинам, движения при спуске были легче и более естественными.
Я проделал путь туда и обратно полдюжины раз, но вместо того, чтобы стать более удобными и привычными, мои движения становились все более тяжелыми и неуклюжими. Я попытался пронумеровать шаги и сосчитал их. Но пятый шаг оказывался все время разным движением при повторе, и это ужасно нервировало меня. Я решил, что мое тело само знает, что ему делать при необходимости, и я отбросил арифметику.
Джо одним махом залез ко мне на крыло, пока я стоял на приспособлении, стараясь успокоить дыхание.
- Давай я покажу тебе как делать стойку на голове, - он сказал. – Это легко.  Он встал на мое место у приспособления. – Сначала ты поворачиваешься – вот так, затем перекидываешь ноги на проволоку -  сюда, это трудно сделать на земле, так как сила ветра не помогает тебе, затем ты отводишь корпус назад и вниз -  вот так, пока голова не коснется крыла и прикрепляешься вот здесь. Ничего больше.
Я посмотрел как он стоит, привязанный вниз головой и сказал:
- Бог мой, я не знаю.
- Попробуй, - сказал он.
Я взобрался обратно к приспособлению, повернулся, перебросил ногу через проволочную оттяжку и начал опускать голову:
- О, Джо, плоховато.
- В воздухе будет легче, здесь, на земле, труднее.
- Я не думаю, что захочется делать то, в чем я не поупражнялся, и это ужасно обидно.
- Хорошо, - сказал он. – Я не хочу, чтобы ты делал то, в чем не уверен. Но ты должен сделать какой-нибудь трюк на крыле. Я покажу тебе тот, который я называю “body surfing”.
Он снова занял место у приспособления, затем опустился вниз и вставил ноги за поручении (скобы) на крыле. Дальше единственное, что надо сделать, это податься вперед и наклониться вперед. Не беспокойся, поток ветра будет поддерживать тебя.
Я попробовал.
- Может  быть, - сказал я ему.
- Конечно, другое дело, когда ты будешь в полете с перевернутым дном. Но единственное, что надо сделать – это протянуть руку назад, взять ремень и обвязаться за пояс. Ты возьмешь его отсюда.
- Может, я не захочу летать с перевернутым дном, - сказал я.
- Да это просто. Самое трудное – залезть сюда.
- Я знаю, - ответил я, - но когда я качаюсь на аттракционах вниз головой, после этого у меня в голове что-то странное, и кажется, что все внутренности переворачиваются.
Я сделал перерыв, зашел обратно в ангар и сделал несколько заметок. Затем я увидел фото разбитого «Стеармана», которое висело над рабочим местом Джо. Самолет лежал где-то в поле. Каркас разбит вдребезги, материал (покрытие) расползся на куски, двигатель покорежен. Джо увидел, что я смотрю на фото.
- Это случилось в прошлом мае, - сказал он. – Я летел на высоте 9000 футов над Нью Мексико, карбюраторы заледенели. Я потерял мощность. Подо мной было прямое пустое шоссе, и я думал, что все будет нормально, так как на нем было только две машины, шедшие в моем направлении. Я рассчитал, что все будет в порядке, пока они продолжают двигаться, поэтому я сделал вираж, затем пошел на снижение, и как раз, когда я садился, я увидел, что машины остановились и два парня вылезли посмотреть.
Было слишком поздно что-либо делать, и я успел только повернуть от дороги. Разбился весь, как видишь. А какой гений Дейв Хорал, скажу тебе! Я должен был участвовать через месяц в рок концерте возле Сакраменто. Он организовал команду в 30 человек, которые перестроили весь самолет – восьмимесячную работу за 24 дня!
Я снова посмотрел на фото.
- Поразительно, - сказал я и затем увидел надпись под ним: «Когда попадаешь в пасть крокодилам, нечего говорить, что прежде надо было высушить болота».
Это заставило меня выйти и потренироваться еще, и пока Барон и Джо
устанавливали автоматическую камеру на хвосте, я делал это двадцать или более раз, вверх и вниз, останавливаясь на крыле, чтобы поговорить сам с собой, посмотреть на просветы в сером небе, но их не было.
Когда камера была установлена на хвосте и оба самолета проверены, Джо посмотрел на туман над нами и сказал: «А что, если мы поднимемся над ним? Я думаю, у нас достаточный потолок для этого. Мы полетим вдоль берега.»
