Я украл...

                МУЗИС А.И.

                Я    У К Р А Л
                ..........................

                1985г


   Письмо было отпечатано  на голубовато-серой бумаге  через один интервал.   
В правом верхнем углу значилось: "Начальнику отделения милиции..."
   Околышев сразу отметил, что не указано от кого.
   "...Хочу сделать признание: я украл сумку, в которой оказалась большая сум-
ма денег.  Украл у продавщицы,  которая торгует апельсинами с лотка у метро.
Ее легко узнать: на голове большая меховая рыжая шапка, на пальцах аляпова-
тые перстни. Одета она в телогрейку, поверх халат не первой свежести. На но-
гах большие подшитые валенки. Бесцеремонно, нахально, прямо на глазах она
обсчитывает каждого: кладет в пластмассовую посудину некоторое количество
плодов,  затем швырком еще две-три штуки и сразу,  пока стрелка на пределе,
снимает вес. Если же попадается  придирчивый покупатель, то продавщица ха-
мит.
   Я написал на нее жалобу еще осенью, когда покупал у нее яблоки. Получил
из Торга ответ: "Объявили выговор..." Но Рыжая Шапка продолжала свою де-
ятельность.  Тогда я написал в газету.  Оттуда пришел ответ,  что моя  жалоба
направлена в Торг.  Я написал в высокие инстанции.  Получил ответ,  что моя
жалоба направлена на рассмотрение в низшие инстанции.
   Я испытал унизительное чувство беспомощности. И вот, на днях, проходя ми-
мо,  увидел,  что сумка продавщицы,  обычная хозяйственная с двумя ручками,
куда она кидала  выручку,  стоит  несколько  поодаль  и ручка  отвисает за край
столика. Продавщица ругалась с покупательницей. Я потянул за отвисшую руч-
ку.  Сам удивляюсь, как это у меня получилось.  Скорее всего, рефлекторно. Но
никто ничего не заметил. В том числе и продавщица.
   Я не вор.  Я не имел намерения украсть.  Я хотел только  наказать ее,  только
проучить. Потому что никто не пытался остановить ее законным путем.
   Но когда я пришел домой и вытряхнул содержимое сумки на стол, то, к моему
величайшему удивлению, обнаружил среди мятых трешек и рублевок пачку сто-
рублевых банкнот, новеньких,  на общую сумму десять тысяч рублей.  Из сумки
выкатились также  две золотые десятирублевые "николаевские" монеты.
   Что делать  с деньгами  я не знал  и не знаю сейчас.  Только новенькие сторуб-
левки и золотые монеты  показались мне подозрительными. Ведь не может быть,
чтобы у скромной продавщицы апельсинами ни с того ни с сего оказались такие
большие деньги и золотые монеты царской чеканки.
   И я написал Вам письмо.
   Не называю своего имени. Если Вы будете знать, кто писал, то привлечете ме-
ня к элементарной уголовной ответственности, хотя, повторяю, не считаю свое
действие кражей. Деньги готов вернуть, но не знаю как?
   Надеюсь, Вы поймете меня".
   Околышев опустил листки и взглянул на майора.  Тот, подняв от бумаг седую,
стриженную коротко - под "бобрик" - голову, смотрел поверх очков. Он страдал
дальнозоркостью,  но Околышеву каждый раз казалось,  что глаза Баева держат
его под прицелом.
   Но Баев думал о другом. Околышев нравился ему. Может быть за вздернутый
нос,  который придавал лицу  постоянное выражение улыбчивости.  Но письмо
совсем не показалось майору простым и он думал, что старший лейтенант, по-
жалуй, слишком прямолинеен для его расшифровки  -  интеллигентное поколе-
ние, не гибкое.
   Заметив, что Околышев поднял взгляд, спросил:
   - Что скажешь?
   Околышеву в свою очередь хотелось знать,  что думает Баев.  Майор слыл
среди сотрудников  своеобразным  человеком.  Поговаривали,  что в свобод-
ное от работы время  он увлекается чтением древних манускриптов и за при-
страстие к афоризмам  его заглазно называли  "Омар Хайям".  Поговаривали
также, что он "тянет" до пенсии,  а как подойдет срок, уйдет в отставку писа-
ть мемуары.  И никто не знал,  что майору  известны все  разговоры о нем, и
что он просто  не мешает людям говорить,  что заблагорассудится.  И что на
пенсию он не торопится и о другой должности не тоскует.  Ведь бывает, что
человек любит работу,  а не должность.  А Николай  Николаевич  Баев слыл
прирожденным ОБХССником. Недаром до милиции он служил бухгалтером.
