Повезло, называется... , подъехали

                Из раздела «Туристские очерки».

     Снег падает так густо, что шагах в тридцати человека едва уже различаешь. Полное безветрие и тишина. Кажется, слышен даже шорох вертикально падающих крупных хлопьев.

     Уже больше часа идём неприметной дорожкой, извивающейся по исковерканным гусеницами трелевщиков прошлогодним вырубам. Если это лесовозная дорога, то где-то впереди она выйдет на основную трассу, проходящую севернее Журавлиного камня. Нам до темноты хотя бы до неё добраться. Если же это просто волок трелёвщиков  таскавших связки «хлыстов», то мы можем и просто упереться в вырубленную делянку среди нетронутого леса.
     Тропить легко: свежий снег ещё неглубокий, под ним твёрдый наст, уплотненный недавней оттепелью. Первый снег выпал здесь в начале октября.

     Периодически кто-нибудь из группы интересуется: скоро ли выйдем на дорогу в Шарп? Знают, что первая ночёвка предполагалась в одной из двух избушек этого кордона. Новичков не прельщает полевая ночёвка в палатках, они почему-то уверены, что  изба лучше палатки.
     Скоро ли…. Хотел бы я, чтобы мне самому кто-нибудь это сказал!

     Всего пару часов назад дружно выгрузились из рейсового автобуса, начали ладить лыжи и вдруг: «о счастье!» – тормозит тентованный МАЗ, везущий любителей подлёдного лова на озеро Верхнее. Пять километров по пути!
Это «счастье» лучше бы проскочило стороной. Доверились шофёру и проскочили лишних пяток немереных вёрст. Повезло, называется, подъехали!
     Пошли назад и тут на тебе: дорожка в нужном направлении так и предлагает срезать, а не тянуться назад до Ельцовки – давно исчезнувшего посёлка.  А потом густой снег, близкие сумерки и дорожка всё подворачивает и подворачивает в сторону Самсоновских увалов. И никакой видимости, не к чему привязаться…. «Скоро ли?»

     Сумерки сгущаются.… У небольшой группы взъерошенных пихт и соснового сухостоя втыкаю палки в снег и сбрасываю рюкзак: баста, бивак! У обступивших мгновенно киснут физиономии: надеялись на тёплую ночёвку в избе, а подвалила холодная. Её неизбежность понятна всем и ненужных вопросов не возникает. Ясно: командир не может сориентироваться, а идти ночью неизвестно куда – бессмысленно. Где он, этот Шарп?
     Бивак разбиваем в считанные минуты: свалены сухары, заполыхал костёр, притоптан снег на площадках для шатров и даже появился дефицитный на вырубах лапник. А ведь в группах, в основном, новички; кроме основного костяка ни кто не бывал в многодневках с полевыми ночёвками.  Но немногие «корифеи» работают остервенело, увлекая остальных.
     Шатёр ставим один на две группы. Уложить в него 15 человек задача непростая, но разрешимая: на Южном Урале под горой Юрма я сумел затолкать в шатёр аж 25 человек.
     Печью занимаюсь сам – она моей конструкции, ещё «не обкатана» и правильно собрать и установить её непосвящённому сложновато.

     После ужина размещаемся в шатре. Места хватает на всех – мой шатёр «резиновый». Печь загудела и раскалилась докрасна. Но ещё долго не спят: первые ночёвки в любом путешествии никогда не обходятся без долгого трёпа – анекдоты, взаимные подтрунивания, иногда песни под гитару и без. Вот через три-четыре дня каждый будет засыпать мгновенно, едва забравшись в спальник.

     На десятки километров вокруг безлюдье,  темнота и тишина. Усиливается морозец, а в затерявшейся среди увалов брезентовой скорлупке тускло мигает светильник, по раскаленному металлу печки пробегают искорки и походный термометр показывает плюс 12 Цельсия. Великолепные условия для хорошего отдыха.
     К смене первого дежурного трёп затихает, кто-то в углу уже и храпит. Не люблю храпящих во сне, да и что это за манера – дышать во сне открытым ртом?    Заступаю на дежурство и берусь за дневник. Записывать нечего и я вспоминаю свои маршруты в этом районе.

