Пой, цыганка...

               
   Мне много раз доводилось слышать, что цыгане своих детей обычно не бросают. Но оказалось, что у всякого правила имеются исключения,  вот с таким исключением мне и пришлось познакомиться на практике.
Дело было в конце 70-х, в самый «расцвет» брежневского застоя. Лозунги со всех плакатов кричали:
   «Народ и партия едины!», «Вперед к светлому будущему!», «Коммунизм – наша цель!». Люди же, не единожды обобранные родным государством, просто старались хоть как-нибудь свести концы с концами, прокормиться и поднять детей. Светлое будущее оказалось недосягаемым призраком, а кушать хочется каждый день, да не по разу… Те, кто послабее характером, не выдерживали безысходности и безнадеги, уходили в запои, в криминал, пускаясь «во все тяжкие». В результате в советское, такое благополучное, время – переполненные Детские дома, интернаты и Дома малютки.
   Мне, 17-летней девчонке, доверили провести инвентаризацию мягкого инвентаря в инфекционном отделении городской детской больницы, проще говоря, посчитать подушки и матрасы. На первом этаже располагались большие палаты, на втором – отдельные  боксы. Перед началом работы медсестра предупредила, чтобы я не обращала внимания на детишек, мол, так будет лучше… Основной состав больных в отделении – детдомовские, домашних мало.
   Наконец, вхожу в палату, а там… Малышни 3-5 лет целая куча, и все встревожено смотрят: -«А вдруг это моя мама пришла?!» - читается во взглядах. Я быстро пересчитываю содержимое кроваток и выскакиваю за дверь… Сзади – рёв стеной! Их опять бросили… Господи, вот горе какое… И помочь ничем нельзя.
Поднимаюсь на второй этаж. Тут мамочка с младенчиком в боксе, тут наедине с бутылочкой брошенный мамкой новорожденный лежит, спеленутый бревнышком. Беззащитная сиротинка… Дальше по коридору слышен крик ребеночка постарше. – «Надо же, какой сильный голос!» - удивляюсь я. В очередном боксе в кроватке в углу орет, лежа на животе, малыш месяцев десяти.
   - Чего орем? – спрашиваю. Крикун мгновенно замолкает и смотрит  в ожидании. Мол, видишь – мокрый.
   - Прости, дружочек, я здесь по другому делу.
   Он понял и снова: - « Аа-а-а!» В следующем отсеке, пока я копаюсь в постельных принадлежностях, нянечка укладывает на пеленальник давешнего «певца»:
   - Гришка – цыган! – с улыбкой похлопывает по попке довольного мальчишку, заматывая его в сухие пеленки. Судя по коростам и опрелостям на этой самой попке, нечасто няньки откликаются на призывный плач отказника. А малыш – загляденье: черные волосики-пружинки над круглым смуглым личиком, взгляд внимательный, дружелюбный и спокойный. Крепенький, смышленый мальчишечка.
   - Эх, дура - мамашка, такого сына бросила! – промелькнуло в голове. – Красавец вырастет!
   Теперь Григорию уже за 35 перевалило, надо думать… Как сложилась его судьба? По какой дорожке покатилась? Один Бог знает. А только цыганская природа берет свое:  даже младенца по голосу отличить можно – сильный он у них, красивый и певучий.