Конец истории

Она перестала отвечать на мои звонки, эсэмэски, заблокировала меня в соцсетях, сообщив предварительно, что я ей надоел. Также она сказала, что меня больше не любит, но испытывает ко мне «теплые дружеские чувства», и была бы готова и дальше общаться, только я, к сожалению, на это неспособен и любого выведу из себя своими наездами и требованиями чего-то большего.
Моя реакция была простой и естественной: я дотащился до ближайшего магазина и купил все, что полагается, с запасом, поскольку в моих планах было не выходить из дома как можно дольше. К этому времени во всем теле уже поселилась жгучая густая боль, которая отнимала все силы и лишала возможности двигаться, говорить и что-то делать.
К своему домашнему ритриту я подготовился, как надо: взял, и водки, и пива, а вина брать не стал. Пускай уж все будет из одной истории – пшенично-ячменной, чтобы, как говорится, поменьше тошнило.
Придя домой, я открыл, налил и выпил. Подождал секунд 5 и выпил еще. Включил музыку. Выпил. Выключил. Прошелся по комнате, взял гитару, дернул пару раз за струну и положил гитару обратно. Налил, выпил, закусил. Закусывал я мандаринами. И вкус хорошо перебивает, и не тяжело, поскольку есть совершенно не хотелось. Хотелось пить, пить, пить, не переставая, чтобы заглушить острую боль и почувствовать хоть чуточку тепла.
Тепло появилось, минут эдак через 5. С каждой порцией водки становилось все теплее и теплее. В голове распространялся приятный туман, который мягко окутывал и внешнее, и внутреннее, навевая беззаботность и… не то, чтобы веселье, но, по крайней мере, позволял взглянуть на происходящее как на нечто забавное и, в принципе, нестрашное.
Избавиться от страха – вот что самое главное в таких случаях. Недаром говорится, что пьяному море по колено. Это факт. Ему по колено море собственных непереносимых переживаний, которые вдруг, словно по мановению волшебной палочки, становятся вполне переносимыми и даже совершенно неважными.
И почему так без водки не бывает, а? Я вас спрашиваю, дорогие люди, почему?!!! Почему надо обязательно выпить, чтобы РЕАЛЬНО ПОЧУВСТВОВАТЬ, что все происходящее тебе АБСОЛЮТНО ВСЕ РАВНО. Не смотря на боль и прочие неудобства. Ведь когда переживается это ВСЕ РАВНО, становится ясно, что оно было и есть всегда, вот только заметить его можно, лишь, предварительно выпив. Вот ведь загадка, блин!
И, что примечательно, потом, на утро, тебе опять не все равно, причем ровно на столько же, насколько накануне вечером было все равно.
Такова физика жизни, едри ее мать! Иначе, как «законом сохранения ***вости в пространстве субъективных переживаний», эту мерзость и не назовешь. И ведь сохраняется, ёлы-палы! Никуда эта хуевость не девается, разве что, на время. Зато потом, с новой силой вторгается и завладевает всем твоим вниманием.
Что происходит дальше, знает каждый: с каждым днем эффект слабеет, а потом исчезает вовсе, и остается только ободранный кусок мяса, который все чувствует, никуда не может деться, и никак не может повлиять на происходящее.
Прекрасный образец человека, разучившегося, наконец-то, врать самому себе. Оказывается, хуже этого ничего быть не может. Нигде и никогда.
Но мне до этого, слава богу, было еще далеко, поэтому я налил себе водки и выпил. Включил песню «Прощай, ****абол» и с удовольствием ее послушал. На строчках «твой телефон я удалю», меня пробил неудержимый рёгот. Воистину, «прощай, ****абол, не скучай, смотри футбол!».
Я, к сожалению, футбол не смотрю. Начисто лишен такой способности. Я проверял, еще в детстве.
В то время двор болел двумя вещами: футболом-хоккем (в  зависимости от сезона) и рок-музыкой (круглогодично). Я с некоторой завистью наблюдал за пацанами, которые с пеной у рта сообщали друг другу впечатления от вчерашнего матча. Было совершенно ясно, что это их заводит, причем, неслабо. Меня самого всегда вдохновляла увлеченность других людей. Это ощущалось как сила жизни, которая течет мимо меня и по какой-то причине меня игнорирует. Мне было обидно такое пренебрежение к собственной персоне, это чем-то напоминало исключение из  праздника, в котором участвуют все. А праздники я любил. Даже очень. Потому и хотел участвовать в общем веселии.