Но зато Околышев знал совершенно точно,  что решения и поступки майора
Баева не предсказуемы.  Не потому ли  он застрял  в майорах и  несмотря на
годы не дослужился до должности начальника отделения?!
   Но Баев ждал и Околышев ответил неопределенно:
   - Красочное письмо. Сразу видно - "писатель"!
   - А если по существу? - не дал уклониться Баев.
   Околышев пожал плечами.
   - Конечно,  десять тысяч и золотые монеты настораживают.  А остальное,
обычное дело не заслуживающее внимания.
   - Да? -сказал майор и поднял брови. - А по-моему, как раз "остальное" за-
служивает большего внимания.  Но ты прав, крупные суммы и золотые мо-
неты настораживают.  Тем более, есть директива Управления. Зашевелили-
сь валютчики. Необходимо усилить работу по профилактике.
   - Что-нибудь серьезное? - полюбопытствовал Олег.  Отеческий тон майо-     -4-
ра располагал к благодушию.
   - Много будешь знать,  плохо будешь спать,  -  неожиданно  жестко,  но в
своей  манере,  сказал Баев.  -  Займись-ка лучше  продавщицей.  И золотые   
в виду и "остальное".
   - Есть, заняться продавщицей! - Околышев поднялся.
   - Подожди, -поморщился Баев. - С чего думаешь начать?
   - Проверить надо: есть ли такая, как торгует?
   - Верно!  - Согласился майор.  - И "писателя" проверь,  может быть маши-
нка зарегистрирована. В Торг зайди.  Они там не группируют письма по на-
шим рубрикам, но...  дорогу осилит идущий. Вечером доложишь.
   Околышев вышел  из кабинета  начальника милиции,  которого Баев заме-
щал по  случаю отпуска.  Верхний этаж  выглядел официально:  пустынные
коридоры,  двери без табличек,  только с номерами комнат, немногочислен-
ные посетители  молчаливо ожидающие приема  у начальника паспортного
стола.  Не замечая их, он проследовал в противоположный конец  коридора
и вошел в канцелярию. Сегодня там дежурила Шурочка.
   "Очень кстати"!  - отметил Олег и подумал, что молодой женщине пошла
бы военная форма, а милицейская - особенно!
   Каждый раз, когда Олег видел Шурочку, он думал одно и то же. Но обра-
тился Околышев  к заведующей канцелярией Вере Никаноровне,  женщине
пожилой и строгой.
   - Вот!  -  он протянул ей  листки письма.  -  Майор направил на опознание
по регистрации.
   - Шурочка,  возьми заявку. - Не поворачивая головы,  сказала Вера Ника-
норовна.
   Шурочка взглянула на Олега лучистыми глазами.
   - Будет сделано,  товарищ старший лейтенант,  - она ответила официально,  -5-
но в ее голосе звучали чисто женские интонации.
   - Спасибо! - поблагодарил Олег и улыбнулся.  Он знал,  что Шурочка сим-
патизировала ему.
   Но,  когда за ним закрылась дверь,  он не услышал,  как Вера Никаноровна
сказала:
   - Что глазки строишь?! Он женат.
   - И очень жаль! - ответила Шурочка.
   - А как ты хочешь? Такой парень нигде не задержится.
   Шурочке показалось, что Вера Никаноровна вздохнула. И было отчего. Ее
мужу исполнилось примерно столько, сколько Олегу, когда он погиб при за-
держании опасного преступника.
   А Околышев тем временем спустился на первый этаж. Здесь размещались
Дежурная часть, Уголовный розыск, ОБХСС, другие службы. У двери сидел
за стойкой милиционер.
   На первом этаже всегда царила оживленная рабочая обстановка. Люди пе-
реговаривались и по делу,  и на житейские темы,  и про  любовь.  Вот и сей-
час молодой с тонкими щегольскими усиками младший сержант Пилипенко
показывал фотографии,  на которых он был заснят во время службы  в деса-
нтных войсках. С фотографий смотрел совсем молодой безусый Пилипенко.
