Тени в проходном дворе

Маски-Лица/2

Маски 2/0


Два слова, если вы можете взять всего два слова, какие выбрать. Слова, задающие образ.
"дело Ленина". Не менее известные, "мир Вьетнаму". Но есть подзабытые, "златоуст Юзовский". А есть и вовсе забытые. Скажем, "Канат альпинистов". Не приют, не группа, даже не связка, зачем? «это выражение чувств, никогда не затихающих в наших душах» (Товстоногов, с.3). Чувства, чтобы противопоставить их словам, таким как Западный Берлин. Чувства свои, слова? На то и свои слова, чтобы отделять свои чувства.

Несколько предварительных слов
Конечное существо в проходном дворе. Понятно, человек. Как минимум, требуется двор. Прошел, как не бывало, нет. Следом идет другой, и он пройдет. Есть народ, но случалось и народ? Случалось, но всегда оставалась калитка, ее можно отворить. Ибо есть такая вещь, как эстафета. Растворимся в другом народе. Традиция – та же палочка, передавайте следующему бегуну. Вы свою роль выполнили, спите спокойно.
Какая дистанция выпадает человеку? Поколению, дистанция ему, человеку как повезет.
Сама дистанция? Примерно тридцать лет. А далее смена поколений, старшее сходит, новое восходит. Лицо поколения фиксируется в словах, например, шестидесятники. Важнее? Определить смысл события, событий, строится ряд. Стягивается цепь, зачем? Повесить на шею, или повесить за эту шею. Там событие, тут человек. Выясняется, сам человек – событие, которого нет, но которое будет. Пока он идет проходным двором, становится больше, чуть иначе, растет. Проходной двор? Тесноват, расширить бы, дело поколения.
Да, человек может смотреть на Стену, наблюдать тени, возвращать события.
Было так, случилось так, забылось. А если сам человек как событие? Не смотреть на стенку пещеры, смотреть на себя, разве я не могу быть событием. Нужно сбыться. Сбылся, почему сидим, собирайся, пора. Куда, я еще не успел насладиться своим событием. Событием собственного события, вы понимаете! Я имею право, я должен вкусить собственное событие. Пусть весь мир слышит, я сбылся! Но тут голос, глуховатый, но такой насмешливый, а может, сбился?! Как теперь тебя называть, товарищ Сшибка. Ну и жизнь, им лишь бы назвать, придумать название, дать имя. Дальше начинается ненормативная лексика. Но как это чувство возмущения передать на страницах? Можно превратить в иронию: «ты прячешь рожки под прической». Ах, тебе мало, ну тогда получи: «а в туфлях – раздвоенные копытца» (Денисова, с.11).
Исхожено все. Если все, значит, пойти больше некуда, все исчерпано.

1. Чужая тень
Искажено все
Софронов

Крик, обойденный голос? Если бы, слишком требовательный голос, да еще с трибуны.
Время не ждет. Давно пора «выяснить действительное положение вещей» (Софронов, с.25).
Другие уловили новые веяния, прижали к обочине, быстренько обошли. Что делать борцу за правду? Не бить же по известному месту. У него другие методы. Бороться за правду, значит, бороться против. Если есть носители искажений, искажения найдутся. Разве возможны носители искажений, без самих искажений, ведь, правда, же? Что они искажают, все! опять это словцо. Но все-таки? С высокой трибуны: время, люди, события. Действительно, исчерпано. Содержание любой эпохи дано временем, людьми, событиями. Кто же искажает, разумеется, сами люди, больше некому. Время, как-то надо выделиться. Людей, надо же показать предмет борьбы. События, надо зафиксировать свою роль. Короче говоря, скажи, как искажаются события, и я скажу тебе, в какую эпоху ты живешь. Это значит? остается расставить оценки. Нельзя ведь искажать, не имея орудия искажения. Первое такое орудие, голос. Голосу нужны уши, хотя бы два уха,  к ним желательна трибуна. Голос = ухо + трибуна. И все? Ну да, конечно же, время. Где часы, мне нужны часы!
человек в лохмотьях не скрывает, «они мне не по карману».
Интересно, видит ли он в этот момент свое собственное лицо, знает ли, как оно искажено? Искажается непрерывно. Никто не догадался, монолог искажения станет гримом целой страны, на четверть века.