Джо и Джан поговорили насчет проекта полета, затем Джо взял кожаный летный шлем с защитными очками и протянул его мне. Это был шлем Донны, и он оказался мал для меня, так что когда я застегнул ремешок под подбородком, он не давал доступа воздуху и приглушал голов. Я снял шлем, попытался растянуть его, но он был почти неношеный.
Джо одел свой кожаный шлем, и Барон сфотографировал нас обоих. Джо сказал: «Ты готов?»
- Давай, - сказал я.
- После тебя, - ответил он и показал на переднюю кабину. Я залез. Почувствовал запах, похожий на запах спирта, когда он завел двигатель, затем – запах бензина, когда взвыл мотор. Весь самолет завибрировал.  После того, как Джан запустила двигатель “Cessna 210”  и оставила его работать вхолостую, она и Барон помахали мне, а я – им. Прут (жезл) передо мной покачивался туда-сюда, и ножные педали руля управления двигались как будто в машине были привидения,  затем шум двигателя усилился, и мы начали двигаться: вокруг ангара, через рытвины гидронированного шоссе, на взлетную полосу, на ее северный край. Мы остановились там на минуту, и Джан догнала нас. Я сказал себе: «В следующий раз, когда твоя нога коснется земли, ты уже совершишь «прогулку на крыле».
Джо повел самолет по кругу, завел двигатель, и почти сразу как мы начали разгон, я почувствовал, что мы набираем высоту. С нарастающим гулом и потоком воздуха от пропеллера самолет поднялся, и как только он оторвался от земли, я почувствовал тяжелые последствия этого полета. Я поднял руку к потоку воздуха от пропеллера, чтобы иметь представление о том, как я буду забираться. Поток был сильный, но не слишком. И холодный.
Мы сделали вираж, и под нами пасмурными рядами виднелись пасмурные  дома с бассейнами без единого цветущего дерева. Я подумал, что Лос Анджелес издавна известен тем, что с высоты полета не увидишь ни единого растения.
Почти сразу после того, как поднялись, мы попали в туман.

«Я вытянул обе руки, чтобы попробовать поток воздуха от
Стр.  184 пропеллера, он был силен, очень силен, и это испугало меня.

С земли казалось, что он приблизительно на высоте 1000 футов, но он был гораздо ниже, приблизительно на высоте 500 футов. Видимость была в полмили, может меньше. Мы летели к западу от берега и сделали круг над нефтепромыслом и прибрежным шоссе, пока Джан не догнала нас и заняла позицию по правое крыло нашего самолета и немного выше нас. Она была не более чем в 50 ярдах от нас, и туман застилал поле зрения. Мне это не нравилось. Видимость перед нами была такой ограниченной, что мне пришло на ум, что если мы встретим маленький самолет, летящих к северу вдоль берега, придется сделать сложный маневр, чтобы не столкнуться. Я сказал себе, что это не моя забота. Джо должен следить за этим и за всем, что требует искусства пилота. То, что должен был сделать я – это залезть на приспособление, не думая о том, что оно находится на крыле летящего биплана. Я смотрел прямо перед собой, считал зубы языком, сделал глубокий вздох через нос и приказал себе сосредоточиться.
Мы летели прямо и ровно, и шум двигателя был спокойным и монотонным. Я ждал, пока Джо потянется и стукнет меня по плечу. А этого все не было. Пять минут… я сейчас только смутно помнил о самолете Джан, регулирующем свою позицию. А сигнала все нет. Я хотел сделать это. Я собрался так, как было необходимо. Я не хотел сидеть больше, думая об этом. Ведь именно мысли мучают.
- Все в порядке, - я сказал громко, - Все в порядке.
Я почувствовал руку Джо, напрягся и обернулся. Джо отрицательно качал головой. Сначала это не произвело на меня впечатления, а когда я осознал, то вспышка облегчения пронизала меня, а затем почти сразу же – ужас, чувство слабости и неисполненного плана. Это не кончилось, это даже не начиналось. В следующий раз, когда моя нога коснется земли, я не буду тем, кто совершил «прогулку на крыле». Надо будет опять пройти через все это. Я расстегнул ремешок шлема и сорвал защитные очки.
Мы сделали вираж и взяли направление на Медоуларк. Между тем я поднял руки к потоку воздуха от пропеллера. Он был сильный, очень сильный, и это испугало меня. Мы снизились и приземлились. Джо выключил двигатель. Я вылез на крыло, снял шлем, и когда ветер тронул мои волосы, волна усталости накатила на меня, что было совершенно необъяснимо, так как физически ничего не делал.
