Я нужен тебе

Я нужен тебе

1

Ее звали Анфиса. Прекрасная девушка с голубыми, как небо, глазами, волосами цвета бериллиевой бронзы, россыпью веснушек на бледных щеках… и постоянными приступами меланхолии.
 Мы повстречались с ней теплой майской ночью тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Я хорошо помню даже время, два часа шесть минут. День, вернее, ночь моего рождения.
Вонючий подъезд старой хрущевки. Грязные, исписанные похабщиной  стены, матовый свет дешёвых светильников с агонизирующими внутри плафонов мухами. Она спускалась по лестнице с магнитофоном «Весна» в руке, вполголоса подпевая звучащему из динамика «Аквариуму». Цокот каблучков её туфель, вызывающий цвет волос и короткое, до середины бедра, атласное  платье -  резкий контраст с окружающей нас «совковой» реальностью.
Девушка так увлеклась Гребенщиковым, что чуть не прошла мимо, но в последний момент подняла глаза, и наши взгляды встретились.
 - Ошалеваешь?
- Ну да.
- Угостишь?
- Запросто.
Я сорвал с бутылки «Столичной» бескозырку, налил полстакана и протянул девушке.
- Анфиса, - представилась она, щелкнув клавишей «стоп». Музыка выключилась.
- Павел, - соврал я.
- Чтоб им всем пусто было, – с пафосом сказала она и одним глотком опрокинула водку внутрь организма. Потом долго кашляла, опершись о стену, а я наблюдал, не зная, как поступить и чем помочь.
Приступ длился несколько минут, то затихая, то вновь усиливаясь. Наконец, Анфиса смогла отдышаться и вытереть предложенным мною носовым платком мокрое от слёз лицо.
- Извини, я в первый раз попробовала эту дрянь, - призналась девушка, приводя себя в порядок. - Просто достал уже...
Кто ее достал, она сообщить не успела. Где-то на верхних этажах скрипнула дверь, вклинив в нашу беседу грубый мужской голос.
- А ну пошли вон! Ни стыда, ни совести, весь подъезд загадили, алкаши!
- Ответь ему, - шепнула Анфиса.
 И я ответил.

- Сам катись, козёл!
- Сейчас спущусь, ноги пообломаю, - не унимался голос. - Слышите!?
- Ну, давай! - вновь толкнула меня девушка. Ей,  судя по всему, всё происходящее доставляло истинное удовольствие.
- Попробуй! - крикнул я. - Жду не дождусь.
- Я узнал тебя. - Голос терял напор. Теперь в нём чувствовалась неуверенность. - Поиграть хочется? Ну-ну... Пять минут. Всего пять минут.
Дверь захлопнулась, а Анфиса рассмеялась.
- Круто ты его отбрил, да? Кстати, почему этот извращенец сказал, что узнал тебя. Вы знакомы?
- Вроде нет, - пожал я плечами. – Может, уйдём?
- Думаешь, спустится?
- Думаю, нет.
- Тогда останемся. Интересно ведь, что будет через эти самые пять минут.
И мы остались.

Пяти минут еще не прошло, а наряд милиции уже приехал. Меня не заметили (услыхав стук каблуков форменных ботинок, я тихонечко шагнул в тень мусоропровода), а Анфиса попалась.
Наблюдая в треснутое окно лестничной клетки, как два брюхатых блюстителей порядка сажают девушку в «Уазик», и, коря себя за некрасивый поступок, я прошептал:
- Попроси меня, попроси помочь тебе.
Мои губы еле шевелились, выговаривая эти слова. Но именно в тот самый момент девушка посмотрела на меня снизу вверх, прочитав их по губам.

И мир раскололся на две части - до и после.

2

Я был нужен Анфисе, просто необходим, поэтому вновь ждал её рано утром у стен РУВД, прячась за углом выкрашенного в грязно-белый цвет здания. Девушка вышла через главный вход в сопровождении представительного военного с капитанскими погонами на плечах и низенькой, стыдливо озирающейся по сторонам, женщины. Мужчина, чуть придерживаясь за металлические перила, спустился по лестнице и, не оглядываясь, быстрым шагом направился в сторону автобусной остановки. Анфиса с женщиной семенили следом. Всё то же атласное платье, рыжие волосы... И заплаканные глаза. Но это её не портило, наоборот, делало ещё прекрасней.
Не в силах удержаться, я двинулся за ними, стараясь при этом быть не замеченным.
Возле перекрестка отец девушки (а это, несомненно, был ее отец) резко развернулся и, едва сдерживая гнев, спросил, обращаясь к ней:
- Когда пересдача по алгебре?
- Завтра.
- Консультация есть?
- Да, уже идет.
- Живо в школу, о твоем поведении вечером поговорим.
Когда  Анфиса подошла к школе, я уже ждал её там, улыбаясь самым обаятельным образом. Это была лучшая улыбка из моего богатого арсенала улыбок. Выражение наивности и просьбы прощения на полном грусти лице. Я старался изо всех сил, но она даже не взглянула на меня, прошествовав мимо с холодным (для кого-то отталкивающим, а для меня, наоборот, притягивающим) обаянием. Таким холодным, что мороз пробежал по коже.
Я догнал девушку у спортзала и преградил путь.
- В чём дело?
- Ни в чём.
- Ты обиделась?
- Сам-то как думаешь?
Анфиса раздраженно бросила на пол сумку с тетрадями и, подобрав подол платья, села на подоконник. Я примостился рядом.
- У меня магнитофон в милиции увели, - как ни в чем не бывало, сообщила она, чуть успокоившись. - Вернут?
- Думаю, нет.
- Вот и мне так кажется. Совсем новый ещё,  подарок на шестнадцатилетие.
Мы сидели у раскрытого окна, обдуваемые свежим майским ветром. Уже прозвучал звонок, опустели коридоры, из спортзала напротив послышался топот бегущих ног и веселые крики.
Анфиса, молча уставилась в одну точку. Мне вдруг стало интересно, о чем девушка думает. Я подвинулся поближе и, коснувшись кончиками пальцев её руки, смог проникнуть внутрь её мыслей, поймать их, словно волну на радиоприемнике.
Она плакала. Плакала без слез. Внутренний мир был полон обид и разочарования, просто тонул в равнодушии людей. Никто не понимает ее, мало того, даже не пытается понять. В свои неполные семнадцать она осталась одна посреди спешащей, толкающейся, гомонящей толпы. Серая, однородно мыслящая людская масса, готовая растоптать того, кто не хочет двигаться в унисон с ней, жить по общепринятой показушной морали. Растоптать и обвинить во всех существующих грехах, вплоть до своих собственных, тайных, и от этого ещё более гадких и низких. Даже близкие когда-то люди, мать и отец, пытаются обтесать её под эту массу, под стандартную долбаную схему. А она уже не ребенок. Она человек. Созревший взрослый человек со сформировавшимися взглядами, который хочет сделать шаг в сторону с натоптанного впереди идущими тракта и пойти своей дорогой. Пусть не такой широкой, пусть даже в обратную сторону, но именно своей, выбранной, а не предложенной кем-либо.
- Идём, - вдруг произнесла Анфиса, и хлынувший на меня поток негатива резко оборвался.
- Куда?
- Ко мне. Да не бойся, карандашей нет в стакане. Папаня сегодня по части дежурит до восьми вечера, мамахен там же в штабе работает, вольнонаемной, и без него никогда не возвращается. Только пообещай не бросать меня больше, как вчера в подъезде. Клянись.
- Клянусь.
- Хорошо, - наконец улыбнулась Анфиса. – Ты иди, а мне в душ надо. Целую ночь в милиции просидела.
- В камере, - участливо поинтересовался я?
- Что в камере?
- В камере просидела?
- Почему в камере? В дежурке на скамейке. Ну, все, жди на улице, я быстро, во время уроков в душевой пусто. Минут через пятнадцать выскочу.