Пастор, дайте часы, не сомневайтесь, верну, на пять минут, берет часы.
Лицо бледное, изможденное. Густая щетина, глаза блестят. Подбородок, ничего не скажешь, выдает грубость. Грубить начал еще в школе, благо рядом были товарищи. Подрос, стал стучать в окна, «грубо требовал хлеба» (Алданов, с.41). И вот он перед средней публикой. Кто-то аплодирует монахам. Но кто-то и атеистам. Он встал перед ними, подмены не заметили. Все предстали перед ним, все вдруг стали равными. Как это ему удалось? Дайте мне пять минут, публика ждет. Если ОН есть, пусть поразит меня. И «обращаясь к Богу, прокричал грубую брань» (Там же). Брань, сама по себе, есть нечто грубое. А тут грубая грубость. Перед этой грубостью все сидевшие стали равными. Кладет часы, ждать пять минут? Ну, это для простаков, попробуйте возразить. Часы на столе, сразу же «сошел с трибуны» (Там же). Эффект, тот самый обратный эффект, отдача, сдача. Что это дает? Когда еще классик заметил, если "Бога нет, все позволено". И вдруг! Вы говорите, Бог есть? Тогда все позволено. Знайте, мне все позволено! Вынесло, о «Муссолини заговорили». Но ведь он и сам не может быть вне обратного эффекта? После «его смерти» вдруг нашлись документы, они доказывали, что «Муссолини был в то время тайным агентом политической полиции» (Там же, с.44). Ведь даже самые упертые диалектики в реальной жизни тянутся к инверсии. Ну а, глядя назад, можно: отрицать, снова отрицать. Потом, покрываясь потом, удерживать лучшее, синтезировать. А там синтез синтеза.

Почему бы не щегольнуть, время не ждет. Верно, не ждет.
Просто равнодушно к человеку. Вернее, ему наплевать на человека, сколько бы он ни молился, время ждать не будет. Но и торопиться, не станет. Торопятся люди, зачем? Понятно, Бенито! Другие уже, вкусили, а он где-то на задворках. Напролом, а что он может. Разумеется, если есть время, спешить некуда, можно "часами вдалбливать". Но если время равнодушно, как сделать знаменитое «время не ждет»? Отделить свое время – от общего времени. И вот тогда окажется, его личное время не ждет, никогда! Собственную прыть перенести на время. Далее маленький фокус, автор с удивлением обнаружит, время искажается. Не поздний феодализм, но бурное развитие капитализма. Еще пара строчек, и капитализм уже достиг той стадии, когда он должен быть превращен в социализм. Что же проделал Муссолини? Стал делать себя личностью. Сделал себя человеком № 1, поставил этого человека в центр. Пора делать историю, историю моего времени.

ВС/1, или Взгляд в сторону
Невелика фигура, так себе, фигурка. Где каста, где касса? Скажите еще, кастет. Дойдет. Но дело не в этом. Была бы фигура, влияние поползет, начнет усиливаться. А как влиять, если стоишь в чьей-то тени. И сам ты, чужая тень, не более. Кто-то рубит ладонью, или грозит пальчиком, а тебе трепыхаться. Да что там, бросаться на амбразуру.
Все кончилось. Если просто кончилось, начинаются гадания, как, что, почему.
Но вот если, все кончилось, обычно вопросов не бывает. Но что значит: все кончилось. Один вариант предложен, "кончились огорченья" (Алданов). А что кончилось у Муссолини, терпенье, деньги. Но, прежде всего, уверенность. Потерять уверенность, это и есть то самое все, потерять все. И он ринулся, бросился, за этим всем. В этом и заключается очарование харизмы, все, и сразу. Вырвать сразу все. Для начала? Самому вырваться. Как понять, что ты вырвался? Что-то должно кончиться. И Муссолини вдруг ощущает, "острая нужда", ее нет. Вырвался! Пришло имя. Вслед за именем родился девиз: идея, штыки, революция .


2. Человек на обочине
Вы уже причастны…
Копелев

Человек по Максу Веберу, человек харизмы, харизма, имя, девиз.
На чем держится человек харизмы. Есть классовая борьба. Надо упразднить классы, классовая борьба уйдет в прошлое. Останутся люди, скинувшие классовые формы. Если угодно, оковы. Люди, как есть. А что останется с ними? Придется уточнить, останется им!  Борьба «между людьми». Может быть, упразднить и людей, заодно? тогда уж точно, борьбы не будет. Правда, и бороться будет не с кем, скучно. Но об этом еще рано. Итак, упразднить борьбу, упразднить людей, в кого бы их превратить? Ну, конечно, в массу. Время роботов еще не пришло. Вам не смешно? вы правы, время роботов уже прошло. Пора, прямо сейчас, надо показать этим остолопам, как выглядит масса на деле, и в деле. Ну, это несложно, достаточно сорвать маску. Носители страсти, ко мне, вы узнаете сами себя. Он кричит, не сдержаться? Если кто-то кричит, значит, крик может стать орудием. Невысокий человек не кричит, он ругается. Грубая брань, вот его орудие, кому бы дать оплеуху. Инструмент действия, другого ему не дано? Он сам выбрал. А коль так, жалкие буржуа, гнилые интеллигенты, заткните уши, а ну, заткнитесь. Видите, тут же разбежались. Узнали, да, это я, ваше бешенство. Повежливее, Ваше Величество, другой разговор. И смелее. Ну, наконец-то вы встретились. Вы и ваше бешенство, обнимитесь. Удивительно крепкие объятья, не здесь ли начинается Сила.

