Антра - наследница неба Т. IV, Ч. III, Гл. VI

                Глава VI. Типология любви и жизни

    Илья Петрович медленно выходил из комы. Первое ощущение
– ощущение света. Это ощущение шло откуда-то из глубин,
назвать которые он был не в состоянии, только-только
начинали работать, разгоняя себя до нужных скоростей,
механизмы опознания своего я. Потом они, эти механизмы,
начинали подключать сознание к неким внешним раздражителям.
Но воспринимал он эти раздражители как сплошное поле белого
света, такого же, как и белый свет внутри сознания.
Наконец началась инициализация, белый свет стал распадаться
на дискретные цвета, они дрожали, переливались, обретая
смутные очертания предметов. Но всё было покрыто белой
полупрозрачной вуалью, и через неё медленно, очень медленно,
стала проступать чувственная окраска предметов и вещей.
И вдруг, как с треском раскрывается скорлупа ореха и
оттуда вываливается спелое ядро, сверкнула совершенно
отчётливая одиночная мысль: «Я ёжик в тумане, а сейчас ко мне
в гости придёт лошадиная голова...»
   Но вот пелена стала редеть, её стали замещать звуки.
Что-то бесконечно родное, окрашенное в цвета далёкого
человеческого мира, инициировало мыслительный процесс. Наконец
он понял, это русская речь. Значит, он уже давно пришёл в
себя, просто вокруг говорили на иностранном языке и он был
уверен, что это сон, залитый полем белого света. Почему всё
вокруг ослепительно бело-голубое?
   Но вот тень, упавшая на глаза, возродила былую тревогу.
Кто-то наклонился над ним. Сейчас он снова провалится в
пустоту. Предательский страх накатил и вызвал тошноту, он уже
начинал задыхаться. Вдруг тень исчезла, и спокойный женский
голос произнёс:
   – Анна, поздравляю, он вернулся...
   На дворе было лето 1982 года. Этому дню предшествовала
довольно длинная и запутанная история. Анна Ольховская
действительно вывезла Смыслова-Скородумова в Европу. однако
вышло не совсем так, как ей представлялось, и о чём она с
такойуверенностью доказывала Тропинину. Что-то изменилось в
раскладах властных полномочий в Москве. Шла невидимая, но

                521


от этого не менее напряжённая и опасная борьба за трон
умирающего генсека. Истинная трагедия заключалась в том, что
Андропов слишком долго и терпеливо ждал. Исходя из своих
представлений о партийной этике, а возможно, из-за некоторой
нерешительности, он не пошёл по однажды проверенному пути,
когда с подачи Игнатова и Шелепина осуществилась интрига,
следствием которой было смещение Хрущева и воцарение на
целых семнадцать лет Леонида Брежнева.
  Время было упущено, то время, за которым обозначился
неизбежный экономический и политический крах системы.
Партаппарат и спецслужбы искали опору не только внутри страны,
но и за её пределами, и не только в дружественных партиях
соцстран восточной Европы, но и в таких традиционно лояльных
к СССР в те годы регионах, как Скандинавия, Франция и даже
Италия и Испания. Поэтому все советские специалисты,
ассимилированные на Западе, ценились выше золота.
   Анну рвали на куски. Тропинин неделями не мог с ней
связаться. А ей самой пришлось пустить в ход не только свои
дипломатические способности, но и часть своего женского
арсенала нападения и защиты. Главное же – по итогам многолетней
работы на Западе она была вне подозрений и пользовалась
заслуженным авторитетом в международном научном сообществе.
   Она и сыграла на этом, представив лечение "на верх"
лечение Смыслова-Скородумова в своей клинике как вполне
легальный повод для консультаций со специалистами в Европ
и за океаном, что расширяло её возможности по реализации
деликатных поручений Москвы.
   Тянулась эта волынка около трёх месяцев. И всё это время
Илья Петрович исступлённо работал над переводом дневников
Антры. Он как раз добрался до её даже не воспоминаний,
а подробного отчёта о встречах с Ньютоном.
    Смыслов-Скородумов не мог поверить собственным глазам.
Как? Величайший из физиков спорил с ней? Да что там спорил!
На склоне лет он пленился ею, как юноша, испытав такой
воторг любви и погрузившись в такую бездну одиночества. И как
она сама переживала эту душевную трагедию стареющего гения,
невольной виновницей которой была она, юная Антра де ла Фош...
   Предполагалось, что акклиматизацию и весь подготовительный
период Илья Петрович проведёт под непосредственным