3

Анфиса с родителями проживали  в стандартной смежной двушке, общей площадью сорок два с половиной квадратных метра. Совмещённый санузел с сидячей ванной, удобная кухня. Удобная - в смысле, всё под рукой. Сидя за столом можно дотянуться и до холодильника «Бирюса», в открытом состоянии заслонявшего половину окна, и до газовой плиты с двумя конфорками у противоположной стенки. Проходная гостиная и спальня, разделённая с помощью двухстворчатого шкафа на два помещения. Одно из них - родителей. Второе, совсем маленькое, вмещающее лишь письменный стол, стул и полуторную кровать, принадлежало Анфисе. Вполне приличный уголок. Друзей особо не пригласишь, зато можно спрятаться от всех и побыть наедине с собой.
Впрочем, приглашать было особо некого. Анфиса игнорировала людей, предпочитая одиночество. Этим мы с ней были похожи. И не только этим.
После недолгого общения, я с удивлением заметил, что у нас очень много общего. Мы  смотрели одни и те же передачи по телеку, болели за наших хоккеистов, читали фантастику, ненавидели эстраду и тащились от рока. Нам нравилось собирать грибы, но не ягоды, мы любили собак, оставаясь равнодушными к кошкам, до безумия боялись высоты, и предпочитали недорогие конфеты «подушечки» больше, чем пятирублевые «Мишка на севере». Даже в детстве, как оказалось, нас угораздило переболеть одинаковыми болезнями. Вдобавок, у обоих гудела голова от табачного дыма, а от завтраков в школьной столовой мучила изжога.

- Ты издеваешься, что ли!? - возмутилась Анфиса, когда оказалось, что нам и поспорить не о чем, ведь на все вопросы её и моё мнение, совпадали. - Почему поддакиваешь постоянно?
- Это ты поддакиваешь, - парировал я. – Слово сказать нельзя.
- Ладно, проехали. - Анфиса упала на кровать, повернулась на спину, мечтательно глядя в потолок. Ее рыжие волосы веером разметались по подушке. - Знаешь, о чем я думаю?
- Знаю.
- Очень смешно. Я думаю о том, что мне жалко. Жалко, что ты, Пашка, не девчонка. Из тебя бы получилась классная подруга.
- А с парнем разве нельзя дружить?
- Исключено. - Анфиса заложила руки за голову, а её взгляд в потолок стал ещё мечтательней. - Истинная дружба между противоположными полами невозможна. Нонсенс. Здесь всё сложнее. Кто-то любит, надеясь на большие отношения, а кто-то позволяет любить, теша свое самолюбие и оттягивая это самое «большее» на неопределенный срок. Однако всё рано или поздно кончается. Наступает момент, когда им обоим нужно решать, как жить дальше. Апогей той самой дружбы. Либо переспят, либо расстанутся.
- Бывает иначе.
- Не бывает. Всё по одной схеме. Просто где-то более запутано, где-то менее. Вот скажи, я тебе нравлюсь?
- Нравишься.
- Сама знаю, но спать с тобой не буду.
Я молча усмехнулся внезапному переходу. Девушка, в отличие от меня, оставалась серьезной.
- Ничего смешного, - сказала она, всё так же глядя в потолок. - Просто предупреждаю, чтобы не возомнил чего лишнего. Расскажи о себе лучше. Кто твои предки?
- Не знаю.
- Как не знаешь! - аж подскочила Анфиса. - Не знаешь родителей?
- Я их не помню.
- Детдомовский?
- Да, - кивнул я, чтобы прекратить дальнейшие расспросы
- Ну а родственники, дяди там, тети?
Я отрицательно мотнул головой.
- Бедненький. Хотя с другой стороны... Жить никто не учит.
Анфиса легко встала с кровати, изящно, без какой-либо пошлости, поправила лямки сбившегося под футболкой бюстгальтера.
- Прошу прощения за вульгарность.
Ее внимание привлек рокот двигателя,  с характерными хлопающими выстрелами из прогнившего глушителя. Девушка выглянула в окно.
- Пиво привезли, - сообщила она через секунду. - Поздновато сегодня. Страждущие с утра топчутся. Я тоже хочу.
- Чего хочешь?
- У тебя деньги есть?
- Есть.
- Подожди.
Анфиса  выскочила из комнаты. На кухне захлопали дверцы полок, загремела посуда. Через некоторое время девушка появилась с трёхлитровой банкой в авоське.
- Вот, держи. Я бы сама сбегала, но тётка Лариса, продавщица, хорошо меня знает. Отцу точно настучит. Иди, давай, а когда вернешься, марки тебе покажу. Чего смотришь? Обыкновенные почтовые марки. Хобби такое. Одна даже западная, между прочим, есть, - добавила она шёпотом; - «фээргешная».