Человек действия, по определению должен действовать.
Действие появилось до человека. Что оставалось человеку, найти место действия. Скажем, в театре, очень подходящее место для человека, устремленного к действию. А вот и театр, зайдемте. Заходим, зовем, кричим. На зов выглядывают сразу два человека. Два, зачем вы двое, мы ведь звали одного, выбирайте. В чем же сила Театра? Иначе, «почему так мало выдающихся режиссеров?» (Театр, с.65). Дальше. Невидимый голос делит режиссеров, на два. Одни делают, другие думают. Кого больше? «тех, кто делает» (Там же). Они многое умеют, проектировать движение, управлять пространством, у них динамика. А те, которые думают? Они знают, как «в груде слов найти внутреннее действие» (Там же). Фактически, оба типа направлены на действие. Но одни свое действие превращают в театральное движение, источник действия сам режиссер. Другие ищут действие внутри слов. Не будучи источником действия? Загоняют действие в нужную сторону. Поэтому, как бы ни была хороша пьеса? Сначала надо превратить ее в груду слов, не слишком приятное умение. Но зато, какие возможности. Встопорщиться грудой перед?.. или рухнуть грудой за!.. Представьте себе, попробуйте. Груда, нечто массивное, рушится! Не шум, гром, чуть иначе – потрясение, основ?

Какая именно груда? Да любая, для человека действия не имеет значения.
Он решает другую проблему, отковать или подковать? Отковать стрелу. Или подковать коня. Сначала груда слов. Побольше, поплотнее. Потом туда, в груду эту, человека. Давай-давай, хватит упираться, меняй кожу, хотя бы кожицу. Страшно, но ведь зритель ждет. А тебя ждет успех, меняй, меняйся. Успех требует, моей жертвы. Не дождется. Это я требую успеха, в таком случае, какую жертву должен потянуть за собой успех. Вернее, кого – в жертву. Вот список, вычеркните, на ваше усмотрение. А нельзя ли пожертвовать словом? Вашим! бросайте, это ведь только слово, падают же листья, валяются, корчатся.
Есть другой способ, протолкнуть Слово «на командные позиции», заставить, сиять, заново.
Верно, Слово можно протолкнуть на вершину. Но можно ли втащить туда же Груду слов?
Как повезло Режиссеру, он может любую словесную массу превратить не в руду, а в груду слов. Уже из этого беспорядочного нагромождения звуков создать, что? Какая выглянет физиономия, не столь уж и важно. Важнее другое действие, нужно надеть на нее такую маску, которая потрясет зрителя. Нужен театр потрясения, расплав, из «магмы» потрясения зритель выйдет другим человеком. Это значит?

На деле, перед нами два формовщика.
Методы разные, но оба они, формовщики образов. Два образа, на этот раз применительно к самим формовщикам. Из-за широких спин высунулись, на миг, формовщики формовщиков, именно так. Именно потому, что наши формовщики сами есть образы, они и способны быть формовщиками образов. Их продукт – образы. Разные образы! Может быть, один образ, но в динамике? Вот если бы они научились передавать этот образ, друг другу. Оборачиваются, смотрят. Снова отворачиваются, снова смотрят, друг на друга, прикидывают. Действие, Мысль. Выдумывать – Воздействовать. Гнать перед собой. Вовлекать в свои сети. И… снова отворачиваются. Как видно, никто не желает уступать, отступать. Зачем передавать, это значит, отдавать, упускать власть. Действительно, можно и упустить. Разве это не свидетельство слабости. Никто не желал уступать, кому оно нужно, свидетельство о слабости, торчащее за спиной.