Я честно пытался включиться в этот процесс, но тщетно. Напрасно я просиживал часами перед телевизором, учил имена нападающих и полузащитников, изображал восторг и вместе со всем домом кричал: «Шайбу, шайбу!».
Это не помогало. Ни капли. Я ничего при этом не чувствовал. Я отчетливо видел, что люди радуются неподдельно, что они увлечены. Глаза их горят, а лица сияют. Они любили, я же оставался к этому совершенно равнодушен.
Помучившись так сравнительно недолго, я бросил это дело, махнув на все рукой. Не вышло из меня страстного болельщика, что тут поделаешь…
Зато со вторым увлечением нашего двора получилось нечто совершенно другое. Сначала я с недоумением слушал восторженные рассказы парней о том, что «в Торговом Центре выбросили диски «Битлз»». Потом мне самому довелось увидеть маленькую пластинку с записью четырех песен. Мне был интересен энтузиазм, с которым все относились к этому куску пластмассы. Честно говоря, я не понимал, как звуки, выходящие из громкоговорителя, могут вызывать столько чувств.
Я прослушал заветную пластинку на родительской радиоле пять раз, и ничего не почувствовал. Мне было все так же все равно. Любовь не тронула моего сердца и на этот раз. Оно осталось абсолютно равнодушным к завываниям далеких заморских парней. Я вернул пластинку приятелю и решил, что не судьба мне понять, что же так трогает и цепляет людей во всем этом.
Но это был еще не конец. Прошло совсем немного времени, и я обнаружил себя возле старенького магнитофона, подключенного к всё той же радиоле, из динамика которой раздавались мощные звуки «Эбби роуд»: «Кам тугезе, райт нау, оувэ ми!».
Я был совершенно околдован этой музыкой. Я слушал единственную кассету круглый день, с утра до вечера. С одной стороны был записан «Эбби роуд», с другой – «Мэшн хэд». Бабушка, измученная громкими звуками непонятной музыки, неоднократно пыталась ворваться в комнату и прекратить это безобразие. Я подпирал дверь с помощью пианино и делал погромче. Бабушке оставалось в бессилии колотить в дверь и кричать: «Фашисты! Выключи свое «гау-гау»!». Но я был непреклонен. Я был совершенно безволен что-либо выбирать, я мог только слушать эту кассету снова и снова. Иногда я сам пытался задать себе вопрос: «Что я, на хрен, делаю? Почему мне так важно слушать эти песни? Что такого там звучит?». Ответов на эти вопросы у меня не было. Я отчетливо понимал всю несусветную глупость происходящего: пока длилась песня, со мной происходило что-то невероятное. Это было что-то огромное и, несомненно, несопоставимое по масштабу с теми тремя-четырьмя минутами, пока звучала музыка. Любовь наконец-то постучалась в мое сердце. Да что там, она просто взорвала его, и я больше не находил себе покоя, но хотел слушать еще и еще.
Уже примерно через год я играл в школьном ансамбле, составлял собственную рок-энциклопедию, а на уроках практического английского, где мы беседовали с настоящими американцами, англичанами и даже австралийцами, я мучил своих собеседников подробностями рок-жизни, заставляя их обсуждать разные составы рок-групп, их альбомы, концерты и музыку.
Вот так всегда с любовью – сначала удивляешься, как другие любят, а потом сам сходишь с ума. Причем, когда это случается, становится совершенно ясно, что ты любил и раньше, просто по какой-то причине не чувствовал своей любви.
Честно говоря, это легко понять. Не чувствовать любви удобно. Ничего не болит, не давит. Это совершенно безопасно и нестрашно. И, конечно, при этом все, что обычно происходит во время любви, воспринимается тобой как нечто абстрактное и далекое,  не имеющее к тебе никакого отношения…
А потом неизвестно что происходит, и ты падаешь со своего пьедестала. Становишься беззащитным, глупым и ранимым. Вредным для собственного здоровья и утомительным для окружающих. Короче, полным дураком. И тебе, конечно, говорят: «Прощай, ****абол, не скучай, смотри футбол!». В самом деле, а что тут еще можно сказать?