4

Через час мы с Анфисой  сидели на диване в отгороженной шкафом комнатке, пили «Жигулевское» прямо из банки и рассматривали альбом, оформленный с особой тщательностью и скрупулезностью. Девушка аккуратно переворачивала толстые страницы, демонстрируя разбитые по группам марки. В основном, самые обыкновенные, которые можно купить в любом газетном киоске по пять копеек за штуку. И все-таки, я заметил, что для Анфисы это было больше, чем увлечение. Отдушина в другое измерение, где она являлась полноправной хозяйкой. Филателисты, впрочем, как и другие собиратели, в сущности бесполезных вещей, вообще народ загадочный.
Мы как раз дошли до спортивной тематики, когда я набрался смелости и задал давно мучавший вопрос:
- Кто он?
- Кто? - растерялась Анфиса. - О ком ты?
- Тот мужчина в подъезде, что милицию вызвал.
- Урод, – просто сообщила подруга, скривившись при этом, как от съеденного лимона. - Урод и редкостная гнида.
- Даже так?
- И никак иначе. Почему ты интересуешься им, вы все-таки знакомы?
Я отрицательно мотнул головой.
-  Так кто же он?
- Серых Петр Павлович, - брезгливо бросила она. – Если так интересно. Физрук наш, а по совместительству извращенец.
- Серьёзно?
- Вот именно.
- Почему?
- Что, почему?
- Почему извращенец? Попался на подглядывание в замочную скважину женской раздевалки?
- Если бы. Ему подглядывать незачем. Так входит, не скрываясь, якобы для проверки температуры воды в душе. Вы меня не должны стесняться, говорит, я к каждой, как к дочке своей отношусь. Папаша выискался. Нотации читает, а у самого правая рука в кармане шурудит безостановочно. Прыщи от похоти по всей роже. Брррр...
- Жаловались?
- Попробовали как-то раз, - хмыкнула Анфиса. - Я и еще четыре девчонки, целую петицию директору в прошлом году составили, подписались под ней и на уроки его отказались ходить… дурочки.
- Почему дурочки?
- Да потому что сами виноваты и остались! Кто мы такие для умудренного опытом педсовета и комитета родительского? Подростки избалованные, неучи неблагодарные. Завуч, Прокопец Анна Ивановна, прямо так и высказалась на классном собрании.
- Прямо так?
- Ну не совсем так, конечно. Говорит, что поколение нынешнее совсем стыд потеряло. Им бы только (нам, в смысле) покурить тайком на заднем дворе школы да деньги с родителей на субботнюю дискотеку стрясти. А он - депутат областного совета, заслуженный мастер спорта по легкой атлетике, да, к тому же, занесен в список почетных, блин, людей города и т.д. и т.п. Портрет на районной доске почёта красуется. Гордиться надо таким преподавателем, и учится с рвением, а не обвинять его голословно в разных мерзостях за плохие отметки в журнале. Словом, выговор мы получили по комсомольской линии за оговор хорошего чела. Потом целое лето в спортзал проходили, зачеты по «физре» сдавать. Так что главную школьную аксиому я хорошо усвоила. Бесполезно катить бочку на всяких там «заслуженных да почетных», себе дороже, проще сопеть в две дырочки и молчать.
- Понятно.
Я осторожно закрыл альбом. Большие настенные часы пробили семь раз.
- Скоро папаня вернется, - сказала Анфиса. - Еще тот разговорчик предстоит. Надо прибраться здесь, и проветрить.
- Тебе помочь?
- Не стоит. Сама управлюсь. - Девушка протянула мне руку. - До завтра, Павел?
Ладошка была очень холодная. Я слегка сжал ее, потом наклонился и поцеловал Анфису в зардевшую щеку.
- Извини.
- Да ладно...
Я уже выходил из квартиры, как она вдруг спросила:
- А почему ты все-таки заинтересовался им?
- Кем?
- Ну, Серых этим.
- Не знаю. Возможно, потому что из-за него у тебя случились неприятности.
- Как догадался? Ведь ты его даже не видел?
- От тебя, может?
- Нет, я ничего не говорила.
- Тогда откуда я знаю?
Анфиса задумчиво пожала плечами.
- Бред какой-то. Может, действительно сказала... Ладно, у тебя дома телефон есть?
- Нет.
- Жалко. Кстати, знаешь, девчонки рассказывали, что на западе телефон изобрели, который можно с собой носить. Здорово, да. Идешь по городу и разговариваешь.
- Здорово, - согласился я.
- Правда энергии много потреблять будет, рюкзак с батарейками таскать придётся. Но это не главное, важен сам факт. Люди ближе друг к другу станут и больше общаться будут.
В это время кто-то вызвал снизу лифт, и девушка быстро махнула мне рукой – исчезни, мол.

5

Но я не исчез. Я ждал, прячась в тени вечерних сумерек. Из лифта вышли Анфисины родители, следом за ними любитель девочек Серых. Они распрощались, и почетный человек города, легкий и подтянутый не по годам, бодро поднялся на следующий этаж. Отец девушки прикурил сигарету, сделал пару затяжек, после чего потушил ее и выкинул в мусоропровод. Затем, открыв дверь своим ключом, зашел в квартиру, предварительно пропустив вперед супругу.
А я все ждал. Наш вечер с Анфисой был еще не закончен. Откуда мне это было известно? Не знаю. Интуиция, наверное.
Световой день как-то незаметно спрятался за соседнюю высотку. Тень, в которой я стоял, расползлась по всему подъезду.
 Анфиса вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
- Если к десяти не вернешься, можешь вообще не приходить! - крикнул ей вслед отец.
- Да пожалуйста, - вполголоса, чтобы он не услышал, огрызнулась девушка. - Очень надо.
Спустилась этажом ниже, присела на ступеньку и заплакала.
Мне ничего не оставалось, как подойти к ней и сесть рядом. Наши плечи соприкоснулись. Вулкан эмоций, клокочущий в душе Анфисы, захлестнул меня с ног до головы. Ее обида, злость, любовь и ненависть, таящиеся глубоко внутри, искали выхода. Её чаша тайных желаний переполнилась и текла через край. Я настолько ясно почувствовал это, что даже испугался. Мне пришлось отодвинуться подальше, чтобы прервать нашу связь.
- Не обижайся на него, - сказал я. – Он просто твой отец.
Анфиса взглянула на меня заплаканными глазами. На лицо легла маска удивления,  через секунду сменившаяся пониманием.
- Не ушел, значит...
Я промолчал, беря ее ладошку в свою. Рука девушки стала еще холодней.
- Кто ты? - спросила она не пытаясь освободиться.
- Павел.
- Почему мне хорошо с тобой?
- Не знаю, может...
- Ты меня преследуешь?
- Совсем нет, но...
- Тогда почему, отвечай?
Мне было не совсем понятно, чего она хочет. Чуть растерявшись, я все же нашел правильный ответ.
- Потому что мне тоже с тобой хорошо.
- Извини. - Голова Анфисы доверительно легла на мое плечо. - Я слишком часто плачу в последнее время. Я... Если бы ты только знал, как мне тошно сейчас. Если бы ты только знал.
- Я знаю.
- Откуда?
- Просто знаю.
- Нет, с тобой действительно что-то не так, хотя... хотя, возможно, поэтому ты мне и нравишься. - Анфиса тяжело вздохнула. - Отец придумал наказание за вчерашнюю выходку.
- Но ведь мы ничего не сделали.
- Человек часто страдает от того, чего не делал.  Черт знает что Серых наговорил в милиции, но они ему,  как, впрочем, и мой отец, поверили. И теперь... - Анфиса шмыгнула носом. - И теперь предки запретили мне идти на выпускной вечер. Не выслушав как следует, не поняв, ударили по самому больному. Ведь я так к нему готовилась. Даже платье купила, на свои деньги, между прочим. Грядки в совхозе полола, почту разносила, тонну макулатуры насобирала. Думаешь, это справедливо?
- Думаю, нет.
- Думаю, нет, - передразнила меня Анфиса. - Ты как всегда немногословен. Думаю, нет… Совет бы лучше какой дал!
- Я помогу тебе.
Фраза вырвалась из меня сама по себе, словно случайный выстрел. Анфиса ждала этих слов с самого нашего знакомства, мало того, и теперь я был в этом уверен, мы повстречались, чтобы  она их услышала.
- Я помогу тебе, - повторил я уже для себя лично, чтобы закрыть путь назад.
- Поможешь, - брови девушки поползли вверх. - А кто тебе позволит? Я просила совета, а не помощи. Как-нибудь сама разберусь.
- Вряд ли.
- Что?
- Если раньше не разобралась, то и теперь не станешь. Я нужен тебе.
Конечно, она не понимала... пока не понимала. Анфиса пряталась от действительности, отворачивалась от неё, предпочитая не иметь с ней ничего общего. Но меня не обманешь.
- Может, напомнишь подробнее, что он еще вытворял? То, что ты скрываешь от всех?
- Подробней?
- Да, - кивнул я. – Например, коллективный поход в кино в шестом классе. Серых сел  рядом с тобой, и только погас свет...
- Я не могла ничего рассказать родителям, - попыталась чуть слышно оправдаться девушка. – Мне было стыдно… и страшно.
Анфиса закрыла уши руками, чтобы не слышать, но я повысил голос.
- Седьмой класс. Тебя с подругой оставили после уроков для подготовки спортивного зала к предстоящему празднику Восьмое марта. Украсить его. Старшим поставили физрука. Лишь только вы вошли, он запер двери...
- Хватит, - прошептала Анфиса.
- А как насчет фото-кружка, который он ведет на общественных началах. Наравне с городскими пейзажами и общешкольными линейками у него хорошо получаются девушки не желающие портить аттестат неудом по физкультуре. Для частной коллекции, разумеется. Э-э-э-э... Хобби такое. Увлечение. Знаешь, в каком стиле те самые фотографии? Конечно, знаешь. Знаешь и молчишь.
- Прекрати, я сказала.
Я прекратил. Возможно, мои слова были жестоки, но она должна была их услышать.
- Ты не представляешь, что это за человек, - сказала через минуту девушка. – Хитрый, изворотливый ублюдок. Он играет людьми, словно марионетками, всегда зная, за какую ниточку нужно потянуть, оставаясь в образе безобидного агнца. Этакий милый, добродушный учитель средней школы. Знаешь, его ведь в Ленинград приглашали работать, в министерство физкультуры и спорта. Отказался. Я, говорит, слишком интеллигентен, чтобы карабкаться по карьерной лестнице. Чушь. Он, Паша, не задумываясь, прошёлся бы по головам до самого верха, если бы захотел. Только ему не надо этого. Его вполне устраивает нынешний статус. Провинциальная школа как раз то, что нужно этому почетному извращенцу. Безопасно. Я даже не могу обижаться на родителей, что верят ему, а не мне. Серых прекрасно умеет вешать лапшу на уши. Он просто гений в таких делах. Скользкий, словно угорь, намазанный соплями, и такой же противный. Самое страшное, что знающие его истинное лицо не могут ничего поделать. Потому что открывает он его только тем, кого подцепил на крючок и крепко держит в руках.
Анфиса громко всхлипнула. По щекам вновь побежали слезы, но она их даже не заметила.
- Ты прав, я боюсь его, - продолжила девушка, когда я тактично кашлянул. - Боюсь его популярности и общественного признания. Именно страх быть снова не понятой, оказаться загнанной ниже городской канализации сдерживает меня. Себе дороже. Все, о чем я мечтаю - пересдать чёртов экзамен по алгебре, получить диплом и уехать из этой дыры в Ленинград. Выучиться на рабочую специальность, устроиться на Кировский завод, через пару лет поступить в институт. Смешно, правда? Люди рвутся в «театральный», мечтают о славе, а я на завод... Просто научилась реально смотреть на вещи. Видел фильм  «Москва слезам не верит»? Мой любимый. Я знаю, у меня тоже все получится. Главное не замахиваться на то, чего не осилить. Ну скажи, какая из меня артистка? Скажи, не стесняйся?
- Мне кажется, что ты...
- Да брось, - махнула рукой девушка, прервав мою попытку лести. - Популярность мне не грозит. Но даже для этих, совсем не амбициозных планов, нужен толчок.
- Какой?
- Сдать, наконец, алгебру! – выкрикнула Анфиса, и её голос эхом прокатился по лестничным пролётам. - Но это ладно, Марья, математичка, меня вытащит. Гораздо сложнее с «физрой». Это что-то невероятное. Из-за какой-то физкультуры столько проблем! Не всем же быть чемпионами! Мне никогда не сдать зачеты, а без них не допускают до пересдачи. До сих пор вижу его мерзкую улыбку, когда он сообщил мне об этом и предложил потренироваться отдельно. Знаю я эти тренировки, девчонки рассказывали. Серых живет в нашем доме, в одном подъезде со мной, на шестнадцатом этаже. Вчера, перед тем, как мы с тобой встретились, я предприняла еще одну попытку. Предложила вознаграждение. Но деньги мало что значат для этого гада.
- А что значит?
- Два варианта. Либо индивидуальные тренировки до достижения результата, либо просто несколько безобидных снимков. Насколько они безобидные, я выяснять не хочу, тем более, оставаться с ним наедине в спортзале. Отказалась. Теперь понятия не имею, что делать. 
Её взгляд вдруг стал абсолютно пустым. Вакуум.
- Помоги мне, - прошептала она одними губами.
- Что? Повтори.
- Помоги мне! - выкрикнула она в полный голос. - Помоги!