                522

надзором Ольховской в её клинике в Амстердаме, в ожидании
Антры, без которой основной этап лечения не имело смысла
проводить. Но по настоянию Антры основная работа была
перенесена в Испанию.
    Все эти месяцы до отбытия за границу Смыcлов продолжил
работу над её дневниками. Более того, ему казалось, что он
внутренне уже готов к работе над книгой по материалам
дневников и обсуждению научных аспектов, лежащих в основе её
теорий и практик.
   Наконец они встретились, в первый раз после того, как
Смыслов-Скородумов оказался в психиатрической лечебнице.
Метод, предложенный Ольховской и одобренный Антрой, не
предполагал помещение «испытуемых», как их не без иронии
окрестила сама Анна, в стационар. На юге Испании, на
средиземноморском побережье Андалузии, известном среди
туристов всего мира под названием Коста дель соль,
в курортном городке Торемалинос был снят небольшой особняк.
Двухэтажный просторный коттедж включал в себя несколько
апартаментов. Небольшой, метров шесть на двенадцать, бассейн
располагался между коттеджем и садиком, подступавшим к
невысокому откосу, ниже откоса пролегала пешеходная дорожка,
ведущая к морю. Территория  садика и ограда утопали в зелени.
Крупных курортных клубов и торговых центров поблизости не было.
Тишина и уют как нельзя более располагали к спокойной
продуманной работе.
    Анна пригласила из Амстердама двух мужчин ассистентов и
одну средних лет опытную медсестру, которую вывезла из
россии вместе с её семьёй лет пять-семь назад. Один и
ассистентов, оператор лазерной установки, был мужем этой
женщины. Оборудование и приборы для экспресс-анализов крови и
плазмы Анна заказала также в Амстердаме. По дороге в Испанию
Илья Петрович посетил клинику Ольховской, и там на самом
новейшем оборудовании были сделаны томограммы его головного
мозга и отобраны пробы крови для генетических исследований.
    Антра прибыла в сопровождении Мигеля. они разместились
в соседнем особняке. Мигель, по просьбе сестры, пробыл около
недели. Работа первых дней началась с процедуры «привыкания»
под неусыпным надзором Ольховской. она дозировала их общение
по минутам. Эта стадия лечения протекала благополучно.

                523

Её «пациенты» обменивались малозначащими репликами,
присматриваясь друг к другу. И как только Анна замечала
малейшее напряжение или вдруг в глазах Ильи появлялась тень
тревоги, она тут же под благовидным предлогом прекращала
свидание, ссылаясь на проведение процедур. Но к системному
применению успокаивающих препаратов она сознательно не
прибегала.
    Ставка на привыкание оправдала себя. Самым страшным и
рискованным был первый день. После инъекции успокоительного
Илья, по крайней мере, внешне, был подчёркнуто спокоен,
но несколько замкнут. Постепенно свидания эти стали
продолжаться до пятнадцати, двадцати минут, затем до
получаса и более. Антра подробно рассказывала Ольховской о
динамике своих гаснущих тревожных реакций при общении с
Ильёй. Они обе считали, что динамика тревожных поведенческих
реакций Антры, как в зеркале, отражает состояние психики
Ильи Перовича. Наконец они обе согласились с тем, что можно
притупать ко второму этапу.
   Но прежде был сделан перерыв. Настало время интенсивных
прогулок, плавания в бассейне и в море, процедур и массажей, 
но в отсутствии Антры. Илью Петровича даже свозили в Марбейю
и Пуэрто-бонус – городок с самой дорогой  землёй в Испании.
 «Город миллионеров» – так называют Пуэрто-бонус сами испанцы.
Ещё бы, можно сказать все самые дорогие виллы принадле
крупным воротилам, арабским шейхам  и мировым звёздам
шоу-бизнеса.
   Они купались в заливе у подножия скалы Гибралтар, пили
сангрию, вино с настоянными на нём фруктами, и слушали
фламенко. Илью всё чаще стало посещать безмятежное настроение.
Он проснулся однажды с ощущением немыслимого грядущего
счастья. «Что это со мной?»– иногда спрашивал он себя,
но постепенно стал понимать – это ожидание её прихода.
Ожидание счастья начинало угасать, если он не видел Антру
два или три дня. Он становился замкнутым и раздражительным.
Разговаривая об этом с Антрой, Ольховская предложила:
   – Тянуть больше нельзя, иначе он опять уйдёт в меланхолию,
и всё придётся начинать сначала. Ты согласна?
   Антра молчала. Ольховская хорошо знала, что значит эта
вертикальная складка над взметнувшейся линией бровей и