Я сказал Джо, что на обратном пути попробовал поток воздуха, и он показался мне ужасным.
- Я видел, что ты сделал это, - сказал он, но тогда мы шли на скорости 130. Когда же ты будешь выходить, мы будем лететь на скорости 80.  Это большая разница. Не горюй. В любом случае, сейчас сильный туман, надо переждать его. Может быть разгуляется даже к полудню. Давай выпьем кофе.
Мы проехали несколько миль до ресторана, и я все время смотрел на небо. На нем было несколько просветов, но в основном оно было серым, почти хмурым. Барон, Джан и Джо говорили о полете, а я, хотя и пытался, не мог слушать. В ресторане мы заказали поесть, а я продолжал размышлять, уставившись на полосу света из окна. Официантка принесла мне шницель. Я съел два куска, они прошли и осели в желудке как комок глины.
Я мучился этим «может быть». Я ни о чем не мог думать, кроме своих глупых фантазий. Я чувствовал слабость и тошноту. Затем через окно проник солнечный луч и осветил мне шею и плечи – будто кто-то вылил на меня горячий суп.
Через минуту небо опять стало серым, а затем снова солнце. Кто-то, я не помню кто, что-то сказал. Я не ответил, не мог. Я положил руки на колени, они дрожали.
- Нет, - думал я, - пусть небо опять заволокет, черт возьми, пусть пойдет дождь, задует ветер, чтобы спасти меня из этого положения. Я не могу так больше.
Через пять минут Джо сказал, что мы должны отправляться обратно в Медоуларк, чтобы быть готовыми, если прояснится. Мы встали из-за стола, я расплатился. Джо и Джан ждали на улице. Барон подошел ко мне и спросил: «Как ты?»
- Не очень, - ответил я. Я это почти выкрикнул. – Меня трясет. Это из-за ожидания. Тошнит, какая-то слабость. Мне это надоело.
- Скажи об этом Джо, - посоветовал он. – Ты не будешь этого делать, если не в форме.
На улице я сказал: «Джо, я не знаю, смогу ли я это сделать сегодня. Я испуган. Это из-за этого проклятого ожидания, я чувствую себя ужасно. Я не хочу делать трюк. Я имею в виду, что если погода разгуляется, я не хочу делать его,… но бог мой…»
Он посмотрел на меня, будто подозревал это, и быстро ответил:
- Вот что я тебе скажу. Мы запросим прогноз, когда вернемся в аэропорт, и если он будет благоприятным, то мы сделаем это завтра утром.
- Хорошо, - сказал я, – если это лучшее, что можно сделать. Я бы не хотел упускать случай.
- Я рад, что ты сказал мне об этом. Мне показалось, что ты чувствуешь себя неуверенно. И еще послушай – я хочу, чтобы это был один из лучших моментов в твоей жизни. Это единственный путь, которым я смогу этого достичь.
На пути в Медоуларк мы поговорили еще немного, и оба – Джо и Джан – трудились  во всю, чтобы убедить меня, что мое решение было решением благоразумного мужчины, а не труса. Я не знал, чьим оно было до меня, это и не волновало.
Когда мы прибыли в аэропорт, Джан сделала запрос и затем сообщила нам:
- Завтра переменная облачность. Собирается проясниться.
- Тогда договорились, - сказал Джо. – Мы сделаем это завтра утром. Отдыхай, ты поступил правильно.
На обратном пути в мотель я сказал Барону, что открыл вернейший способ «сломать» человека – вы подводите его к краю ямы, даете посмотреть на змей в ней, а затем отводите его и заставляете его ждать, вариться в собственном страхе.