Через секунду открылась дверь квартиры, и на лестничной площадке появился её отец, одетый лишь в спортивные штаны с заправленной в них армейской зеленной майкой. Следом вышла мать. Но девушка уже бежала вниз по лестнице, продолжая что-то кричать.

6

- Господи, за что мне это все? - взмолилась женщина, заглядывая в лестничный проем. - Что стало с нашей дочерью?
- Воспитывать надо было лучше, - отрезал отец. - Драть, как сидорову козу, а не сюсюкаться. Вот теперь пожинай плоды, мать. Идем домой, чего в подъезде стоять, сплетни провоцировать.
Они зашли в квартиру, я следом за ними. У меня хорошо получается быть незаметным, если я действительно этого хочу.
- Но ведь хорошая девочка была, послушная, - сокрушалась женщина, присев в кухне на табуретку. - Словно подменили.
- Взрослой почувствовала себя девочка. Не авторитет мы ей. Подруги да друзья патлатые теперь больше значат для нее, чем родители.
- Возраст просто такой, перебесится.
- Может и перебесится, боюсь только, поздно будет. - Отец Анфисы понизил голос. - Не хотел тебе говорить, но думаю, придется. Я сегодня, пока ты в магазин заходила, с  Петром Павловичем пообщался.
- С Петром Павловичем?
- Серых. Учитель Анфисы по физкультуре, на шестнадцатом этаже живет.
- Ну и…
- Так вот, поговорили мы с ним. Наша дочь вчера вечером к нему заходила.
- Зачем?
- Переэкзаменовка у нее по алгебре, а по физкультуре «хвост» висит. Открыл он, говорит, дверь, а она тут же с порога заявляет, что ей крепкая четверка нужна, и если любимый учитель устроит положенный бал, то ее благодарность будет соответствующей.
- Что значит соответствующей?
- А ты подумай. Денег у нашей дочери нет, а как она еще отблагодарить может?
- Господи, стыд то какой!
- Вот тебе и стыд. Когда, говорит, я ее попросил выйти, она пригрозила, что заявление в милицию напишет, как два года назад. И уж так все подстроит, чтобы теперь ей поверили, а не ему.
- Как же так можно?! Нет, что ни говори, а наша дочь не способна на такое. Непослушная, да, но...
- Много ты знаешь, мать, - перебил её мужчина. - Наша дочь на многое способна. Заначку лучше, что на автомобиль откладываем, проверь. И еще, - мужчина тяжело вздохнул. – Одно к одному. У меня кое-какие вещи из сейфа пропали.
- Господи!? Ещё что?
- Ну… в общем… пистолет пропал. Учебный, конечно, боёк сточен, но всё-таки…
- Пистолет?! - ахнула женщина.
- Да. «Макаров» усовершенствованный.  В подшефной школе просили урок мужества провести для младших классов, вот я и взял под подпись, для демонстрации.
- Ты принес домой оружие?
- Да какое оружие! Говорю же, учебный! - Анфисин отец раздраженно ударил кулаком по стене. - Дело не в этом. Пора радикально браться за дело, а то дочь потеряем. Я специально перед экзаменом не стал выяснять, что да как. После поговорим. И хоть обижайся, хоть не обижайся, но спуску ей больше не дам.