Впрочем,  главным на фотографии  было не лицо,  а берет,  лихо сдвинутый
набок, полосатая "зебра" тельняшки в вырезе ворота гимнастерки и автомат
Калашникова  на груди.  На другой фотографии  Пилипенко стоял  в группе
солдат, таких же как и он. Третья и четвертая фотографии демонстрировали
как лихо он действует на учениях.
   Пилипенко явно  гордился службой  в десантных войсках,  но скромности
ему еще явно не хватало.
   Околышев всегда  отчетливо  ощущал  рабочую  атмосферу первого этажа,     -6-
пункта  неусыпного  наблюдения  за общественным  порядком.  Даже  когда      
Околышев выходил из помещения милиции на задание или домой, он всегда
чувствовал свою индивидуальную причастность к нему.
   Чувство это было двояким. В милицейской форме, он ощущал себя волно-
резом. Людской поток обтекал его. Люди уважительно сторонились, уступа-
ли дорогу.  Никто не задевал  его локтем  или плечом,  никто не наступал на
ноги. Он шел вперед спокойно, уверенный в авторитете и неприкосновенно-
сти милицейского мундира.
   А в штатском  Олег  чувствовал себя  человеком-невидимкой.  Он был как
все.  Ему дышали в лицо винным перегаром,  толкали в троллейбусе и авто-
бусе,  наступали на ноги  при сходе  с эскалатора  в метро.  Он был для всех
такой же как они,  и в то же время оставался милиционером,  который тайно,
как в шапке-невидимке, наблюдает за окружающим миром.
   Вот в таком же состоянии  человека-невидимки вышел он из дежурки,  на-
правляясь в метро.  Часы показывали полдень.  Солнце светило  по зимнему
холодно, но ярко.  Даже грязный снег сверкал и искрился.  Цветной реклам-
ный стенд возвещал, что в ближайшем кинотеатре идет новый художествен-
ный фильм  "Прохиндиада...".  Суетливо сновали люди.  Около метро их по-
ток сгущался,  но Околышев еще издали разглядел мохнатую рыжую шапку,
белый халат  поверх телогрейки,  а когда подошел поближе,  то увидел и ва-
ленки, подшитые толстой войлочной подошвой. Не было только сумки. Ме-
лкие деньги продавщица  складывала в наружный карман,  крупные - десят-
ки, двадцатипятирублевки - в карман телогрейки, привычно заворачивая по-
лу халата.
   "Все правильно! - подумал Околышев. - Сумку украли, теперь она склады-
вает деньги поближе и понадежней".
   Он остановился поодаль,  около щита  с надписью:  "ИХ  РАЗЫСКИВАЕТ        -7-
МИЛИЦИЯ!" и стал наблюдать. Все было в точности по письму. Первый по-
купатель, пожилой мужчина, торопился.  Быстро взял покупку, не глядя зап-
латил и ушел. За ним - женщина, видимо, сделала замечание. Продавщица ей      
ответила.  Они вступили в пререкания.  Вероятно  не обошлось без грубости,
потому что  когда  покупательница  и еще  одна женщина,  проходили  мимо,
Околышев услышал возмущенный разговор:
   - Вот!  Вывешивают!   "Их разыскивает милиция!"   А что их разыскивать?
Тут среди бела дня и ограбят, и обругают. И никаких мер...
   - Все они заодно, - ответила вторая женщина.
   Околышева покоробило.  Хоть он и "невидимка",  но все-таки живой чело-
век. И почему "все они заодно"? И кто это "они"? Не бандита же она имела в 
виду!
   Со стенда  смотрело лицо,  не очень различимое,  но довольно выразитель-
ное: низкий лоб, глаза ушедшие под надбровные дуги, широкий нос, крепкая
челюсть. И подпись: "Сажин Михаил Евграфович, 38 лет. Плотного телосло-
жения,  глаза светлые.  Особые приметы:  на левой руке татуировка  -  череп,
два скрещенные кинжала.  Подпись: "Не забуду мать родную!". Поверх чере-
па: " Не гневи бога, не спросит много".
   "Уголовничек с юмором,  -  подумал Околышев.  - Но с продавщицей в ры-
жей шапке - ничего общего".
   Он подошел к лотку. В очереди стояло два человека. Первая - женщина лет
тридцати пяти-сорока,  на вид скромная.  Она смотрела  как ей заворачивали
апельсины и когда продавщица назвала цену: "Два рубля восемьдесят две ко-
пейки", тихо поправила: "Пятьдесят четыре копейки".
   Продавщица молниеносно взглянула на нее.