                524

сумрачный взгляд. Антра боялась провала и боялась по причине,
признаться в которой именно Анне она не могла. Она уже боялась
его потерять, ещё не вернув Илью к самому себе, не устранив
психическую травму, ставшую причиной его тяжёлого невроза.
   – Ты веришь в успех, Анна?
   – Да, а ты?
    Антра, закрыв глаза, провела средним пальцем руки линию
от переносицы до корней волос и медленно вернулась назад.
Секунда молчания:
    – Я готова.
   Затем возобновили ряд процедур. Одна из них – слабое
облучение головного мозга лазерным генератором. Анна уже давно
использовала эту методику в качестве профилактической меры
для нормализации работы головного мозга. Взаимодействие
слабого когерентного излучения со структурированной биоплазмой
высшей нервной деятельности – это действенный способ «накачки»
дополнительной энергией тканей головного мозга, усиление
кровотока и инициализация кладовых памяти. ЛГ успешно помогал
в борьбе с лёгкими формами амнезии. Но дозировка и частотные
характеристики облучения были нау-хау метода Ольховской.
Начинала она эту работу ещё в Союзе по программе профилактики
и восстановления здоровья партийных литеров.
   Параллельно с облучением ЛГ, проводили мониторинг биохмии
крови и плазмы Смыслова.
    Итак, наступил решающий день. Антра ещё раз перечитала
написанные Ильёй по заданию Ольховской воспоминания детства.
Осень и начало зимы 1941 года были описаны очень сжато он
явно недоговаривал. Ни слова о том ужасном вечере.
Промелькнула одна фраза. Уже после того, как он с родителями
уехал на Дальний Восток, в одном вагоне с ними ехала женщина,
похожая на тётю доктора, и учила его показывать карточные фокусы,
а потом она куда-то пропала, а куда, он не помнил...
По описанию эта женщина была очень похожа на Тану-бо-бо, но было
ли это простым совпадением? Да, Скородумов  или лукавит, или
инстинктивно страшится вспомнить главное.
    Лишь одна фраза стала намёком. Он писал, что заболел той
зимой воспалением лёгких и после болезни стал бояться читать
церковные книги. И ни слова о хозяйке дома и её редких
старообрядческих книгах, изданных ещё в XVII или XVIII веке.


                525

    Анна вовремя рассказала ей, что Илья практически ничего
не знал о содержании письма, Тропинин не вернул его Смыслову.
    Антра задумалась:
   – Возможно, это даже лучше. Как с чистого листа начнём
с очной ставки.
   – Илья Петрович, – обратилась она к Смыслову, – я вам
напомню некоторые факты того периода, когда вы жили осенью и
в начале зимы сорок первого года в эвакуации на Южном Урале.
Вы жили в частном доме. В комнате хозяев на стенах висели
фотографии их умерших детей, под всеми фотографиями,
украшенными веночками из искусственных цветов, постоянно
горели лампадки, как перед иконами святых. Стоял стол, на нём
в маленьком гробу лежал десятимесячный мальчик, последний
ребёнок в этой семье. Был солнечный морозный день, у стола перед
гробиком умершего сына сидел хозяин дома, по щекам его стекали
скупые слёзы. В доме было тихо и светло, в дверях комнаты...
По мере того, как она говорила, Илью всё более охватывал
леденящий страх, он сковывал ноги и поднимался всё выше и
выше. Вот сейчас он поднимется до сердца – и конец всем его
мучениям. Он сделал слабую попытку встать, но ни руки, ни ноги
не слушались, будто тёмная сила навалилась на плечи,
парализовала волю. Чувство страха и чувство стыда отразились
на его искажённом страданием лице. Антра, глядя ему прямо в глаза,
продолжала:
   – В дверях комнаты стоял мальчик неполных десяти лет, он
услышал чьи-то шаги, обернулся и, сжав свои детские кулачки,
бросился на подошедшую женщину. Он хотел её ударить, но что-то
удержало его, он выскочил на морозный снег и стал жадно
пригоршнями его глотать, он хотел заболеть и умереть. И он
действительно заболел. Когда женщина, которую он хотел
ударить, спасала его от пневмонии, проводя у его постели целые
ночи, он однажды в полубреду произнёс: «Я вас так любил, а
вы убили его. За что? Что он вам сделал?»
    Илья Петрович попытался что-то сказать, но она властно
остановила его:
   – Я ещё не договорила.
   – И не надо! – он почти кричал. – Тогда вы убили младенца,
теперь пришла моя очередь? Я готов. Что вам нужно, моё тело,