Я вернулся к себе в комнату к 5 часам.  Я сделал несколько записей, затем лег и заснул. Через 2 часа я проснулся, и мы с Бароном пошли ужинать. В  9 я снова лег, заснул, и когда проснулся, было уже 5 утра; я был весь в поту. Сначала я не понял, где я и чего боюсь. Затем вспомнил, и первой мыслью, которая пришла мне в голову, была почему-то мысль о святой Катерине из Генуа, мистическом персонаже из ХУ века, о которой я читал, которая, как говорят, не обращала  внимания ни на что, пока что-либо в определенный момент не представало перед ней. Божественным для нее было только настоящее, и когда то, что было заключено в этом моменте, было выполнено, она забывала об этом, будто ничего и не было, и была готова принять то, что будет.  Сотни других святых, пророков и шарлатанов говорили то же самое, и не знаю, почему именно о Катерине подумал я  в это утро. Но я четко представил себе ее, в рубище, на крыле самолета, и это улучшило мое настроение. Я принял длительный душ и почувствовал себя лучше. Затем позанимался час йогой, что улучшило мое состояние. Но ко времени, когда Барон и я сели в машину и взяли направление на север, энергия, внушенная мне богоявлением, стала убывать. Я успокоился. Затем сказал Барону: «Это в последний раз. Я кончаю с этими проклятыми делами. Глупо делать это, чтобы испытать себя.  Слишком трудно добиваться этого, и никто не знает… я никогда не смогу объяснить этого, после этого трюка, я больше никогда не возьмусь. Это заставляет меня думать, что я более неустойчив, чем это допустимо, а раньше я об этом никогда не думал.»
- А как ты сейчас себя чувствуешь? – спросил Барон.
- Физически прекрасно. Я сделаю это, делать это не трудно, даже умереть…, но ждать этого…
Когда я услышал свои собственные слова о смерти, мне показалось это мелодраматичным. Я не ожидал смерти, даже травмы. Солнце сверкало. Но как только я заговорил о смерти, эта мысль опять засела у меня в голове.  «Если ты собираешься умереть, - сказал я себе, - так по крайней мере найди в этом что-нибудь смешное».
Было около 10 часов, когда мы выкатили «Супер Стеарман» из ангара. Джо, Джан и Барон готовили оба самолета, пока я бегал и занимался йогой и говорил себе о святости момента. Я почувствовал себя хорошо и относил это большей частью за счет солнца, которое было ярким и теплым и казалось раскаленным диском на фоне рассеянных облаков, плывущих со стороны океана.
Когда все было готово, Джан помогла мне застегнуть ремешок на шлеме, затем они с Бароном сели в “Cessna 210” и завели двигатель.
Джо улыбнулся мне, пожал руку и сказал: «Удачи».
- Давай забудем о стойке на голове и о полете вверх дном, - сказал я ему.
- Ты уверен? Как только ты выйдешь на крыло и увидишь, как это легко, может, захочешь сделать и это.
- Хорошо, - я сказал, - необходимо хоть что-то сохранить для последующей жизни. Я сделаю “body surfing” – этого достаточно.
Он улыбнулся, мы снова пожали друг другу руки, затем сели в самолет, открыли газовые насосы, и, пока Джо наполнял бак, я смотрел прямо перед собой и старался прояснить свою голову (мысли).  Она работала достаточно хорошо, хотя мое колотившееся  сердце не обращало внимания на ее доводы.
Мы  взлетели и снова взяли курс на юг вдоль берега. Через 10 минут мы пролетали над Южной Лагуной и повернули на восток. Второй самолет шел бок о бок достаточно близко, чтобы видеть Джан, говорящую в микрофон, и Барона в заднем окне с камерой у глаз. Я посмотрел на спидометр передо мной – ровно 80 миль/час. Облака наверху, внизу и на нашем уровне очень тонкие. Воздух прозрачный и холодный, и Джо вел самолет так ровно, как будто он был мраморным. Я знал, что скоро начнется. Я посмотрел на рукоятки на крыле и почувствовал, как кровь наполняется адреналином. Через несколько секунд Джо хлопнул меня по плечу, и когда я оглянулся, он кивнул головой и показал «большой палец». Мое сердце бешено заколотилось. Я сказал себе: «Сейчас», схватился за ручки над головой и выпрямился под поток он был сильный и шумный, но слабее, чем когда я его пробовал накануне днем. Я влез на спинку сидения и как только моя голова поднялась над крылом, воздух стал спокойнее и тише. Я схватился за планку и за проволочную оттяжку подмышками, вставил левую ногу за скобу (рукоятку) на крыле и затем одним рывком, напоминающим прыжок в воду в бассейне, я подтянулся к приспособлению. Я закрепил обе ноги за скобы, и когда поднял глаза, то увидел прямо перед собой горы Святой Анны, милях в 20 впереди. Когда я посмотрел вниз, то увидел голубые, зеленые и коричневые гребни прибрежных холмов.
- Черт возьми, - сказал я вслух, а затем вспомнил, что мне говорили держать рот закрытым.