   - Да? Извините! Стекло на весах бликует...
   А Околышеа только удивился, как быстро они обе посчитали стоимость по-    -8-
купки. Покупательница не иначе как сама из торговли.
   За ней в  очереди  стояла  пожилая женщина.  Она привередливо  заставила
стабилизировать стрелку весов, - и стрелка остановилась совсем не на той по-
зиции, при которой продавщица пыталась снять вес, - затем  поспорила из-за
стоимости,  посчитала скрупулезно, - оказалось,  что с нее берут на десять ко-
пеек дороже, - и только затем расплатилась.
   Настала очередь Околышева.
   - Килограмм, пожалуйста, -сказал он.
   - Приятно иметь дело с культурным покупателем, - приветливо улыбнулась      
ему продавщица. - Не то, что эти бабы. Обманула я их! Если каждую копейку
высчитывать, я тут буду по три часа с одним человеком возиться...
   Приветливые разговоры не помешали ей сделать свое дело.
   - Ровно килограмм. Два рубля.
   Околышев заплатил, взял апельсины в сетку, которая придавала ему домаш-
ний вид,  дошел до ближайшего магазина и на контрольных весах взвесил по-
купку. До килограмма не хватало шестьдесят шесть граммов.
   Вечером Околышев доложил майору Баеву первые результаты.
   - Что касается продавщицы, - сказал он, - все совпадает: и приметы, и мане-
ра торговли,  и факты обвеса и обсчета.  На килограмм она  не довешивает от
тридцати до семидесяти граммов.  Машинка "писателя",  вероятно,  в личном
пользовании. Шрифт не зарегистрирован.  В Торге писем с жалобами, как го-
ворится,  пруд пруди.  Однако на пишущей машинке  заявлений не так много.
Аналогов письма не обнаружено. Конечно, предварительно.
   Майор подумал с минуту, потом сказал:
   - Вот что! Вызовешь завтра утром представителя Госторгинспекции, только
не объясняй для чего.  Возьмешь в помощь  одного-двух человек  и организуй
контрольную закупку. Продавщицу надо уличить, доставить в отделение и по-    -9-
говорить обстоятельно.  Если "писатель" не приукрасил, истина где-нибудь да
прорвется.
   Утром Околышев зашел в Канцелярию.
   - Вера Никаноровна! - попросил он. - Отпустите на пол дня Малышеву. С ма- 
йором согласовано.
   Шурочка засияла глазами, а Вера Никаноровна спросила:
   - Зачем тебе?
   - Надо изобразить парочку, которой не до точности измерительного прибора
под названием "весы".
   Вера Никаноровна критически оглядела его.
   - Разрешаю. Только не очень входите в роль.
   - Все будет, как в кино! - пообещал Околышев.
   Шурочка молчала и улыбалась своим мыслям.
   Она оделась  за какие-нибудь  пять минут.  Дубленый полушубок.  Вязанная
шапочка, белая, и такой же белый длинный вязанный шарф. Вельветовые брю-
ки, заправленные в серебристые сапоги "луноходы".  Со стороны посмотреть -
модница! Впрочем, почему - со стороны?  Шурочка и на самом деле была мод-
ницей, только вот жаль, стандартной.
   Олег выглядел спортивно.  Короткая куртка на цигейковой подкладке,  на го-
лове синяя  вязанная  шапочка  "пирожком"  с надписью на  экспортном  языке
"TALLIN", джинсовые брюки, уходящие в высокие меховые ботинки.
   Шурочка осмотрела его и осталась довольна.
   - Олимпиец!
   Околышев взял на помощь  младшего сержанта  Пилипенко.  У метро встре-
тили представителя Торгинспекции.  Вышел солидный мужчина  в дубленке и
в такой же рыжей шапке, что и у продавщицы.
   "Форма у них такая, что ли? - непроизвольно подумал Околышев.             -10-
   Впрочем, если продолжать в таком же духе, то по дубленкам у него одинако-
вая форма с Шурочкой!
   Они оставили машины поодаль. Подойдя поближе Шурочка сказала:               
   - Давай, купим апельсины!..
   - Торопимся же, - ответил Олег, так, чтобы продавщица его услышала.
   - Очередь-то, два человека.
   Шурочка остановилась.
   - Опоздаем.
   - Хочу апельсины!
   Шурочка капризничала  вполне натурально,  словно Олег и впрямь  был ее ка-
валером.