Я тихонечко вышел, так и не дослушав разговор.

7

Дождь. Не терплю дождь. Никогда не понимал поэтов, посвящающих романтические строки слякоти. Возможно, мне просто не дано видеть прекрасное в капающей за шиворот воде, промокшей обуви и пузырящейся грязи на дорогах. Поэтому и не понять, что движет ими, черпающими во всем этом вдохновение. И уж, конечно, никто из них никогда не взбирался, дрожа от холода и мороси, по сырым балконным решеткам для цветов на шестнадцатый этаж.

 Главное, не смотреть вниз. Главное, не смотреть.

Было еще не слишком поздно. За задернутыми шторами, рожденными желтым электрическим светом, маячили силуэты людей.
На втором этаже лениво потягивающийся на подоконнике кот, заметив меня за окном, выгнулся дугой, зашипел, как вскипевший самовар, и так хрястнул лапой по стеклу, что последнее зазвенело в раме, грозя рассыпаться на кусочки. Пару минут мы с ним поиграли в «гляделки». Зеленные, полные страха глазищи моргнули первыми. После чего, видно, мстя мне за проигрыш, котяра забарабанил с частотой полкового барабанщика, не жалея несчастную лапу, окно и нервы своих хозяев. Чтобы избежать дальней конфронтации я полез выше, не забыв показать язык и без того взбешённому животному.

Левая нога – правая рука, правая нога – левая рука.

На кухне третьего этажа, примостившись за уставленным кастрюлями столом, корпел над уроками мальчишка лет десяти, рядом его мать кипятила молоко, помешивая ложкой в ковшике. Женщина была так увлечена готовкой и желанием не упустить момент бегства молока из сосуда, что не замечала, как сын потихоньку отщипывает кусочки от, видимо, приготовленного для пирожков дрожжевого теста. Если так пойдет дальше, семья рисковала остаться без угощения. Мальчишку это, судя по всему, не волновало. С завидной периодичностью, даже не отрываясь от тетрадей, он поглощал сладкую массу, не забывая при этом заодно грызть колпачок шариковой ручки и  заглядывать в конец учебника для проверки, а, может, и подгонки, ответа.

Правая нога – левая рука, левая нога – правая рука.

На седьмом этаже ругающаяся семейная пара пыталась перекричать работающий на полной громкости телевизор, и довольно успешно. Ор их взаимных обвинений заглушал диктора программы «Время», безуспешно пытающегося примирить супругов с помощью последних известий. Катализатором вспыхнувшей неприязни была полупустая бутылка водки «Экстра», в данный момент схоронившаяся с равнодушным видом на полу, у торшера. Мол, я тут ни при чём, они сами начали.
В какой-то момент мужчина, решив, что время дипломатии прошло, перешел к активным действиям. Он с силой оттолкнул женщину прямо на телевизор. Тот пошатнулся, балансируя на ножках, но устоял, а женщина тут же запустила в голову мужа подвернувшейся под руку пепельницей. На этом боевые действия окончились. Мужчина, зажав кровоточащую ссадину на голове, плюхнулся в кресло, а жена бросилась в другую комнату, откуда вскоре появилась с йодом и бинтами.

Словом, был обыкновенный будний вечер.

Левая нога - правая рука, правая нога - левая рука…

В полной темноте, дрожа от страха и холода, я карабкался вверх мимо всего этого к намеченной цели. Медленно, шажок за шажком. Молясь в глубине души, лишь об одном - чтобы сварщик, варивший эти самые решетки для цветов, оказался классным специалистом, а не халтурщиком, и желательно трезвым.
К сожалению, так уж устроена жизнь. То чего мы больше всего боимся, в конце концов, и случается. Мысли, даже самые плохие, имеют свойство материализовываться.
Где-то между двенадцатым и тринадцатым этажами дюбель крепивший решетку к кирпичной стене, выскочил из гнезда. Своеобразная лестница резко накренилась назад и вправо. Именно в этот момент я попытался перехватиться.  От толчка тело потеряло равновесие, нога скользнула по арматуре, и через мгновение я повис над сорокаметровой пропастью, раскачиваясь на одной руке.
Говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь. Процесс замедляется, и время играет уже по своим правилам. Прежде чем кануть в «ничто», мы успеваем проанализировать свои совершенные за жизнь ошибки, и последним желанием является мучительная тяга исправить их. Будто это сможет как-то помочь нам не распрощаться с привычным миром.
Так говорят. Я же не чувствовал ничего... ничего, кроме обиды. Жгучей обиды на всех и вся. Это чувство было настолько сильным, что заглушало даже страх и придавало сил. Несправедливо. Просто несправедливо ко мне и Анфисе. А раз так, то мое время еще не пришло.
Я качнулся с такой силой, что ударился лицом о решетку, в кровь разбивая нос. В переносице что-то хрустнуло, но тело уже прилипло к мокрым прутьям, жадно обвив их руками, ногами и даже зубами, вцепившимися в ржавый металл.
- Ты смотри, что делает! Совсем с ума сошла! Убьешься, дура!

Главное, не смотреть вниз. Главное, не смотреть.

Скорее всего, мой непроизвольный трюк привлек внимания любителей синематографа, возвращающихся с вечернего сеанса. В городе уже вторую неделю с большим успехом демонстрировалась чехословацкая трагикомедия «Пришло время любить». По большому счету мне было всё равно до них, но эти люди вполне могли нарушить планы на вечер.
- Ключи потерял! - крикнул я  в темноту, пытаясь объяснить ситуацию, и еще крепче обнял решетку. - От квартиры!
- Башку ты потеряла! - донеслось снизу.

Левая нога - правая рука, правая нога – левая рука.