                526

мои мозги, моё сердце? Но оно и так принадлежало вам с тех
самых дней, – он сгорбился в кресле и закрыл лицо руками.
    Анна укоризненно смотрела на Антру, но на её лице можно
было прочесть только неумолимую решимость. Она ринулась в бой
со всей страстностью той Антры-воительницы, что ещё в самом
начале XVIII века с оружием в руках билась за честь и свободу
самых близких людей.
   – Послушайте меня, Илья, соберите всю свою волю, речь идёт
о спасении от тяжёлого душевного недуга – вашего и моего, – и
имейте, наконец, снисхождение к своим близким и друзьям.
Некоторые из них помогают вам, рискуя собственным благополучием
и, возможно, своим будущим. Не забывайте, в какой стране вы
живёте.
   Так вот, первое – я не убивала, а спасала умирающего малыша
Я особого рода экстрасенс и психиатр, да будет вам известно.
   В тот вечер, придя из госпиталя после восьмичасовой
сложнейшей операции на мозге, выпотрошенная, еле живая, я не
успела к началу агонии. Вы учёный и вы знаете, что пси-поле
человека – структурированная волновая среда, она информационно
обеспечивает всю работу высшей нервной деятельности. Во время
смерти человека его пси-поле диссипирует – рассеивается,
исчезает в пространстве. При этом происходит энергетическая
аннигиляция.
   В тот вечер произошло трагическое стечение обстоятельств.
Если бы я не пыталась спасти умирающего, его пси-поле свободно
бы диссипировало во вне. Вы сидели между мной и младенцем.
Мой направленный поток сознания прошёл через ваше пси-поле
и пси-поле умирающего младенца, но оно оказалось невероятно
сильным. Его РВС, так называемый рецессивный вирус сознания
направленно аннигилировал в нашу сторону. Я увидела вспышку,
ослепившую меня на доли секунды. Но главное, на меня обрушился
такой выброс энергии, будто невидимая масса придавила к стене.
Мы оба оказались на пути этого волнового удара. Илья, мы оба
подверглась агрессии этого вируса-чипа. Этот РВС до сих пор
травмирует и вашу, и мою психику. К этому я могу добавить,
что пси-поле подобной силы я наблюдала в далёком XVIII веке
среди самых сильных жрецов вуду на Гаити. Семья мальчика,
скорее всего, жила под проклятием вырождения, вот почему у