   Они зашли в очередь. Представитель Госторгинспекции встал за ними.
   Все повторилось, как и вчера. "Рыжая шапка" завешивала апельсины бойко и
неточно. Когда подошел черед Околышева, он сказал:
   - Килограмм... - и посмотрел на часы, показывая, что торопится.
   Продавщица явно не узнала его.
   - Отличные апельсины, - сказала она. - Египетские. Берите больше.
   - Нет. Килограмм! - повторил Околышев, наблюдая, как она поставила на весы
тарную чашку с апельсинами, кинула в нее еще два спелых плода и быстро сняла,
зафиксировав стрелку в максимально крайнем положении.
   - Немножко больше, - сказала она. - Один килограмм сто грамм. Два рубля
двадцать копеек.
   Околышев достал удостоверение.
   - ОБХСС.  Контрольная закупка...  - Товарищи,- обратился он к очереди. - Тор-
говля прекращена.  Прошу,  кто может,  остаться в качестве свидетелей.
   - Как же так? - заквохтала одна женщина. - Я столько стояла...
   Она походила на растревоженную наседку.                -11-
   - Сколько Вы стояли? - строго спросил Околышев и женщина осеклась.
- Никаких разговоров. Дело серьезное.
   Продавщица  стояла  обомлев.  Представитель  Госторгинспекции  выдвинулся 
вперед. Предъявил удостоверение. Лицо у него было недовольное. То ли потому,
что приходилось исполнять неприятные обязанности, то ли потому, что его огор-
чали промахи торговли. Тем не менее, он проверил весы.  Без гири они показыва-
ли "5 граммов". На пластмассовой чашке значилось "420".
   - А Вы, - сказал Околышев продавщице, - определили ее вес в "400 граммов".
   Представитель Госторгинспекции сделал контрольный завес. До килограмма не
хватало в общей сложности "75 граммов".
   Но Рыжая Шапка уже пришла в себя.
   - Так ведь грязь! Что же мне, протирать ее после каждого завеса?
   - Откуда грязь?- спросил Околышев.- Нет продукта чище апельсина.
   - Чашка грязная.
   - А за грязную чашку, что, должен платить покупатель?
   Продавщица умолкла.
   - Александра Владимировна!  -  обратился Околышев к Шурочке. - Пожалуйста,
составьте Акт... Граждане! Кто согласен быть свидетелем?
   - Я! - выдвинулась женщина, которая "квохтала", что теряет драгоценное время.
   - Сержант! - распорядился Околышев.  - Привезите другого продавца из магази-
на или администратора. Пусть примут товар...  А Вы, собирайтесь...  - повернулся
он к продавщице.
   Та заохала, запричитала, заплакала.
   - Да за что же? Каких-то семьдесят грамм... Да заберите апельсины и деньги за-
берите, только отпустите...
   Околышев сдержался.
   - Вы понимаете, что говорите?                -12-
   Продавщица вздрогнула и умолкла.
   Подошла машина.  Пилипенко  привез другую  продавщицу и  администратора.
Обе женщины смотрели встревоженно.  Администратор  - заведующая отделом -
сразу пошла в "атаку".
   - В чем дело?
   Она спрашивала так,  словно провинился  Околышев,  а не кто-то  из ее продав- 
цов.
   Олег повернулся к Шурочке.
   - Как у Вас, Александра Владимировна? Акт? Адреса свидетелей?
   - Все готово, товарищ старший лейтенант! - ответила Шурочка.
   Они разговаривали на официальном, рабочем языке. "Кино" кончилось. Но Олег
не мог не заметить, что Шурочка потускнела.
   Он передал заведующей из магазина копию Акта.
   - Но почему в милицию?
   - У Вас претензии по Акту? - в свою очередь спросил Околышев.
   Заведующая отступила. Когда милиция действует решительно, никто не осмели-
тся встать на ее дороге.
   В отделении Околышев провел продавщицу в свою комнату. Проходя мимо сто-
йки дежурного, "Рыжая Шапка" вздохнула, словно за ней уже закрылась дверь тю-
ремной камеры.
   Околышев указал на стул.
   - Садитесь!  Начнем с протокольных вопросов.  Ваша фамилия, имя, отчество?..
Где проживаете?..
   - Хлюстова я, Мария Сергеевна, - сказала продавщица уже относительно спокой-
но.
