Антигейский переполох

 
 


Антигейский переполох
 
 

 Ванятка крепко жмётся к бабушке и поджимает губы, чтобы не заплакать. Бабушка сама плачет, и Ванятке жалко и её, и себя.
– Может, ещё объявится, у ей семь пятниц на неделе. Теперь со мной будешь жить, отец не знает, неча вызывать, работа кормит, ещё две недели есть, ему зарабатывать надо,– шепчет бабушка и гладит Ванятку по плечу.
 Ночью Ваня проснулся от папиного голоса.
– Папка! Ну чего ты молчал всю ночь! Я бы проснулся!
Отец прижал Ваню к себе и засмеялся.
– А ты и проснулся! Сейчас ещё ночь! Темно на улице. В коридор не хочешь заглянуть?
– Ураа! Железная дорога! Папка!
  Папка с кем-то уже договаривался по телефону, через несколько дней бабушку взяли в больницу и оттуда она вернулась с перевязанным глазом. Сказали, потом второй тоже починят.
  Ванятка скрывал от всех, что ему разонравилась железная дорога. И папка тоже стал грустный.
Тётя Фаня по утрам приходила с пирожками и важно спрашивала:
– Антон Дмитрич, они вам нравятся? Я могу не с картошкой, а с луком! А то и с капустой!
  Ваня подолгу стоял у окна и смотрел вниз, где был виден кусочек остановки. Но мамы не было. Она и не звонила. Иногда звонила тёте Фане, но просила передавать привет только Ванятке и больше никому, а папе и бабушке ничего. Тётя Фаня вместо приветов папе носила свои пирожки, но у бабушки уже открылся один глаз и она сама пекла, и даже вкуснее.
Зима прошла как-то незаметно, всего два раза простудился, и то не залезал в сугробы, а потерял рукавички.
Летом в деревне у бабушки горели леса, почти вся деревня выгорела, и они чуть не остались на лето в городе. Но папа Дима увёз его с бабушкой в дом отдыха. А тут и лето кончилось и Ванятка пошёл в школу. Школа называлась нулёвкой. Вернее, только их класс так назывался. Остальные классы все были с номерами и буквами.
Нулёвка была с продлёнкой, Олечка говорила: «проклятая продлонка» и плакала до тех пор, пока кто-нибудь за ней не придёт. Мама у Олечки была красивая, но строгая, и грозилась, что, если опять будет плакать, больше не придёт. Но Олечка после этого начинала так рыдать, что Ванятка зажимал уши.
 

   По воскресеньям папка ездил в библиотеку и приходил поздно. Но Ванятка не успевал соскучиться, так как на выходные папа Дима его забирал с утра к себе на работу, а потом водил в Макдональдс. Папа Дима был смешной и постоянно смешил Ванятку, часто привозил из поездок клёвые подарки. Иногда брал с собой сопливую четырёхлетку Соньку, сестричку, но с другой мамой.
У папы Димы на работе было много чего интересного, но в типографию детям нельзя и Ванятка больше смотрел мультики в просторной приёмной.
Жизнь казалась интересной, но Ванятка был готов променять и нулёвку, и типографию с Макдональдсом на одну только маму. Которая так и не приехала. Да и тёте Фане стала совсем редко звонить, только на Пасху. И никто не знал, откуда мама звонит. Бабушка уже видела обоими глазами и Ванятка читал ей старенькие потрёпанные книжки, ещё мамины, когда та была маленькая.
Как-то учительница Клавдяльвовна объявила, что будет родительское собрание и если смогут, пусть приходят оба родителя. Все стали оглядываться друг на друга, Олечка растерянно спросила, а если папы нету, тогда как? – и снова заплакала. Пап не было у многих и учительница всех успокоила: 
– У кого кто есть, пусть приходят. Кроме бабушек и дедушек.
Ванятка поднял руку и тоже растерянно объявил :
– А у меня две папы! А мамы нет до сих пор!
– Как две папы? Глупости не говори! – не сразу сообразила Клавдия Львовна.
– Я не глупости! – обиженно заморгал Ванятка. – Папа Дима и папка, а мамки нет!
Учительница с широко раскрытыми глазами посмотрела на Ваню и замахала руками.
– Всё, всё! Кто не в продлёнке, тихо-тихо в раздевалку!