ВС/2
Почему Муссолини так потерянно бродит по Лозанне?
Нет груды. С каким бы наслаждением он занялся формовкой. Нет, вы только посмотрите, право, стоит посмотреть. Вот он останавливается, бросает хозяйский взгляд. Улицы, узкие. Здания, старые. Даже столбы! Может быть, нелепые свечи столбов останавливают его взгляд, в первую очередь. Жидкий ряд, некоторые клонятся, явно не хватает руки, его руки. Привел бы в движение, эти улицы. То есть стал бы мотором. Кто-то может быть столбом, кто-то столпом. Короной, или даже опорой. А вот он сразу решил, буду мотором.
Заработал мотор, никто почему-то не заметил.
Никто не понял, что все оказались, с этого момента, в проходном дворе.
Все начиналось как в сказке, в той самой сказке, в которой люди делают смешные вещи. Ну, скажем, девочка-воробышек, беспечно чирикает. Потом теряет ключи счастья. Потом становится рабочей косточкой. Наконец, превращается в железную леди. Какую школу она прошла? Это скучно. Еще бы, нас влечет к игре, всех, без исключения. Чем не мотор, мотор в моторе... Когда говорят потребности, Музы смолкают.

3. Воля к части

Они представляли собой часть, авангард…
Товстоногов

3.1.
зачем театр, вот и думайте, да план поджимает, прикиньте, хотя бы.
Вопрос можно изменить? нужно изменить! Как делается эпоха, важнее где, на то и театр.
Для сравнения, а где делается портрет. В мастерской. Но есть и другое место, лаборатория. Из театра желательно выйти. Вам впору убраться, уже. Эпоха, которую представляет театр, здесь не подходит, не пройдет. Вернее, не годится. Легче войти в эпоху, минуя театр. Вы серьезно? Театр, мир-луч-свет, который «подчеркивает эпоху, вводит в то время» (Львов, с.105), и вы предлагаете миновать. Зайдем с черного хода. Театр не может вводить с черного хода! Поэтому мы сами войдем. Более того, войдем и внесем портрет. Вы ищете смысл, смотрите. Ограничиться бы смыслом? Уже не в вашей воле, вошли в эпоху, бегите вместе с ней. С радостью, да куда бежать-то. Не знает никто, иначе давно бы сбежали. Но есть же точка отсчета, это сам автор. Театра нет без автора, как и авторских прав без человека. Но если человека не видно, виднеется только мрачное здание, или вовсе одни голые подмостки? Это значит, автор успел нацепить маску. Чтобы затвориться. Напротив, чтобы сотвориться. И тем самым, войти в историю. История – маска? А зачем автору тащить в историю свое частное. Можно мир приложить к уху, есть такое ухо. Или приблизить к глазу, глаз тоже есть. Но лучше ли положить этот несчастный мир «на нашу ладонь» (Товстоногов, с.4).
Как правило, автор есть всегда, даже если речь идет о "мертвой петле".
Но чаще есть желание иметь автора, быть им, даже рождению мира можно предпослать автора.
Чудесная точка отсчета. Автор определен. Тут же, за ним, появляется фигура другого автора. Автор автора? бывает. Еще автор над автором. И в некоторых случаях, автор впереди автора. Чуть иначе, если есть разум? Его можно вознести на пьедестал, можно спихнуть с пьедестала. Ваш выбор? Бросить вызов, разуму. Повторяетесь, когда еще был брошен вызов, разуму. Сильнейший вызов, он и «определил смысл влияния Шестова на западную мысль» (Ерофеев, с.40). Сначала смысл, далее влияние, где-то на задворках западная мысль. На самом деле, все происходит в обратном порядке. Сначала западная мысль, чем не субъективная реальность? так почему бы не повлиять на эту мысль. На эту реальную мысль. Средство? Ну, допустим, сам человек. Он оказывает влияние, вернее, пытается, пытался, ушел. Прощальный взгляд, ему вслед. Теперь можно заняться смыслом. К счастью, наш автор уже разобрался. Обычный обратный эффект, теперь мысль влияет на нас. Есть реальная мысль, которая влияет на нас. Ее реальность? Она изменяет наше поведение. Если некоторое здание, «заносит за зиму так, что проваливается крыша» (Сечин, с.48). Делать здание выше? Усиливать крышу? Вместо этого каждый год, на ремонт. А где же мысль, меняющая наше поведение?
Сказали бы лучше, а в историю, можно войти с черного хода.