     Свой первый лыжный маршрут на Денежкин я проложил в ноябре 66-го года, после летнего пеше-водного путешествия на реку Вишера. Тогда снег растаял во всём Зауралье, и мы топали пешком от Всеволодо-Благодатского с привязанными к рюкзакам «вертолётиком» лыжами. Нам также попалась попутка и завезла за Журавли на «Широкую грань».
     По визирке мы прошли траверсом три вершины этого хребта, собирая по пути ушедшую в зиму бруснику, и варили из неё кисель в большой избе на Шарпе, сгоревшей через несколько лет. И только в Сольве встали на лыжи.
     Мы были единственными посетителями этого посёлка в те праздничные дни. Бума ещё не было: для многих туристов вояж на Денежкин расценивался как дальнее и сложное путешествие.
     В Сольву Хозяиновы пригнали с Кваркуша стадо оленей, шёл забой, и мы объедались купленным  свежим мясом.  Кроме Хозяиновых, большой семьи оленеводов-манси в то время в посёлке ещё жило две семьи стариков.  Нам они представились зырянами, но чем они отличаются от манси, я не уловил. На мой дилетантский взгляд  все северные народности неотличимы.
     Обходя Денежкин с запада, мы наткнулись на ещё сохранившиеся дома посёлков Дражный и Супрей, построенные перед войной или в первой её половине, когда здесь мыли золото и платину. Остались полусгнившие приспособления для промывки породы возле мостика на тросах за устьем Крива, останки такого же моста у деревни Тонга, увы – нежилой.
     Сосьва была уже скована льдом, лишь на перекатах парили промоины. Мы скользили по льду от Крива до Тонги и переправлялись по тонкой свежей наледи придерживаясь за трос того бывшего мостика.
     Домой привезли массу впечатлений, кучу отснятых фотоплёнок и купленные оленьи рога. Одни, покрытые мехом, т.е. панты, пришлось выбросить – загнили; другие, раскидистые и твёрдые, «увёл» по дружбе из клуба Вадик Липатников и подарил их потом Гоше Конькову. Я их обнаружил, побывав однажды в гостях у «рабочего парня» Георгия.
     О том походе я печатал  в «Резинщике» пространный очерк, жаль, как и многие другие, он не сохранился.

     Сейчас я веду группу в Сольву уже в шестой или седьмой раз – даже сбился со счёта, а ноябрьские праздники стали пиковым туристским сезоном в этом районе, несмотря на короткое световое время и не всегда установившийся снеговой покров. Бесснежье бывает здесь через каждые 3 – 4 года, но обычно это результат оттепели; установление снежного покрова характерно для района в середине октября.

     Утром облачности как не бывало, мир раздвинулся, и всё встало на свои места. С юго-запада навис, вырубленный почти до вершин, массив Журавля, заслонив громаду Денежкина, севернее, совсем рядом вздыбились Самсоновские увалы с пятнами семенных рощиц на белых до голубизны вырубах. Далеко на востоке невысокие увалы слились на горизонте с полоской облачности, из-за которой поднимается необычайно большое, «играющее» в морозной дымке, солнце.
     Лёгкий морозец бодрит, ясное утро радует и хочется услышать щебетание птиц. Но зимой тайга молчалива, впрочем, летом тоже; если что и услышишь – так это неприятный крик кедровки или автоматные очереди дятла. Слаба в тайге кормовая база для певчих птиц, как и для всех прочих.

     К вечеру мы уже в Сольве. Занимаем половину одной пятистенки.   Удивительно, но с каждым приходом сюда я недосчитываюсь одной или двух изб. Кто разбирает – непонятно. Туристы в этом неповинны: они давно уже облюбовали этот приют и в пиковые сезоны (ноябрьские праздники, школьные зимние и весенние каникулы, февральские каникулы студентов) совершают отсюда восхождения на Деньгу и ГУХ. Отсюда же начинаются и более длительные походы в Привишерье или по водоразделу на Конжаковский горный узел. Вот и завтра сюда подойдут десятки групп. Им ли разрушать избы?
 
     Впрочем, вокруг Североуральска появились «дачи» – мода на коллективные садово-огородные товарищества добралась и до северных городов и шахтёрских посёлков. Не отсюда ли «дровишки» для садовых домиков?
                Ноябрь 1977 г.