   В учительской никого не было и Клава бросилась к директору.
– Марат Григорьевич, ужас, просто ужас! У Васенина из моей нулёвки родители – простите, ради Бога, видимо, ну, это, геи!
Девушка выпалила всё и покраснела.
–  А... как вы установили?
– Мальчик сам признался, говорит, две папы, а мамы нет до сих пор.
– Ну, так бывает, второй воскресный, но без мамы... я тоже не встречал. Может, умерла? А он здесь?
– Да, только что вышли, я оставила продлёнок в классе, то-то вижу, папы у него какие-то разные приходят забирать... Позвать?
– Если не ушёл...
Директор задумчиво набрал номер и спросил:
– Викуль, ты свободна? Тут тяжёлый случай, кажется, гейский ребёнок, опросить надо, поднимись.
  Вика была директорской женой и по совместительству школьной медсестрой и могла, по мнению Марата Григорьевича, быть и психологом.
Заранее улыбаясь, она чмокнула немного ошеломлённого мужа в щёку и спросила:
– А как установили?
– Да сам сказал.
– Что геи?
– Ну нет, не сам. Что у него две папы, а матери совсем нет.
 Клавдия Львовна ввела в кабинет вихрастого мальчугана и подтолкнула вперёд.
– Давай, рассказывай! – скомандовала она, но осеклась под взглядом Вики.
– Как тебя зовут? – почти ласково спросила Вика.
– Ваня.
– А папу как зовут?
– Дима.
– И всё? Есть ещё папа?
– И ещё папка есть, Толя.
– А кто тебе эти кроссовки купил?
– Папа Дима. И телефон тоже, вместе. Деньги тоже даёт папке, я видел. Он хороший! – шмыгнул носом Ваня, привыкший к осуждению папы Димы, сколько себя помнил.
Все переглянулись.
– А папка Толя что купил?
– Дорогу. Железную, ещё солдатиков каждый раз, много.
 – А мама где?
– Не знаю.... – Ванятка крепко сжал губы, чтобы не заплакать. Ему не хотелось рассказывать про маму, он уже начал чувствовать что-то унизительное в том, что она ни разу с ним не поговорила, а только с тётей Фаней.
– Ваня, то есть, у тебя две папы и нет мамы?
– Можно, я в туалет пойду? – взмолился ребёнок, от волнения переминаясь на месте.
– Иди, иди в класс!

   Все трое озадаченно перебирали в уме все случаи родительского неблагополучия, но ничего подобного им ещё не встречалось. Пьющих папаш, пьющих мамаш – да сколько угодно, разведённых, гулящих... но такой пары... чтоб совсем мама не фигурировала…
– Надо срочно в опекунский совет! Это – разврат, растление!
– Вот к чему капитализм приводит, – затравленно обронила Клавдия Львовна.
– Опекунский совет вынесет решение и сделает всё, чтоб изолировать ребёнка! Клавдия Львовна, вы последите, чтобы он при детях не рассказывал об этой омерзительной ситуации!
– Марат Григорьевич, он мальчик воспитанный, думаю, не будет. Ой, я пойду, а то сейчас на партах прыгают! – взмахнув руками, Клавдия Львовна выбежала из кабинета, а супруги, поцокав языком, разошлись по своим рабочим местам.
Ванятка носился по классу и пыхтел паравозиком, Олечка вышивала на большой тряпочке круглую букву «О», и почти заканчивала. Остальные скакали и прыгали, никто ещё не вспоминал о заданиях.
– Клавдия Львовна, можно в туалет? – почти хором кинулись к ней дети. В классе оставался один Ванятка. Он прильнул к окну и грустно стал смотреть на улицу...

«Мамочка, у нас учится мальчик, у которого нет мамы, зато два папы, причем один платит алименты другому. И нет, они не геи. Оказалось, его мать развелась с его отцом и вышла за другого, а потом вообще свинтила в неизвестном направлении. Сын, воспитанный отчимом, с ним и остался. А родной отец поддерживает. Мамочка, ты у меня самая-самая, я тебя очень люблю. Твоя Клавка».