3.2.
Я сломал себе руку, а все-таки ушел
Бунин

Ну вот, дошли, театр, современный старый театр, можно заглянуть, мысли так и шмыгают.
Какие клетки! Стены, обшарпанные. Двери, скрипучие. Колонны, бутафорские. За ними просторы. А там? Снова колонны. Мы на дороге, единственная дорога «боев и славы». Никакой другой дороги нет. Или шагай по этой дорожке. Или будешь сброшен в придорожную канаву. Перешагнете, легко.
Нагляделись, на матросов, на боцманов, на других славных балтийцев.
Убедились в «железной воле коммуниста» (Львов, с.104). Да, можно сверкать в лучах чужой славы, и даже греться. Но можно в обручах чужой воли, такая теплынь. Требуется немногое, суровость. Где-то сзади ее верная спутница, грубость. Зависть! это завистью суровость превращается в грубость. Будем продолжать, если угодно, стройте ряд. Стройтесь в ряды. На то и бесконечные ряды, чтобы вместить всех рядовых. Тем и хорош строй, что все места там – одинаковые. Человек – к месту, найдется ли? Какие сомнения, в должном количестве, мобилизуем. Человек, которые делает. Человек, который думает. Из-за их спин вышел человек воли. Но человек воли потому и выходит на первый план, что есть другой человек, объект этой воли.
Но это же банально!
То есть, вы согласны стать объектом, нам как раз не хватало вашей улыбки.
А как же мое лицо, кошачье, самое подходящее. Если скромному автору Чеширского Кота удавалось отделять улыбку кота от самого кота, почему бы не повторить этот знаменитый опыт. Каким же образом, проще некуда: «Задом к речке!» (Бунин, с.125). Лицом, задом! В лоб, в затылок!! Не все ли равно?! Воля, объект, между ними действие. Но там может быть и мое действие. Действие, да, но не воля. Выходит, я – человек действия, и без воли? «и тотчас же задом упал с обрыва» (Там же). Лицом, задом, выходит не все равно! «Вторая рожа выстрелила в меня» (Там же), один раз, бросилась за подмогой. Сдуру? Возможно. Но скорее, конвоир, как человек одного действия, застрял между волей и объектом. Объект исчез, требуется другое действие, на то есть воля свыше, выполним ее волю.

Не страшно быть объектом чужой воли? приятно почувствовать заботу.
Двое. Один лишен казармы, зато может построить казарму, при случае. Другой лишен харизмы. Зато может устроиться в любой казарме, под крылом харизмы. В сумме? Возможно, мысль и меняет поведение. Но воля делает это быстрее. Сколько теплых слов, сразу столько слов. Ладно бы о любви, а тут сама любовь. Еще бы именины, поток поздравлений. Именинник выходит с ответным словом. Вот если бы вы, дорогие гости, эту вашу любовь, отдавали бы мне по частям. Не сразу, в такой вот короткий миг, а по частям, но всю жизнь. Немая пауза, что тогда? «Было бы легче жить» (Эфрос, с.63). Все бешенство мира, здесь и все сразу. Напротив, вся любовь мира, здесь и вся сразу. Между? Здесь нет ни бешенства, ни любви. Вернее, здесь нет границ. Представьте себе, все границы исчезли, стерты. Дистанция, отделяющая одно лицо – от другого? ее нет. Рефлексия, задающая смысл? ее нет. Можно запросто исчезнуть под шквалом вот такой единственной эмоции. Если уж исчезать, ради чего? Ты уже возмужал, внимай. Получать по частям, да еще всю жизнь, так жить легче, гораздо легче. Скажем, у вас три рубля. Если их удвоить, много ли?! Это как посмотреть, если можно купить «колбасу, сардинки, свежие батоны» (Катаев, с.75). Собраться с друзьями, закатить пир. Не плохо! Тогда по частям, это как? раз в месяц, приходите и удваивайте, потом пируйте. Как! всего один раз в месяц! А нельзя ли удвоить и здесь. Дважды два, что ж, приходите, раз в четыре месяца, ставьте. Нет-нет, мы согласны, на раз в месяц. Ждем завтра, в шесть вечера, свое пальто можете считать спецодеждой.

Я вам надоел, смертельно, все ж, позвольте последний вопрос.
в каком все-таки театре мы побывали? Если вы не узнали «театра жестокости» (Ильин, с.10), значит, этот театр начинается не с вешалки. Я, кажется, догадался, этот странный театр начинается с остановки. Вы пропустили букву, всего одну букву, в начале. Причем здесь постановка, вы бы еще режиссера помянули известным словом? Уточню, не самое начало, недалеко от начала. Плевал я на ваши подначки. Вы скажите мне совершенно прямо, что есть театр? Способ соотнести человека и человечество. А вот направление, или как любят говорить, вектор соотношения, это дело индивидуального выбора. Скажем, Георгий Товстоногов говорит об умении «вписывать человека в человечество» (Товстоногов, с.4).