                527

них умирали все дети. Мы стали невольными жертвами какой-то
тайны, нас затянула бездна ужаса смерти, и она повязала нас.
   Антра умолкла, встала и подошла к балюстраде балкона,
обращённой к морю. Сложив руки на груди, всматриваясь в
безграничную синеву Медитерана, она молча стояла и слушала,
вступившую в разговор Ольховскую.
   Илья не заметил, как отнял руки от лица, и сидел,
обуреваемый смешанным чувством страха, стыда и надежды.
Анна подошла к нему, потрепала по голове.
   – Ну, великий мыслитель и философ, до твоего ума начинает
что-то доходить? Вспоминай! Оторванный от родного дома и города,
где-то в далёкой тьмутаракани живёт мальчик неполных десяти
лет, маму он не видит до поздней ночи – она работает на
военном заводе, – а отец на фронте, и о нём ничего неизвестно.
Мальчик чрезвычайно впечатлителен от природы, оставаясь один
с немолодой хозяйкой, он попадает под её влияние. А она в силу
своих трагических обстоятельств погружена в мистическое
состояние обречённости. но, как человек добрый, она
привязывается к чужому ребёнку, обучает его свободно читать
старообрядческие религиозные тексты, учит гадать на картах
и бараньем жире.  Постепенно он становится замкнутым,
погружённым в себя и все вечера коротает в играх с десятимесячным
малышом или читает с хозяйкой старообрядческие книги.
    Но вот появляется светлое пятно в его жизни – тётя доктор,
очень красивая, она тоже снимает комнату в этом доме.
   Однажды он случайно увидел её обнажённой, когда она мылась
в хозяйской баньке. Это потрясение, в нём просыпается детская
сексуальность, он тайком следит за ней, он жаждет прикоснуться
 к её обнажённому телу, она приходит к нему ночами во снах.
Начитанный не по годам, он рисует в воображении запретные сцены.
Сознание его разорвано между пробудившейся детской сексуальностью
и религиозным страхом греха. И вдруг – катастрофа.  Мальчик
страстно обожал эту женщину, но теперь был уверен, что  это она
убила младенца и теперь за грехопадение убьёт и его.
Эта уверенность и страх укреплялись в нём ещё тем обстоятельством,
что он страстно желал близости с женщиной по возрасту и внешне
чем-то похожей на его маму. А дальше сработал механизм защиты,
психическая  травма осталась, но полностью из памяти были стёрты

                528

следы места и времени происхождения этой травмы. Вот почему при
первой же встрече с Антрой в Чегете эта травма обнаружила себя
в полной мере. Но как и когда она возниклаты ты не мог себе
объяснить, и это усиливало твоё болезненное состояние. Болезнь
проявилась  уже в зрелом возрасте; сыграл свою роль, как
сопутствующий,  неявно выраженный эдипов комплекс.
   Случай не самый безнадёжный, Илья, верь мне. Мы взрослые
люди, каждый со своим жизненным опытом, и у нас с тобой есть
своё прошлое. Память о нём, представь, и мне помогает жить в
этом страшном мире. Протяни руку Антре, посмотри в её глаза и
ты прочтёшь в них своё спасение.
   Антра, обернувшись к ним, с усилием подбирая слова – кто
бы мог подумать, что несколько минут назад она метала громы
и молнии, – сказала:
   – Илья, недуг, поразивший нас, может отступить при условии
предельной концентрации воли и доверия друг к другу. Все
процедуры и препараты бесполезны без этого главного условия.
   Если вы хотите стать полностью здоровым и вернуться к
научной и литературной работе, вам нужно слушать Анну, она
наша  мудрая игуменья – и моя, и ваша. Нужно ослабить этот
паразитирующий РВС, перевести, опустить  его на более низкий
энергетический  уровень. Аномалии РВС всегда были причиной
психических  расстройств, и в эдиповом комплексе тоже. Клянусь,
я так хотела спасти этого малыша, причём хотела сделать это
представьте, ради вас. Когда сорок лет назад я увидела вас,
склонившимся над  старославянской вязью псалмов, и услышала
голос хозяйки: «Илюша,  иди посмотри как Мишенька умирает», –
я просто окаменела от  ужаса и боли за вас. Жаль, вы так и не
успели прочесть моё  письмо. Я хотела заранее вас подготовит
к этой встрече.
   Илья Петрович боялся поднять глаза, он сгорал от стыда,
ком подступил к горлу. Анна, это всё она. В такие уже далёкие
шестидесятые, многоопытная в делах любви, на четыре года старше
его, она дружила с ним. Он был влюблён в неё по уши, а она,
изредка, просто из дружеского расположения, позволяла себя
любить и часто вызывала на откровенность. И однажды, в минуты
 близости, Илья сознался в тайной детской и трагической
влюблённости во взрослую женщину. Теперь она предала его,
всё рассказав Антре?
   – Так это были вы, Антра? – он так и не понял, вслух он
это произнёс или ему показалось.

