Любовный роман по-мужски

Я, наконец-то, понял, что устал. На улице была дерьмовая погода; но по сравнении с погодой в моей душе, она была великолепна. Беатрис лежала под покрывалом, тоненькая, сочная до ненормального, и глубоко, ровно дышала. Несколько прядок, выбившихся из-под фундамента прически еще с вечера, змеились по розовой подушке, исчезая под бледной, до синевы, рукой. Изящные ноздри подрагивали крыльями пойманной бабочки, чуть полноватые яркие губы шептали что-то недостижимое. Беатрис шло спать, черт побери, этому божеству шло все, даже ругаться с соседкой в подъезде или напиваться. Совершенство невозможно испортить, даже уничтожить его нельзя - где-нибудь, в чьей-нибудь чуткой памяти оно обязательно останется и возродится, побеждая время.
Я присел на корточки рядом, упрямо заглядывая в закрытые ее глаза, потом потянулся и, чуть касаясь губами, поцеловал. Она улыбнулась прямо во сне и перекатилась на спину, освобождая так заманчиво целую большую подушку. Я поднялся, взял в руки квадрат материи и пуха, напряженно сжал его и задумался, потихоньку впадая в транс под музыку этого сладкого дыханья. Беатрис была прекрасна - нежно, вдумчиво, желанно прекрасна; она улыбалась мне, именно мне улыбкой новорожденного ангела, и прощала все и навсегда. Пальцы на левой руке начало сводить судорогой. Я аккуратно вернул подушку на место и, не в силах оторваться от чудного виденья, сел рядом. Она, почуяв, видимо, движенье кроватного матраса, опять повернулась на бок и, не просыпаясь, нашла пальчиками мою ладонь и чутко, но крепко ухватилась за нее.
- Люблю...- пробормотала она.
Я погладил ее по щеке, опять же, чуть касаясь, где-то глубоко боясь, что грубое прикосновение сорвет напрочь чудесную, тончайшую кожу, разорвет и испортит этот шедевр; и так же осторожно высвободил руку.
- Люблю тебя...- повторила Беатрис и сжала губы в бантик, ища поцелуя.
Я поцеловал ее еще раз, теперь уже горячее, не в силах сдержать целиком новый спазм безумства, охватывавший меня каждый раз, когда я видел, осязал, слышал... даже просто думал о ней. Она медленно, баюкающе потянулась ко мне, но я тихо встал с кровати и отошел к креслу. Беатрис тут же обняла подушку, улыбнулась еще слаще, переворачивая все в моей душе и чуть-чуть засопела.
Я закурил, старательно глядя в потолок. Сигарета помогла, я опять смог думать ясно и четко, обретая себя настоящего. Дым уходил вверх, цепляясь иллюзорными руками за люстру и исчезал, вмешиваясь в розоватую побелку.
- Я не люблю тебя, Трис. - очень тихо сказал я потолку, когда окурок обжег мне пальцы. - Я не люблю тебя вовсе, девочка моя. Я ненавижу тебя. Ненавижу и твое великолепное тело, и твой острый ум, и твой покладистый характер. Я убил бы тебя, ей-богу, будь я чуть-чуть поглупей... или почестнее. Но я просто уйду. Я уйду домой, Трис. Я. Уйду. Домой.
И, не останавливая взгляда на совершенной женщине на кровати, я потушил сигарету, встал и ушел, так же тихо, на улицу, в ветер и дождь. Меня промочило до нитки во мгновенье ока, но это было не важно. На вокзале я взял полный до Тресси, бутылку пива покрепче и большой, столичный букет роз. Продавец заверил меня, что три часа пути никак на нем не скажутся; а Марта любит розы.
Моя маленькая, полноватая, с веснушками ровнехонько под очками и глупой привычкой сквернословить и скандалить Марта любит розы.
Моя маленькая, упрямая и несуразная Марта весь год ждала меня домой.
Моя любимая жена очень любит розы. И я привезу их ей. Сегодня.

2002 г.