ВС/3
нормальный человек предпочитает различать, если удается, разделять.
Скажем, если получать, то по максимуму. Если отдавать, по минимуму. Проще говоря, предпочитает реальность некоторой нижней границы. На языке социологов, нормы. Здесь получать. А там отдавать. Если увеличивать себя, то, как можно больше, дальше, как-то надо использовать пространство. Если уменьшать себя, то, как можно меньше, реже. Начинается время. Дети, деньги, власть, имущество, слава, что еще?  Еще бы гарантии, а если их нет. Тогда придется рисковать. И как это может выглядеть.
Как кусочек, который можно отщипнуть, от чужого пирога?
Так оно и есть, пирог чужой; и только кусочек!
Именно это и проделывали два писателя, исхитрится, отщипнуть кусочек. Потому и позволяется им резвиться на чужой территории. Наверняка они уже примелькались. Но спорить из-за крохотного кусочка! Пришли с тремя рублями, ушли с шестью, да пусть сходят в приличный магазин. Купят что-нибудь вкусное. А в остальном? вы здесь не сидели, вам придется стоять. Встаньте, ставьте, ваша! Иногда проигрывают? Не смертельно, брать кусочками, частями, чем не мудрость. Потерять кусочек, такой крохотный, чем не размах. А теперь Валентин, удаляемся. «Не делая второй ставки и схватив свои шесть рублей, мы тут же бежали» (Катаев, с.75). Не волнуйтесь, мы еще вернемся. Как всегда у нас будет три рубля. Мы их превратим в шесть рублей, как всегда. А как насчет удвоения шести рублей? Нет-нет, нам это не интересно, мы ведь живем не ради денег. Неужели ради удвоения? Вот если бы удалось удвоить самого себя! Глядишь, человечество и споткнется, на этом удвоенном опыте. Огрубляя, два писателя осуществляли, раз за разом, удвоение трех рублей, потребностей, но не пытались произвести удвоение собственного опыта, потенциала.

4. Возраст зависимости = цель + цепь + цена

На этой сцене мог свободно ездить танк
Эфрос

Чем же различаются люди? Кого бы вызвать на откровенность, конечно, детей.
Скажите-ка детки, они тут же заговорили, наперебой. Несут!.. что-то необычное. Если бы, в рамках приличий. Разве есть дети вне рамок? Вы правы, уточним время. Дети 90-х, в каких они рамках. Задавайте ваши вопросы, внимайте ответам, откладывайте выводы. И вот первый. «Наше общество всегда нуждалось в милитаризованных людях» (Мошкин, с.153). Из кого делают солдат, вопрос риторический. С кого делают солдат, вот что интересно. Почему мальчики, опрашивали детей шести-семи лет, желают быть солдатами? Можно силу накачать, можно повоевать, и даже бомбы побросать. Понятно, на врагов. Как это привычно, в «армейской жизни детей завораживают сила, оружие и доступ к нему» (Там же). Сваливаем все на бедное общество, а оно просто идет навстречу нашим же детям. Вот вы, да вы? зачем купили сыну пистолет, а "еще в очках"! Как? ваша дочка тоже тянется к армии. Так ведь там форма, такая красивая!
Снова та же оппозиция. К каким частям спешат прижаться дети?
Один не нуждается в казарме, другому не требуется харизма. Это значит? есть кто-то, кому нужна казарма. И есть кто-то другой, мечтающий о харизме. Первым делом устроить казарму. Армия? Совсем не обязательно. Достаточно дисциплины, строгой, жесткой. И машина заработала, винтики закрутились. О чем дети не подозревают? О посредственности, о том, что кто-то из них окажется обычной посредственностью. Помешает претендовать на солидное место? Ни в коей мере, подтолкнет. Посредственность утверждает себя непосредственно, не скрывая себя и своей посредственности. Хочет? Создать питательную среду, чуть иначе питомник. Кому там расти? желающие найдутся, надо лишь застолбить границы питомника.
Вот они = Сила + Форма + Цвет. Причем тут цвет? Цвета справедливости, так оно будет точнее.
Это символ, в каком лагере проснемся поутру, чью форму наденем, почему это столь важно? В силу одной-единственной причины, кто станет потерянным поколением, завтра. Мы так хотели «по собственной воле» выскочить из детства, уже сегодня. В итоге получили очень долгое бесцветное детство.

