Абориген

Посвящается ...
За безропотный шепот и такое же мнение


Довелось мне знать одного человека, который был очень несчастлив. Его постоянная борьба с самим собой и с окружением, довела его до крайнего исступления. Мы с ним долго беседовали, пока он не рассказал мне историю, которая случилась с ним недалеко от переезда Москва-Петембург. Сам он был их петербуржцев, поэтому крайне негативно реагировал на любую критику в адрес его города. Он был ладно скроен, имел в год хорошую получку и отличался исключительным терпением.

Но то, что он мне поведал — сложно назвать криком души. Скорее это боль, как я её понял. Сам же он, увы, благодаря своей тупости, ничего не вынес из сложившейся ситуации.

Итак, ночь. Вагон трясет и все его пассажиры храпят в унисон стуку колес. Трясущееся телодвижения делают примерно тоже самое. В тихом купе, где, обрамленной небольшой ночной лампой, сидят двое, наша история начинает повествование.

Она — дама высшего света, в котором принято считать любые идеи за свои. Он же — просто человек. Ничем не выдающийся тогда и от которого весьма дурно пахнет, почему то, лампадой и воском.

-Вы ничего не понимаете! Я так несчастна! Вся моя история...сплошной фарс! И нет там места событиям хорошим и благоверным, как высказался один мой друг!

Он замолкла. В её тонких и молодых руках был веер, которым она иногда обмахивала себя скорее для ситуации, нежели для истинного смысла.

-В чем ваша проблема? Расскажите, - начал мой друг спокойно, но в неким волнением в душе.

-Ах, вам не понять. Вам не понять всей грусти, которая в моей душе ликует.

-Постарайтесь же рассказать эту грусть. Быть может, и у простых людей есть свои ответы?

-Как же вы глупы в своих убеждениях, - она замахала веером. -Ваши мещанские представления никак не могут быть согласованны с моими. Вы абориген. Знаете ли вы кто это?

-Не имел чести быть знакомым с ним.

-Еще одна глупая душа! Ведь вы не читали газет о новых берегах, освоенных разумным человечеством. Мне не о чем с вами говорить.

Она замолчала. Её красивые глазки устремились в окно поезда, где мимо пролетали фонарные столбы и редкие строения.

-Я слышал об аборигенах. Вы напрасно преписываете мне невежество в современном местоположении вещей. Более того....

Она перебила

-Что вы видели, кроме своего города? Ничего. Ваши познания только и оканчиваются на том, что видели вы или слыхали.

-Позвольте. Вы даже не даете мне закончить

-Ах! Оставьте высокопарные слоги. Они все были сказаны до вас и более осведомленными людьми. Вы — лишь повторите их.

Мой друг, который, как вы знаете, имел огромное терпение, в тихой мере начал приходить в легкое недоумение.

-В чем ваша беда? Я готов помочь вам всеми силами как могу!

Она лишь отвернулась.

-Вы такой же абориген, который скитается по Южной Азии. Вы ничего не поймете их моих уст.

Мой друг хотел, было, возразить, но остановился. В чем я, уверен, была его роковая ошибка.

-Они скажут по джунглям и горланят свои песни, - продолжала она. - Дикари! Дикари и не более! Их заботит только женщины. И еще немного пища. Они отвратительны мне.

-Так почему же вы думаете о них? Быть может не стоит читать более газет, которых подносят нам в большом числе?

Она раскрыла веер и начала им махать.

-Нет в вас великой мысли. И проблему мою вы не поймете, хоть и готова рассказать вам.

-Так расскажите? Быть может...

-Оставьте, - прервала она его. -Оставьте этот ваш высокий слог. Когда вы видели, чтобы вас так не любили? Когда вы чувствовали себя одиноким? Нет более жестокого чувства...Этот проводник так и не принес мне чай! А я одинока...Как же я одинока в этом мире глупцов и подлецов! Я так...

Тут он закончил. Сказал только, что вышел из купе закурить и долго думал об аборигенах, гуляющих по Азии и собирающих кокосы.

Потом женились.

Я навещал его перед свадьбой, да только занят он был приготовлением к ней. Я так и не понял, чем именно, но, говорят, что он одел галстук не совсем малинового, с оттенками бордового, цвета.