Страх высоты присущ каждому человеку; у кого-то он проявляется в большей, у кого-то - в меньшей степени. Сильные личности предпочитают не идти на поводу инстинктов, борются с ними, совершают поступки подавляющие первородный трепет перед падением. Тарзанка, прыжки с парашютом, головокружительные трюки воздушных гимнастов, жизнь висящая на кончиках пальцев альпиниста - всё это вызов сущности бытия, попытка доказать себе самому, что ты не просто часть природы, а её вершина.
Когда мне, наконец, удалось достигнуть цели и перелезть через перила балкона, я чувствовал себя мелкой букарахой, которую только что извлекли из-под пресса. Но наравне с этим пришло осознание и собственной значимости. Я только что влился в команду тех, кто не «просто часть», а вершина. Пусть маленькая, но вершина.
Однако, пора двигать дальше. Мой план имел одну слабость. Подняться на шестнадцатый этаж – это, конечно, сильно, можно сказать, личный подвиг, но что дальше? Как незамеченным попасть в квартиру, если хозяин не горит желанием встречать гостей? Вот о чем я не подумал. Помог русский «авось».
Балконная дверь оказалась незапертой. Почетный гражданин или, как выразилась Анфиса, извращенец города, обезопасил себя двойным железом с тремя замками со стороны подъезда, абсолютно проигнорировав вход с улицы. Что ж, вышеназванный «авось» не всегда помогает и не всем. Выборочно.
Квартира Серых, как две капли воды, оказалась похожей на квартиру подруги. Данный дом, судя по всему, не отличался разнообразием планировки полезной площади. Уже знакомая «проходная» двушка. Даже мебель похожа. Шкаф, во всяком случае, точно являлся изделием той самой фабрики, что и шкаф Анфисы. Возможно, и куплены они были в одном и том же магазине в один и тот же день. Только он не разделял спальню на две половины, а стоял у стены рядом с новомодным цветным телевизором «Садко», на полупроводниках. Очень дорогая техника. Редко кто мог позволить себе такую роскошь.
Мне опять повезло. Из ванны доносился шум воды и фальшивые звуки, напоминающие пение. В этих самых звуках с трудом можно было угадать песню Аллы Пугачевой «Миллион алых роз».
Пётр Павлович предавался водным процедурам. Он только что начал второй куплет, что давало шанс на три-четыре минуты свободы действий. Большего мне и не требовалось. Я догадывался, где искать то, за чем явился сюда, рискуя жизнью. Примерно. На верхней бельевой полке, за аккуратными стопками сатиновых семейных трусов и белоснежных маек.
Пробежать бесшумно на цыпочках через комнату и высыпать на пол содержимое полки было делом техники.
На самом дне, под нижним бельем, лежал довольно толстый глянцевый журнал на немецком языке. От удара он раскрылся, демонстрируя на развороте фото белокурой красотки в стиле «ню», позирующей на капоте «Мерседеса». Остальные фотографии были того же направления. Шикарные женщины демонстрировали свои прелести на диком пляже, в бане, в примерочной кабинке супермаркета. Как учили в школах на уроках эстетики – «продукт западной индустрии, направленный на разложение советского человека - строителя коммунизма».
Пролистав скользкие страницы (при этом неосознанно задерживаясь на каждой, теряя нормы приличия и время), я с сожалением отложил журнал в сторону. Не то. Мне были нужны другие снимки. Пусть не такие качественные, зато более компрометирующие.
На этой полке их не оказалось. Недолго думая, я перевернул второй ящик, затем третий и, наконец, в четвертом, самом нижнем нашел то, что искал. Пухлый, угольного цвета конверт от фотобумаги девять на двенадцать. Вскрыл его.
Петр Павлович (надо отдать ему должное) неплохо разбирался в фотографии и даже имел, в своем роде, некий художественный вкус. Вульгарный, жутко пахнущий пошлостью, но все-таки вкус.
«Смена-8М» - хороший аппарат (если рассматривать его не в профессиональном, а любительском контексте), не дорогой и прост в обращении. Несмотря на свою примитивность, он способен выдавать довольно качественные снимки. Особенно, если находится в толковых руках. Обнаруженные мною фотографии заставили покраснеть до корней волос. Серых действительно знал толк в этом деле. Оттачивал его не один год.
Больше мне делать здесь было нечего. Спрятав фотки обратно в конверт, я сунул его за пазуху и быстрым шагом направился к коридору, намереваясь покинуть квартиру через входную дверь. Изображать скалолаза больше не хотелось, да и вряд ли я был способен на такое мероприятие второй раз.
Но на этом удача выработала свой ресурс, покинув меня у финишной черты. Тяжелая, обитая дерматином, металлическая дверь открывалась только с помощью ключей, которых ни в одном из трех замков не оказалось. Тщетно дернув несколько раз за ручку, я принялся шарить по стене в поисках выключателя, как вдруг свет включился сам собой. Мои, привыкшие к темноте, глаза на секунду ослепли.
Я понял, что влип и совсем не удивился, когда, развернувшись, увидел в двух метрах от себя Серых. Он стоял в начале коридора, облаченный в длинный банный халат темно-зеленного цвета, от растерянности забыв убрать руку с выключателя. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, подобно недавней встрече с котом, после чего его густо покрытое мелкими прыщами лицо удовлетворенно расцвело.
- Ну и как это понимать? - спросил «физрук» тоном человека, полностью владеющего ситуацией. - Это статья, милочка. Незаконное проникновение в жилище. Милицию вызывать будем?
- А как же... милочка, - ответил я, расплываясь в ответной улыбке, означающей: «все не так просто, как кажется». -  Думаю,  им интересно будет посмотреть вот это.
Извлекая на обозрение черный конверт, я с удовлетворением наблюдал, как сходит на нет самодовольное выражение на его  прыщавой роже.
- Что это? - спросил он заметно дрогнувшим голосом.
- Это? - переспросил я. – Неужели не узнаёте? Три в одном. Растление малолетних, незаконное изготовление порнографии, ну, и распространение, конечно. К сожалению, уголовный кодекс не мой конёк, но думаю, это лет на десять с конфискацией точно тянет. Согласен, Петр Павлович? Прощай почет и уважение, здравствуй шконка у параши и новые сексуальные отношения под старость.
- Ах ты су...
Лицо заслуженного учителя года исказилось до неузнаваемости. Он стал похож на загнанную в угол крысу. Кто имел с ними дело (с крысами, в смысле), знает, что эти твари в миг опасности способны на все. Абсолютно на все. Я тоже знал, поэтому не стал ждать неконтролируемого развития событий.
Серых сделал уверенный шаг ко мне, но упершись взглядом в направленное в лоб дуло пистолета, тут же застыл на месте, и как то сдулся, обмякая всем телом. Оружие - сильная вещь, способствующая диалогу, если твой безоружный визави не догадывается, что оно учебное.
- Ай-я-яй, - сказал я. - Очень плохая идея.
Петр Павлович схватился за сердце.
- Тебе никто не поверит, - тихо промямлил он, присаживаясь на полку для обуви. - Никогда не поверит. Твой поступок…
Он еще что-то говорил, но я его уже не слышал. «Макаров» задрожал в руке, а по спине потекли капельки пота, когда напротив себя я увидел Анфису. Ехидно улыбаясь уголком рта, она целилась в меня из пистолета. Из носа девушки до верхней губы пролегали две кровавые дорожки, на правой щеке медленно, но уверенно, наливался синяк, подрагивало в нервном тике веко. Все это в совокупности накладывало на её лицо маску злобы и в то же время некую отталкивающую красоту.
- … тяжкое уголовное преступление, - наконец долетел до меня испуганный голос Серых. – Угроза убийства. Тебя посадят, дурочка.
- Думаешь? – спросила Анфиса. - Давай проверим. Звони «02».
- Не смей так со мной разговаривать! - Взвизгнул Серых, трясясь всем телом,  - Я, между прочим...
- Знаю, знаю. Заслуженный, почетный и т.д. и т.п. –  Я опустил оружие, Анфиса в унисон повторила мое движение. - Милицию вызывать будем?
- Ты... Ты...
Зеркало, наконец, догадался я. Просто зеркало. Анфисы не было здесь, был только я и «физрук». Когда он сел на полку, то освободил отражение от большого, во всю стену зеркала. Моё отражение. МОЁ!!! А это значит…
Заслуженный учитель тяжело дышал. Из его груди вырывался жуткий свист, прерываемый глубокими булькающими хрипами.
- Там в кармане... пальто... таблетки... пожалуйста.
- Что?
- Серд... сердце.
 Где же его способность управлять людьми? Как он вообще столько времени мог скрывать свою мерзкую сущность? Не зря говорят, хочешь узнать человека, напугай его, поставь перед выбором и просто наблюдай за ним.
 Состояние, в котором я оказался, можно было выразить одним словом: шок. Возможно, поэтому я не сразу понял, что с Серых творится что-то не то.
- У меня есть предложение. Готов слушать?
- Да... таблетки...
Черт, только инфаркта не хватало. Сообразив, наконец, что Серых синеет прямо на глазах, я, не убирая оружия, нашарил в кармане висевшей на вешалке куртки белый пузырёк с надписью «Нитроглицерин» и протянул его учителю.
После принятых таблеток Серых заметно успокоился, но продолжал массировать левую сторону груди.
- Чего тебе надо?
- Шоколада.
- Чего?
- Брось прикидываться. Догадаться не так и сложно, особенно для такого умника, как ты.
- Зачет по моему предмету?
- Угадал. Конверт в обмен на закорючку в журнале, которая в сущности ничего не значит.
- Вот как. - Серых, встал.  При этом ему пришлось держаться за стенку. - Дело в том, что существуют принципы, нарушить которые я не в силах. Выход из создавшейся ситуации есть. Выслушай меня внима... ох...
Удар в левый висок рукояткой пистолета оборвал его на полуслове. Петр Павлович мешком завалился в прихожей, глядя на меня вылупившимися глазами.
- Принципы? – скорее, не проговорил я, а услышал со стороны свой голос. - Ты сказал, принципы? Какие... какие у таких, как ты, могут быть принципы? Вот они, уложенные стопочкой в том самом конверте. И чтобы получить его, ты сделаешь всё, ухватишься за любой шанс. Я прав?
- Господи, - промямлил Серых, тщетно зажимая кровоточащую рану на голове. Мягкие домашние тапочки, в которые он был обут, заскользили по линолеуму в попытке отползти подальше от меня. - Ты не она... не она... не она...
- Хватит причитать, мне нужен ответ на поставленный вопрос. Мы договорились?
- Гарантии. Какие гарантии?
- Гарантии, говоришь? Хорошо, - чуть подумав, согласился я, незаметно скрестив при этом за спиной пальцы. Обещаю. Не мешай мне... ей... Анфисе, и эти гнусные фотографии никто не увидит. И еще один совет на прощание. Сегодня ты упал. Вышел из ванной, поскользнулся и ударился головой... скажем, об угол. Что и требовалось доказать.
- Конечно, - кивнул мне с пола Серых. - Я в полной твоей власти, потому вынужден согласиться. Только прошу помнить об обещании. Как говорится, нет ничего крепче честного слова.
Меня чуть не вырвало прямо на Петра Павловича. Поверьте, довольно противно слышать от такой мрази про моральные устои. И что оставалось делать? Поддержать его улыбкой, все так же пряча за спиной скрещенные пальцы. Вполне достаточно для успокоения совести.

