Каменный окунь

   Во времена мое службы на Севере, как-то так получилось, что мы сошлись с командиром соседнего экипажа подводной лодки на почве рыбалки и вне службы частенько с ним рыбачили.
   Конечно же, такие приятельские отношения не совсем обычны. Что не говори, все-таки капитан первого ранга, командир атомохода и вполне зеленоватый мичман боцман, но это на службе, а вот на рыбалке, как и в бане все равны. Все мы здесь братья по пару, по страсти, по удаче.
   Владимир Тихонович Булгаков был гораздо старше меня, но азарта ему было не занимать и я, "юноша пылкий" тянулся к нему и откровенно глядя ему в рот, ловил каждое оброненное им слово в отношении рыбалки. Он был, что говорится, кладезем рыбацкой мудрости. Многое, что так необходимо каждому в жизни, я почерпнул у него.
   Однажды еще по снегу мы собрались с ним на дальнее Окуневое озеро.
   Его название говорило само за себя. Слухи о небывалом каменном окуне с пестрой тигровой окраской и весом не менее двух килограммов, который с легкостью выскакивал у зазевавшегося неопытного рыбачка из лунки, на лету сжирал приготовленную к чарке закуску, разложенную на рыбацком ящике, и благополучно уходил через соседнюю лунку к себе в бездонную темень глубины, будоражили наше воображение.
   Конечно же, всему верить нельзя.
   Рыбаки народ такой, что приврут и недорого возьмут. А то, видишь ли, выскочил, закусил, а к чарке даже не притронулся. Конечно же, враки. Но что-то в этом было.
   Как мы добирались до этого озера, история долгая. Пару раз мы делали привал. Причем по полной схеме с питием и закусью. С ремонтом лыж и проверкой: “А не загрустил ли червяк, накопанный накануне в подвале соседнего дома”. И вообще, где наши удочки?
   На озеро мы пришли к обеду, хотя вышли из гарнизона еще затемно. Что за прелесть эта рыбалка, да еще на озере, где не ступала нога человека.
Провертишь пяток лунок впрок, так сказать. Прозапас.  Разгонишь кровушку по жилушкам, и…               
   И чувствуешь, что есть еще порох и ягоды в соответствующих местах, а вот клева нет. И так и сяк. Ну, нет клёва. Не сезон.
   День клонился к вечеру, а настроение и того ниже. Вот тогда-то и пошел я к противоположному пологому берегу озера посмотреть, как там с рыбой?
   Провертел метровый лед как можно ближе к урезу воды, померил глубину и остался вполне, доволен. И воды подо льдом было сантиметров двадцать и льдобур не запорол об каменистое дно. Опыт не пропьешь. Ведь чем меньше воды подо льдом, тем выше удельная составляющая рыбы.
   Все вышло очень даже удачно. 
   Я решил попробовать лов на зимнюю блесну и пару поводков со светящимися мормышками. В то время это был последний писк моды. Такие мормышки привозили из Питера по случаю. Каковы они в деле я не знаю и по сею пору, но ими гордились особо. Они были как клеймо мастера на рыбаке. О чем с вами говорить, коли у вас нет светящихся мормышек.
   Итак я опустил снасть до дна, приподнял сантиметров на пять-семь и плавно стал покачивать. Вверх – вниз. Вверх - … и чувствую есть. Есть! Повело резко и натужно.
   Леска натянулась как струна.
   Только бы выдержала.
   Предстояла долгая и волнующая душу борьба. Одному здесь не справиться, да и радоваться лучше в коллективе. Я стал звать Тихоныча.
   Голос пропал напрочь.
   Тихоны-ы-ыч. Я не узнал собственного голоса. Да разве же он услышит.
   И только невероятное чутье, и опыт рыбака иногда заставляют человека, ловящего рыбу, вопреки всему, оторвать свой взгляд от безжизненной лунки и броситься товарищу на помощь.
   Тихоныч был уже на середине озера, когда леска вдруг ослабла, а у меня прорезался голос.
   Мучительный стыд за свою неловкость заставлял меня снова и снова находить довольно меткие эпитеты к окружающей природе, процессу рыбной ловли и состоянию погоды, а так же кривизне собственных рук растущих не из того места и заточенных не под тот инструмент. 
   Подбежавший и запыхающийся Тихоныч поинтересовался, не тот ли я незадачливый рыбачек, что задаром кормит ничейных окуней.
   Отстранив меня от лунки, он опустил туда свою, проверенную временем, снасть из Ленинградской лески 06 с крючками номер девять, в количестве, достаточном для одновременного лова целого косяка рыбы.
   На каждом крючке было по пучку червей да таких, мимо которых не прошел бы даже аллигатор, не будь здесь так холодно.
   По всему было видно, что Тихоныч грустил.
   И тут свершилось чудо.
   Тихоныч не заулыбался, а матово засветился изнутри и выругался.
   По-доброму. Без злобы, а так по ходу жизни.
   Я понял. Есть!
   Руками он выбирал леску, а унтами отгонял меня от лунки. Каменный окунь весом не менее трех кил крепко сел на снасть, но в лунку не шел. Толи он не мог изогнуться из-за малой глубины, толи просто, морда не влезала в лунку.
   Тихоныч распластался по льду и попытался ухватить окуня за жабры. Рука дальше, чем по локоть в лунку не влезала. Сердце бешено стучало: “Уйдёт. Уйдёт. Уйдёт”.
   Куда он денется. Спокойно выдохнул Тихоныч и посвятил меня в продуманный до мелочей план. План дальнейшей борьбы за обладание редчайшим экземпляром “Каменного” окуня.
   План был прост, но надёжен.
   Он, Тихоныч, попытается утомить окуня в борьбе, а я, тем временем, должен сбегать на нашу стоянку и принести его охотничий нож из  рюкзака. Будем расширять лунку.
   Нож оказался не велик, и охотиться с ним можно было, разве что, на свинину в консервной банке, но работа закипела. И уже минут через сорок образовалась солидная яма, забитая колотым льдом и водой.
   Уйдет - не уйдет. Вот в чем вопрос.
   Снасть оказалась надежной.
В один момент она поддалась и в расширенной полынье, желто, с металлическим отливом, блеснул широкий, круглый, матово лоснящийся бок…

   Бок консервной банки наполовину заполненной донным илом. На вполне свежей крашеной по жести этикетке значилось: “ Икра кабачковая” и, кажется, шестьсот граммов.
   Конечно это не три килограмма, но как он упирался...
   В смысле она.
   А, в общем, рыбалка удалась.
   Спирт. Адреналин. Свежий воздух. Природа…