                529

Между тем, Ольховская многозначительно посмотрела на Антру:
  – Нужно на время оставить его одного?
Но та отрицательно покачала головой. она решилась идти до
конца. Как говорят в России, «клин клином вышибают».
   – Илья, оставьте в стороне ваши старомодные понятия о
корректности и порядочности, стыдиться вам некого и незачем,
более того, если у вас за последние сорок лет не угасла жажда
прикоснуться к моему телу, приглашаю на море. Говорят, вода
у берега прогрелась до двадцать четырёх градусов, по Цельсию,
разумеется.
    Илья Петрович вспыхнул до корней волос. А Антра? Она вста
ла перед ним на колени:
   – Посмотрите в мои в глаза, Илья, что вы читаете в них?..
  Ольховская не выдержала и отвернулась: «Чёрт бы вас побрал,
как я рада за вас обоих». А Илья Петрович сидел, как, наверное,
на страшном суде сидят грешники, в полной душевной наготе,
но жгучее чувство застарелого, почти забытого стыда всё больше
овладевало им. Он вспомнил... Да, он вспомнил эти буквы G.d‘О
и слово Antra. Он смотрел в её глаза, а видел десятилетнего
мальчика, прижавшегося лицом к влажной скамье и вдыхавшего
запах женского тела, ещё две минуты назад лежавшего на этой
скамье хозяйской бревенчатой баньки. Закрыв глаза, он впитывал
с этим запахом сладкую, кружившую голову истому.
   Потом он лёг на скамью ничком, обхватив её снизу руками,
вытянулся и блаженно зажмурился, испытывая чувство восторга.
Это был странный запах. Если бы мальчик знал, что без малого
триста лет назад один мужественный моряк, также как и он,
безответно влюблённый, назвал этот запах ароматом рая...
   Но что-то мешало мальчику. Закрытые веки тревожил яркий
луч. Было утро. Косые лучи солнца проникали через маленькое
окошко баньки и падали на мальчика и на грубо отёсанные
половицы. И оттуда, от этих половиц, нестерпимо, даже через
закрытые веки, слепил солнечный зайчик.
   Он открыл глаза и увидел овальный медальон, застрявший в
щели между досками пола. Своими тонкими и гибкими пальцами
он извлёк это маленькое чудо и, зажав в ладони, перевернулся
на спину. Он лежал так долго-долго, предаваясь мальчишеским

                530

грёзам, пока не пришла хозяйка и не грохнула об пол вёдрами
с водой. Он метнулся мимо неё, поймав то ли удивлённый, то ли
осуждающий взгляд. Медальон он спрятал под подушку в своей
постели. Это был её медальон, военного доктора и хирурга Евы
Слуцкой.
   Вечером мама спросила:
  – Ева, что с вами? на вас лица нет! Опять скончался на руках
тяжелораненый?
   – И это тоже, – тихо, почти беззвучно прошептала доктор. –
Я потеряла свой амулет, свой оберег, самое большое сокровище,
всё, что оставалось у меня от моей трижды проклятой жизни.
Мама обняла её за плечи и повела к столу. Как они были похожи
и как близко сошлись в этих краях, оторванных от большого мира.
А он, Илья, лежал в постели, сжимая в ладонях своё маленькое чудо,
терзаясь стыдом и страхом. А Ева продолжала:
   – Оборвалась цепочка, поэтому я носила медальон здесь, в
нагрудном кармане гимнастёрки. За время суточного дежурства
приходится раз по пять переодеваться перед операцией. Вот там
он и выпал. Самое страшное, если его уже нашли и передали
нашему особисту, а я не смею заявить о пропаже, там выгравировано
моё настоящее имя. Не хватало мне с моей биографией попасть в лапы
НКВД.
   Мама оглянулась:
   – Тише, я прошу вас, Ева. Не надо, чтобы Илюшка слышал, он такой
чувствительный мальчик, он будет страшно переживать из-за вас.
   – Да, он у вас просто ангел.
 А «Ангел» лежал в углу комнаты в своей кровати, укрывшись с
головой и обливаясь горькими слезами. Всё смешалось – и стыд,
и страх, и любовь, и острая жалость к себе, к Еве и маме. Но,
странное дело, у него и в помине не было желания отдать
украденный медальон. В ту ночь он тысячи раз целовал его, орошая
слезами и с трудом сдерживая рыдания...
   Уже на Дальнем Востоке мама получила письмо от одной общей
с Евой знакомой – медсестры госпиталя. В письме была такая
странная фраза: «от случайных людей я слышала, что у Елены
Семёновны очень большие неприятности». Мама удивлённо
пожала плечами:

                531

    – Какая Елена Семёновна? – на минуту задумалась и вдруг ахнула:
    – Евочку арестовали, нашу Еву Слуцкую, нашего доктора!
Илья, ему уже шёл четырнадцатый год, спросил:
   – Она сделала что-то плохое?
   – Дурак, – вспылила мама, – какой ты ещё дурак! Ева – святая
женщина! Если бы ты хоть капельку знал о её настоящей жизни.
Она французская коммунистка-интернационалистка. Но Сталин,
– тут мама понизила голос, – считает интернационалистов
предателями и шпионами. А они святые люди. Святые! Ты понял?
И если не хочешь, чтобы твою мать посадили вместе с отцом, молчи о
том, что слышал. Всегда и везде!
   Мама была добрейшим человеком и притягивала к себе людей,
как магнит, но в вопросах чести она была кремень, впрочем,
как и отец...
   Вглядываясь во встревоженное лицо Антры и взяв его в свои
ладони, Илья Петрович сказал:
   – Ева, перед вами тот маленький негодяй, что нашёл ваш медальон
и не вернул, не успел... разразилась эта катастрофа с умирающим
младенцем, и она заслонила от меня весь мир и вас, доктор Ева Слуцкая.
   – И где же это сокровище сейчас? – это был голос Анны.
   – Увы, он исчез совершенно непонятным образом в те годы,
когда мы уже были близки с тобой, – он говорил это, продолжая
вглядываться в черты женщины, стоявшей перед ним на коленях
   – Анна, помнишь, я читал тебе «Эпитафию»? ты тогда ещё
раскритиковала меня в пух и в прах. Так вот, Антра, это последнее
стихотворение Гастона д’Обиньи, последнее его послание к вам.
    В медальоне я обнаружил костяную пластинку. На ней с обеих
сторон тонкой иглой был нацарапан текст. С помощью сажи и сильной
лупы я переписал его, а потом не без труда перевёл, но Анне
я не раскрыл подлинное имя автора, да и не мог. До перевода
дневников я ничего не знал о вашей жизни. А этот перевод
всего лишь мой несовершенный текст. После разноса Анны я не
рискну его читать. Оригинал же находится в Москве, и при первой
вой возможности я его перешлю.
    Антра положила голову Илье на колени, обняла и застыла.
Какие картины прошлого, какие трагедии её фантастической жизни
возникали и гасли в её феноменальной памяти? Разве могли
               
                532

они представить, что именно в такой позе стояла когда-то юная
Антра, обняв колени герцога, её незабвенного деда, в тот день,
когда пришло её прозрение и когда так неожиданно она открыла в
себе свою единственную, поистине великую любовь к бедному юноше,
к её Гастону д’Обиньи, одному из самых отважных и благородных
людей её века.
   Наконец она подняла голову:
   – Не обращайте внимание на Анну, Илья, она просто нам
завидует, читайте, я так хочу услышать хотя бы одно стихотворение
Гастона на русском языке.

  Иилья Петрович глубоко вздохнул, даже на миг закрыл глаза,
как перед прыжком в неведомое, и начал читать:

                Когда б я мог увидеть вдруг
                Твой образ тайный, незабвенный,
                И обратиться в звёздный круг –
                Залог любви моей нетленной.
                Когда бы мог я воспарить,
                Восторг мой выразить словами,
                И обласкать, и воскресить
                Оледеневшими устами.
                Где ты? В каких Мирах летишь,
                В каких Галактиках незримых,
                И с кем ночами говоришь
                О брошенных тобой любимых?
                Когда б я мог из сирых лет
                Взлететь к утраченному раю,
                Слагая пламенный сонет
                И связь времён не прерывая,
                Искать ли тень былого дня,
                Иль отсвет давнего блаженства,
                Как по ступеням, восходя
                К твоим, родная, совершенствам.
                Когда б я мог...


                533

               


В колонтитуле знаменитая
скала Гибралтар и морской залив,
фото автора.