8

Погода испортилась окончательно, как и мое настроение. Дождь лил всю ночь, то прекращаясь, то вновь усиливаясь. Я прятался на детской площадке, под «мухомором». Чуть покосившийся деревянный гриб плохо защищал от дождя, и пах недавно наложенной краской, зато отсюда хорошо просматривалась улица. Анфиса появилась ближе к обеду. Девушка шла в полном одиночестве, помахивая дипломатом. В расстегнутом желтом болоньевом плаще, промокшая, но, в отличие от меня, в прекрасном расположение духа. Легкая улыбка играла на ее лице. Подойдя к перекрестку, она вдруг подбросила дипломат кверху с криком «йя-ха-а-а», напугав тем самым остановившуюся у пешеходного перехода тучную даму с авоськой картошки. Сетка выпала из ее рук, освобождаясь от овощей, на мокрый асфальт.
- Извините, - еле сдерживаясь от рвущегося наружу смеха, произнесла девушка. - Я не хотела напугать Вас.
Тучная дама недовольно что-то буркнула в ответ.
После того, как Анфиса помогла собрать картошку, дама, не переставая бурчать, ретировалась на другую сторону улицы, а я подошел к девушке.
- А, привет. – Её припудренное (дабы скрыть синяк) лицо, сияло от счастья. - Я алгебру сдала.
- Поздравляю. Сколько?
- Во! - Она подняла вверх правую руку, демонстрируя четыре пальца. - Твердая. Марья сказала, что на «отлично» знаю, но при переэкзаменовке балл снижается. Ничего, мне и четверки хватит.
- А зачет по физкультуре?
- Автоматом поставили. Ах, да, ты же ничего не знаешь. Серых в больницу положили. Сердечный приступ. «Скорая» ночью увезла. - Анфиса преподнесла эту новость буднично, без каких либо эмоций, словно диктор в теленовостях. - Проводишь меня?
- До дома?
- До вокзала. Шучу, конечно, до дома.
- Сегодня уезжаешь? Поезд в четырнадцать ноль-ноль?
Анфиса взяла меня под руку:
- Пойдем.
Мы направились вдоль аллеи. Дождь прекратился. Тучи низко висели над головой, давя набухшим грузом готовой вот-вот обрушиться воды, но где-то на востоке небо уже поменяло цвет с чёрного на оранжевый.
- Паша, ты знаешь... - Девушка прижалась ко мне, положив голову на мое плечо. - Я уже не удивляюсь, что ты умеешь читать мои мысли. Беспокоит то, что иногда твои слова опережают их. И я принимаю эти слова за свои собственные. Меня пугает это, но в то же время успокаивает.
- Просто мы с тобой - одно целое, - невесело пояснил я. – Причем, не в фигуральном, а реальном смысле. И  это плохо.
- Почему? Я тебе не нравлюсь?
Девушка не понимала, о чем я говорю, потому что не знала того, что стало известно мне. Вчера вечером всё встало на свои места.
- Ты знаешь, - тем временем сменила тему Анфиса, - я действительно уеду сегодня. Через два часа с этим городом меня больше ничего не будет связывать. Кроме родителей, конечно. Им я тоже ничего не скажу. Боюсь поддаться на уговоры и передумать. Деньги на первое время возьму из отцовской заначки на машину, потом отдам. Конечно, здорово на воровство смахивает, но по-другому нельзя. Мне нужно вырваться отсюда, просто необходимо. Ты понимаешь меня?
- Даже лучше, чем тебе кажется.
- Родители, думаю, тоже поймут. Просто надо дать им время. Оставлю записку, попытаюсь всё объяснить. Ведь еду я не к чёрту на кулички, а в Ленинград. На первое время остановлюсь у тетки, двоюродной сестры матери, она давно приглашала погостить. Потом, когда в училище при заводе поступлю, общежитие дадут. Бесплатное питание, обмундирование, сухпаёк и другие прелести советской «путяги». Может, и в институт еще прорвусь, попозже. Хоть какие-то перспективы на будущее. Ну чего ты молчишь? Поддержи меня, что ли.
- Поддерживаю.
- Питер ждет своих второстепенных героев, - хихикнула Анфиса. - Слушай, а давай вместе рванем. Тетка не откажет. Скажу, что ты мой парень, с перспективой на замужество.
Я отрицательно мотнул головой.
- Ну чего ты, - загорелась Анфиса. - Поехали. Ты же сам говоришь, что мы с тобой одно целое. Собеседник ты конечно никудышный, но мне действительно хорошо с тобой. Спокойно как-то. Ты нужен мне, Пашка.
- Уже нет.
- Что значит, уже нет?
- Больше мы с тобой не встретимся.
Анфиса, как ни странно, восприняла мои слова адекватно. Меланхолия отступила, и у нее действительно было прекрасное настроение. Ничто не могло его испортить.
- Я не дура, понимаю, - сказала она. - Если для тебя важно не поддерживать больше отношения, пусть так и будет.
- Это важно для тебя.
- С чего ты взял?
- В зеркало посмотрел.
Девушка резко остановилась. За разговором мы не заметили, как почти подошли к её дому. Осталось только обогнуть пятиэтажку, на первом этаже которой расположился универмаг «Работница».
- Ты мне хочешь что-то рассказать? - Анфиса подвела меня к скамеечке возле входа в магазин. - Сырая. Ладно, пешком постоим, как говорил Мимино. Ну, говори, в чем проблема?
И я рассказал ей про то, как провел вчерашний вечер после того, как мы расстались в подъезде. Как подслушал разговор её родителей, как залез на балкон Серых, как нашел фотографии и шантажировал его, угрожая учебным пистолетом.
- Погоди, - встрепенулась девушка. - А где ты взял оружие?
- Стащил у твоего отца. - Честно признался я. - Когда пили пиво, помнишь? Только ты не волнуйся, я уже положил его на место, в сейф.
- Бред. - Анфиса стряхнула ладошкой лезущую на глаза мокрую челку. - Ты не знаешь код.
- Я узнал его от тебя.
- Хорошо, а как ты попал в квартиру?
Конечно, я мог рассказать еще и о том, почему мне не составляло труда угадывать ее мысли. Почему без ключей проникал в квартиру. Почему мог в нужный момент оставаться незамеченным и не попадаться на глаза. Теперь я знал правду, и это было мучительно. Мучительно сознавать, что тебя НЕТ!!! Что ты просто продукт воображения, рожденный в мозгу человека не способного на некий поступок, и поэтому вытащенный из глубины сознания, чтобы помочь ему.
МИРАЖ!!! ПРИЗРАК!!! НИЧТО!!!
«Я - это ты, - мог сказать я. - Твои желания. Тот, кто, находясь в твоем теле и потому оставаясь невидимым для других, решил хотя бы одну из проблем».
И не сказал. Во-первых, зачем пугать человека, для которого реальность и значит жизнь. А во-вторых, ну как, скажите, мне было объяснить Анфисе, что это она сама поднималась вчера под проливным дождем на шестнадцатый этаж, в халате и пистолетом за поясом? Действительно бред. Бред - сам факт моего существования.
- Мы больше не увидимся, - сказал я и пошел прочь. Впрочем, через пару шагов остановился и, обернувшись, добавил: - Фотографии из квартиры Серых... Я спрятал их в подъезде за почтовыми ящиками. Распорядись ими, как считаешь нужным.
- Паша, ты в витрине не отражаешься, - буднично сообщила Анфиса. - Не уходи, лучше я сама.
Потом подошла ко мне, поцеловала в губы и очень быстро, не оглядываясь, поспешила в сторону дома, стараясь как можно быстрей скрыться за углом магазина.