Опять цепи? От генерации не уйдешь, человеческая генерация, это и есть череда поколений.
Каждое поколение генерирует следующее. Мы зависим от наших ограничений. Иначе не состоимся. Наши рамки? На деле, это внешние ограничения, их ставит предыдущая генерация. Самим своим наличием. Ладно, когда росли, помогали. Но сейчас-то? Пора бы им уходить. Пусть наберутся смелости, уйдут. Кто? Вот эти люди, «крепко стоящие в налаженной жизни» (Степун, с.236). Дайте им по нагану. Настаиваете? Да, «самое лучшее, если бы с лица земли исчезли бы все, кто старше двадцати пяти лет» (Там же). В вашем возрасте, люди видят свои цели? Не только цели, еще и цепи. Ну, да жестокость революции сродни детской. Еще бы чуток, и мир бы откликнулся: молодежь всех стран, поднимайся! Неужели Ткачеву не приходило в голову, ведь и ему недолго, пробьют эти самые двадцать пять. В ответ?
Люди, стоящие на краю, имеют право, на что! На вашу жизнь, начнем? С руки, которая правая.
Крайности. Но вот поколение состоялось. Вернее, состоялась наша уверенность, тогда долой границы, перешагнем, смело. Перешагнули, вздохните, возвращение состоялось. Ну что, будем отрекаться? Конечно, тогда начинаем. Так, сбрасываем. Маяковский, за ним Горький. Дальше Ильф и Петров, пусть катятся. Но вот, кажется свои, Бердяев, Соловьев. И Леонтьев? И Леонтьев! Я не согласен, вы дальше? к Аввакуму. Не вы один, этот еще дальше. А он-то куда? К «исконности Даждь-Бога и Перуна» (Копелев, с.66). Все, дальше некуда. А так хочется, сбросить кого-нибудь с корабля. Уж если надо дойти до истины, то непременно нам, других? Вы правы, не подпустим. Просто нельзя, иначе часть не превратится в целое. Что вы там говорите? «Враг затаился в детском сердце» (Мошкин, с.155). Покажите его! Зачем? Все просто. «Люди же привыкли полагаться на методы, которые дают быстрый эффект» (Соколова, с.55). Потому что? Они были детьми. Потому что мы все были детьми. Похоже? Вы правы, нас долго удерживали в детстве. Без Силы, без Формы, между двумя цветами, между двумя цветными гусеницами. Даже гусеницы танков могут быть цветными. Тогда почему, мы так много и охотно смеялись. Ну да, мы не на краю, мы были уверены: мы в начале.

Не столь давний пример. 1964-й, ГДР, бушуют страсти, политический кризис?
Всего лишь смерть одного человека. Точнее, литературного персонажа. Как всегда, автор нагнетает страсти, под конец приговаривает героя. Писателю вопрос-упрек: «Почему твой герой умирает?» Можно сослаться на плохое здоровье. Но писатель напоминает: «По-вашему, умирать – это нетипично» (Копелев, с.94). Неудобный ответ! читатель, похоже, был уверен, есть места, где умирать не обязательно. Выбирайте, детские вопросы или детские ответы. Как всегда, мы даем детям право ответа на наши вопросы. Но ведь еще есть детские поступки? Чуть иначе, писатель – человек, который может совершать детские поступки даже в старости. Подсовывать юным, выбор части, судьбы. Если задержать в детстве? Детям останется последнее. Единство с "отцом". С вождем, с главой государства. Из всех детских влечений нам оставили единственное, и самое примитивное влечение. Проще говоря, нас пригласили на карнавал. Хорошо, не "на костер".
Отсюда, простодушная вера, мы не в начале, мы сами есть начало.

Штурмы, рекорды, награды, типично детское поведение, предполагает: потворство + требование.
Потворство «примитивной природе человека» и требование «подчиняться авторитету». Сами дети не желают топтаться в переходе, даже если это переходный возраст. Не переходить, войти, сразу. Получить, сразу. Достигнуть, сразу. А получать по частям? Нет, это не интересно. Не знают дети, не нужно получать все сразу, жить будет слишком трудно. Да что там трудно, попросту невозможно. Кто это доказал? Вполне взрослые люди, в 1871-м. Сидели, спорили, голосуем, "социализм побеждает … словом". Судьбу спорщиков решили Версальцы. Через какое-то время, в 1918-м, та же ситуация. Снова взрослые люди, долго спорили, голосуем: «обагрим руки кровью» (Копелев, с.90). Мир зашумел, благодарно: долой притворство. На деле, обычная смена масок: «По окончании следствия – расстрелять» (Вайль/Генис, с.53). Точку поставили в 37-м. Какое-то время, в 1959-м услышали: «Я постоянно тороплю трибуналы» (Там же). Это уже Кастро. Так оно и есть, торопились, начиная с 18-го, каждый раз укладывались в те самые двадцать пять лет. Окончательная цена определилась в переломном семьдесят девятом.
Идти проходным двором, где-то плутать, где-то путаться.
Зачем, выйдем сразу. Крестьяне дадут хлеб, по разверстке. Мы распределим этот хлеб, среди рабочих. Почему вам надо распределять? Разве сами крестьяне не могут дать хлеб рабочим, сразу? Иначе не «выйдет у нас коммунистическое производство и распределение». Судьба поколения предопределяется? Природой предыдущего поколения. Точнее, природой той части прошлого поколения, которое захватывает власть. Что же предопределила "природа", победившая в 1917-м? Государство, оно, родное и создавало неограниченные возможности «для прямого удовлетворения самых примитивных влечений » (Лассуэлл, с.142).