Затем я увидел ворон. Они были далеко под нами. Я посмотрел, нет ли птиц на нашей высоте, и не увидел их. Мы пролетели сквозь маленькое облачко, и я почувствовал его на своей коже.
Второй самолет был прямо за нами, и когда я оглянулся, Джан улыбалась, а Барон снимал. Я помахал им, затем взмахнул руками, будто я был кондором и про себя рассмеялся. Я все еще боялся, тело было скованным, но здесь, сверху, мне казалось, что я вижу Мексику на юге, Лос Анжелес на севере, я чувствовал, что воздух обтекает меня как вода, и солнце кажется ближе, чем с земли.
Я думал, что здесь  будет трясти, но Джо вел самолет так ровно, так плавно, что если б не ветер и шум, можно было подумать, что я нахожусь на багажнике стоящего пикапа.
Затем он покачал крыльями. Это был сигнал мне начинать  трюк. Я вынул ноги из-под скоб и одновременно поставил их перед собой за рукоятки на крыле. Затем я отпустил проволочные оттяжки и наклонился над крылом. Ветер хорошо держал меня. В этом положении я мог смотреть только перед собой, поэтому я выдержал это только в течение нескольких секунд.  Когда я встал обратно к приспособлению, мне это показалось очень удобным и безопасным. Затем Джо накренил самолет влево и на какой-то момент ко мне вернулся страх.
Я схватился за оттяжки и почувствовал, как у меня расширяются глаза, а когда самолет выровнялся, я услышал, как говорю: «Это не правильно, это приятно, но не правильно. Ради рекорда не стоит выходить сюда и делать все это… горазд лучше проигнорировать свои хорошие инстинкты..ж. поэтому залезай обратно в кабину, приземляйся и иди домой…»
Мы плавно пролетели еще несколько  минут, и я крепко держался обеими руками. Затем я почувствовал,  как крылья опять качнулись, что было сигналом залезать обратно.
Я вынул ноги из скоб, согнулся, чтобы сделать зажим подмышками, затем спустился, держась за рукоятки и опустил ноги в кабину. Я опустился на сидение и показалось, что здесь смогу найти домашние тапочки, еду и потрескивающий камин – так тепло и безопасно было здесь. Джо похлопал меня по плечу, и когда я оглянулся, протянул мне руку для пожатия. Я пожал, улыбнулся и проговорил: «Черт возьми».
Барон и Джан летели сбоку и сфотографировали меня с поднятым большим пальцем и улыбкой идиота, а затем мы разделились и взяли курс на север.  Через несколько минут Джо хлопнул меня по плечу и сделал знак рукой, что мы будем делать мертвую петлю. Так как у меня не было пристяжных ремней, он показал мне взяться за нижнюю сторону панели с приборами, и я сделал это. Затем он пустил самолет на очень большую скорость, а потом замедлил. Сила «д» втолкнула меня в сидение, и я увидел, как горизонт уходит вниз и приближается земля. Джо выровнял самолет над прибрежным каньоном, и только я подумал, что мы сорвем телефонные провода, как самолет взмыл вверх и взял прежний курс.
На обратном пути я любовался пейзажем, думал о том, что я сделал, наслаждался чувством искушения судьбы и решил, что она спит. Ничего не поделать, но чувствуешь гордость после прогулки такой честолюбивой и трудной, как эта.
Неважно, каким испуганным ты был перед этим, и как боялся во время исполнения: выполнить то, что предлагает судьба – это победа, так как начинаешь чувствовать, что покорил ее. К тому времени, когда колеса самолета коснулись взлетно-посадочной полосы, я уже чувствовал себя почти героем.
Джан  приземлилась перед нами так, что Барон смог сделать несколько снимков, как я вылезаю из самолета, и во время этого я чувствовал себя как Чарльз Линберг и пытался как можно больше походить на него перед камерой.
Мы с Джо пожали друг другу руки, и я поблагодарил его. Затем я расписался в бортовом журнале, и он сказал мне, что я был одним всего из пятерых в мире, кто выходил для «прогулки на крыле».
- Я думаю, у тебя получатся эти снимки, Барон, - сказал я.
- Они получатся, - ответил он, - не волнуйся.  -  Ты не поверишь, что ты сделал, когда увидишь их.
Теперь я увидел эти фото, они прекрасны, и я верю им. Но не согласен.

Перевод и редакция Николая Ващилина