***

                "…Если ты Сын Божий, сойди с креста…
                других спасал, а Себя Самого спасти не может!
                Если Он царь Израиля, пусть теперь сойдет с креста
                И уверуем в Него…"
                Мф. 27 : 40 - 42

…И думал Он.
— Господи, Отец Мой, как? Не последний час… Но что-то есть, что-то светится чистое среди иродов, "распни" кричащих, и я… Нет, нет, Отец, не обращай внимание Свое, потерплю я. Просто обезумел несколько от боли, просто горестно смотреть — не за себя болея, что я, я себя знаю, и цену, и истину, — а горестно оттого, что не видят они ДЛЯ СЕБЯ, не хотят затеплить искру веры в Тебя чрез меня, и я бессилен здесь, ибо один из Законов Наших — о праве выбора для души простой.
Но почему не мог я уйти, и плюнуть, и остаться тем, кто верит в меня? Почему сей стране обрек я себя, ведь столько еще Пророка Истинного ищут? И надо всеми Ты, Отец, всем щедро шлешь благодати за деяния их, и этим меня послал — а как благодать ли? Узрят ли они путь, и истину, и жизнь вечную? А главное: узрят ли Тебя? Узнают ли, сотрут ли с чела пот, чтобы поклониться, создадут ли себе счастие или так же и останутся дикарями дикими?
Почему, Отец, не умею я думать о своем? Мог бы сейчас быть, и мочь, и семья с женою возлюбленной и сынами благословенными, и дом, Тебе открытый всегда… Но здесь, в толпе потливой и глумящейся, стоит Враг, и жизнь моя в борьбе от него, и должно человекам свободными быть. Легко бы полупальцем сломать две доски накресть, и гвозди изнять, и воды испить, чтобы показать им; и не кричать Небу, что чаша непомерна. Но пришел как человек, и за человеков, и искупить должен. Ибо все равно уверуют. Но не все, а грех останется, пятном черным; а сойди сейчас — забудут, не поймут. Дела и слезы их сиюминутны будут и то будут слезы зависти.
Но, Господи, как же Крест Знанья тяжел для одежды смертной, как бремя Силы Твоей велико для тела тщедушного, и как утомляюща печаль и глупость их для усталого сердца! Исцели, Отец, но не меня, сейчас зовущего, а жадные зрелищ глаза их, заблудшие души их и потерянные разумы, дай влагу им живительную, дай пищу сердцам их и руку подай. Но не мне, Отче, ибо сам я все знал, а тем, кто слаб в себе и труслив чистого. Боюсь боли я, но пуще боюсь боли их и слез их, и скорбь их пусть по мне светла будет. Глаза мои пусть туманом застлутся, и жилы увянут, и кровь сойдет с уст и рук, и пусть холод укроет ступни мои, и венец пусть горечью пахнет; только открой души им познать, что содеяли. Дай лишь се знаменье мне, а силы не надо мне, и вера есть, и истина.
И когда, Отец, возоплю я, не усомнись во мне, ибо смертный плод смертен есть и боль чует, но не надломлен я, не пуст и не плачу, но плачу с охотою болью своей. Прости меня, если не успел что я, если не донес весть Нашу; но сделал, что мог. Пусть их путь звезда Твоя светит, не мой, ибо я все уже, а их многое множество.
И ибо все правильно сделал.
И знал, что будет и есть.
И искал, и находил.
И вел к Тебе.
И слезы мои были Твои слезы по их.
Но жду смиренно часа своего, и прошу простить.
И алчу милости Твоей, Отец, как ничего боле, и прошу против Врага, и прошу против боли и бессилья.
Но не моего.
Но — их.
И думал Он так, и глаза Его светлее были, и улыбка светилась на израненном лице.
…— Слушь, — шепнул один зевака другому, — бормочет что-то.
— Бога своего зовет! А нету-то.
И оба они засмеялись, просто и радостно, как и смеются неразумные дети во все времена.
И увидел Он смех их, и вскричал одними губами Отцу Своему:
— И прости их, Отче, ибо не ведают, что творят.
… А народ все прибывал смотреть казнь, и балагурил, и пил, и смеялся; и жизнь шла, несмотря ни на что, своим чередом, привычным и спокойным. И жил народ.
Отныне — спасенный,
Просто еще не знающий, что простилось им.
Ибо не ведают, что творят.
И посейчас.

05 июля 2001г,