Я смотрел вслед девушке, с ужасом ожидая смерти. Умирать тяжело, сколько бы ты ни прожил на этом свете. Сто, пятьдесят, двадцать лет или, всего-навсего, два дня. Тяжело и страшно, даже тем, кто был рожден лишь в чьей-то голове.

9

- Извини...
Я нажал на паузу, прерывая видео про говорящую собаку, и взглянул на подошедшую к столику девушку.
- Да?
- У тебя вай-фай работает?
Молча кивнув, я развернул новенький планшетник «Самсунг», демонстрируя замерший ролик.
- Странно, а у меня почему-то не ловит. Можно присесть?
Мне очень хотелось побыть одному, посетителей в этот ранний час в кафе было мало, свободных столиков полным полно, может, поэтому мое согласие прозвучало довольно сухо.
- Пожалуйста.
- Спасибо.
Словно не заметив моего недовольства, девушка примостилась напротив. Рядом положила закрытый ноутбук. Затем взяла бутылку колы (мою, между прочим), наполнила стакан и залпом выпила его.
- Спасибо, пить хочется.
- Не за что. Картошку будешь?
- Нет. По утрам стараюсь не есть.
«А она довольно ничего, - думал я, рассматривая свою неожиданную знакомую, - симпатичная. Мордашка, фигурка... да и вообще. Смесь вежливости и наглости. Интересно, парень есть у неё?»
- А меня бойфренд вчера бросил, - словно подслушав мои мысли, сообщила она. - Скотина. - Смахнула набежавшую слезу. - Почему я тебе это рассказываю?
- Не знаю.
- Даже самой смешно. Я вообще-то стараюсь обходить незнакомцев стороной и, уж тем более, не знакомится в кафе. А тут... Слушай, а мы раньше не встречались?
- Вроде, нет.
- Странно. У меня такое чувство, что мы с тобой давно друг друга знаем. Кстати, Марина.
- Антон, - соврал я.
- Почту посмотреть разрешишь?
- Без проблем.
Я протянул ей планшетник. Пока девушка бегала пальчиками по монитору, к нам подошел довольно полный парень с торчащим из-под бейсболки жиденьким хвостиком светлых волос.
- Привет, – пробасил он, обращаясь к моей собеседнице, абсолютно игнорируя меня. - Совершенно не умею завтракать в одиночестве. Можно Вас угостить?
Около минуты девушка пристально изучала его, после чего вновь занялась почтой.
- Так можно или нет? - не унимался ухажёр.
Я с интересом наблюдал за этой сценой.
Моя новая знакомая, не отрывая взгляда от монитора, направила указательным пальцем в сторону выхода.
- Идите, молодой человек, и не мешайте. Вы же видите, я не одна.
- Не понял?
- Что не понял? - Голос девушки напрягся. - Я говорю, попытка знакомства не удалась. Всё.
- Гуляй, - добавил я.
Парень ретировался в дальний конец зала. При этом он часто оглядывался, даже не пытаясь скрыть удивления.
- Вопрос можно?
- Если только приличный.
- Твою маму не Анфиса, случайно, звать?
- Откуда... - По интонации голоса и удивлено расширившимся глазам девушки я понял, что угадал. - Откуда ты знаешь?
- Понятия не имею, - честно признался я. – Просто иногда умею читать мысли.
- Ага, битва экстрасенсов. Охотно верю. Ладно, мне пора. Скажи лучше свой ник в «контакте», пообщаемся, друг друга лучше узнаем. Хорошо рядом с тобой, спокойно.
- У меня нет «контакта».
- Как это?
- Вот так. Не зарегистрирован.
- Гонишь? Все в «контакте» сидят.
Я улыбнулся и оставил её последнее заявление без комментариев.
- Мы лучше с тобой ещё раз встретимся. Я сам найду тебя.
- Зачем?
Мой рот вовремя закрылся, чтобы всё не испортить. Рано. От следующих слов слишком многое зависит. Вначале она должна произнести их про себя, без моего участия, услышать где-то внутри сознания, и лишь потом они ворвутся в этот мир вместе со мной – «Я НУЖЕН ТЕБЕ».


Конец.