Вместо заключения
…война зарождается в человеческом мозгу
Рапопорт

История – маска? Кто бы спорил, вернее, потому и спорят.
География, климат, политика, хозяйство, мир-экономики, мировой дух, бесконечный ряд. Но, может быть, не маска, а в маске? Кто скажет наверняка, что было первичным. Желание человека отделить маску от Истории, так возник Театр. Или желание Театра иметь свою историю, отдельную от Истории. Так, на свету, на свет явилась театральная маска. Аналогия с Историей. Если История трудится в маске, почему бы Театру не обзавестись своей маской. Или, несколько упрощая, Театр – это санкционированная маска. Поэтому он может и смеет рассчитывать, имею право! На существование без маски? На достойное существование.
Но вот Театр обзавелся собственной маской, сколько форм, сколько рож, рожиц.
Суета, далее суета сует, которые сами есть производные от суеты. Если Театр вырос до субъекта, он озабочен единственной страстью, «делать своим предметом самого себя, свои способности, систему своей власти» (Ахиезер, с.160). А как же зритель, хранящий ему верность? Потому и хранит, что уже во власти Театра. Его крики лишь подтверждает способность Театра к собственному воспроизводству. Новый зритель, новая возможность улучшить условия выживания. А потому пусть шагают, пусть собираются, сбиваются в кучки. Мы сделаем из вас детей. Не волнуйтесь, дети истории, мы втянем вас в историю.
Получается?
История, сама того не подозревая, плодит детей, желающих отделиться от нее, Истории. Тем самым выделиться. И тем самым остаться в Истории. Другого способа у нас, видимо, нет. Но если смог, прорвался в Историю? Лучше закрыть туда дорогу всем прочим. Сохранять достигнутое или? Такой простой выбор.
Если Платон не ошибся, Философия и Театр зародились в пещере.
Где же все-таки зарождается История.

Ограничения, иначе Форма, иначе Маска, неизбежное условие человеческой жизни.
Маска может означать?! Борьба за существование. «Борьба за несуществование» (Пискунов, с.239). Все? Еще формула ухода! или крест «над своим собственным прошлым» (Степун). Где поднимется крест? Ограничения расставлены, хорошо, не капканы. Дело за побуждениями. Стимул, иначе Соединение, иначе Дуальность, столь же неизбежное условие человеческой жизни. Стимул, а если это соблазн, наденьте Маску, надевали, охотно. А уж как мы топтались, плясали, как хохотали, никто не заставлял. А не хотите заставить себя самого? Говорите. Нет, ничего проще, встаньте на одну ногу, зачем? Предшественник Иисуса стоял на одной ноге. Говорят, ему открылась сущность религии. Может быть, и вам что-то откроется. Я бы выбрал обратное, пусть что-нибудь скроется. Встаньте, реализуйте ваше естественное право. Наше естественное право, начинать Историю, с самого начала, с себя. Иначе говоря, я выбираю обратный вектор, предпочитаю вписывать человечество – в человека.


Литература:
1. Ахиезер А.С. Социокультурная патология в России и Европе. – В кн.: Российская цивилизация. – М.: Изд-во МГУ, 2000.
2. Бунин И. Товарищ Дозорный // Другие берега, 1993, № 3.
3. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. 3-е. – М.: Новое литературное обозрение, 2001.
4. Геллер А., Некрич А. Утопия у власти. – М.: МИК, 1995.
5. Дэвис Н. История Европы. – М.: ТРАНЗИТКНИГА, 2005.
6. Ерофеев В. Базовые ценности // Труд, 2000, № 217, 21.11.
7. Ильин В.В. Российский цивилизационный космос. – В кн.: Российская цивилизация. – М.: Изд-во МГУ, 2000.
8. Катаев В. Трава забвенья. – М.: ВАГРИУС, 2007.
9. Копелев Л., Орлова Р. Мы жили в Москве. – М.: Книга, 1990.
10. Мошкин С., Руденко В. Дети как взрослые? // Социс, 1993, № 1.
11. Рапопорт А. Три разговора с русскими. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.
12. Соколова Н. По ту сторону души // Профиль, 2009, 05.10.
13. Софронов А. Театр – на передовые позиции времени! // Театр, 1963, № 6.
14. Театр-62. Дальше – тишина… // Театр, 1962, № 4.
15. Товстоногов Г. Собрание коммунистов. Человек. Искусство // Театр, 1969, № 9.
16. Эфрос А. Как жалко!.. // Театр, 1962, № 4.
17. Лассуэлл Гарольд Д. Принцип тройного воздействия // Социс, 1994, № 1.