   И в самом деле, ну что  особенного?  Обычный обсчет.  Могут дать выговор,  ли--13-
шить премии,  в крайнем случае - уволить!.. Не смертельно... Зачем только везли в
милицию?
   - Что Вы можете сказать по поводу Акта?
   - Да что я могу сказать? Ну, ошиблась... - опять запричитала Хлюстова. - Разве я
виновата? Сами видели, весы неправильные.
   - А перед выездом на точку Вы разве не обязаны проверить весы?
   Хлюстова промолчала.
   - И потом, разве обвес шел только за счет неточности весов? Вместе с недовесом
чашки получается  только двадцать пять граммов.  А проверка установила недовес
в семьдесят пять граммов!..  Сколько в ящике килограммов? Двадцать?
   Хлюстова молчала.
   - А сколько ящиков?.. Отвечайте... Смелее... В накладной все равно указан но ука-
указан общий вес товара.               
   - Сорок, - тихо сказала Хлюстова.
   - Вот видите!  Двадцать на сорок  -  восемьсот!  С каждого килограмма семьдесят
пять, округло, шестьдесят кило!  По два рубля - сто двадцать рублей!  В день!..  Не
велика ли ошибка?
   Зашел Баев, сел несколько в сторонке, позади Хлюстовой, но чтобы видеть ее ли-
цо в профиль. Кивнул Околышеву, мол, продолжай.
   - Перед Вами за день  проходят сотни людей.  И Вы каждому  залезаете в карман. 
Каждому!.. Вам понравилось бы, если бы залезли в Ваш карман?
   Хлюстова молчала.
   Кстати! У вас ничего не пропадало?
   - Нет, - сказала она удивленно.                -14-
   Но удивление было каким-то озадаченным. Она толи не понимала, что от нее хо-
тят, то ли чего-то опасалась.
   - Ну, как же!  Припомните!  - настаивал Околышев. - Может быть украли что-ни-
будь? Сумку, например, с деньгами?..
   В глазах Хлюстовой читалось недоумение.
   - Нет, - сказала она.  - Нет!  Что Вы?!  Зачем?...  Ничего не знаю... Ни чего у меня
не крали.       
   Она говорила торопливо, сбивчиво.
   Околышев пристально смотрел на нее.
   - Значит Ваша сумка дома? И если ее поискать...
   - Зачем? - испуганно воскликнула Хлюстова.
   Околышев  взглянул  на майора.  Тот тоже  заметил ее испуг.  Они neреглянулись.
   -  Имейте в виду,  -  Околышев уже снова смотрел на Хлюстову,  - ecли не скаже-
те всю правду, придется провести тщательное дознание.
   -  Да что Вам далась моя сумка? - почти истерически  выкрикнула Хлюстова. -Ну,
ошиблась я! Ошиблась! Разве не бывает?.. Накажите! Оштрафуйте! Причем сумка? 
   - Речь не о случайной ошибке, - остановил ее Околышев. - Во-первых, на Вас пос-
тупило заявление. Вы занимаетесь обвесом систематически.  Во-вторых, мы наблю-
дали за Вами. Вчера Вы недовесили  мне шестьдесят шесть граммов. А сумка...
   Он только хотел сказать, что сумка найдется, но Баев опередил его.
   - Вызывай оперативную группу и оформляй обыск на дому, - сказал он,  поднялся
и вышел.
   Олег даже оторопел от такого спонтанного  решения.  Ведь если у Хлюстовой ни-
чего не найдут, майора ждут неприятности. Ему и так уже однажды задержали  оче-
редное  повышение  звания за подобные действия.
   Но приказания начальника не обсуждают.
   Хлюстова жила в сером пятиэтажном панельном доме,  невзрачном по сравнению -15-
с высотными красавцами  застройки  последних лет.  Дом был без лифта.  Затоптан-
ная лестница привела их на четвертый этаж.  На двери поблескивали сквозь черный
дермантин  металлические "глазки" трех замков.
   - Откройте! - приказал Околышев.
   - О, господи!.. - вздохнула Хлюстова и достала ключи.
   Околышев вошел  в квартиру первым.  В маленькую  прихожую выходили  двери
двух комнат. Слева узенький коленчатый коридорчик вел на кухню.  Там за столом
сидели двое. Один спиной к Околышеву, другой сбоку. На столе стояла початая бу-
тылка водки, стаканы, хлеб и вареная колбаса, нарезанная крупными ломтями.
   Увидев старшего лейтенанта милиции,  тот, что сбоку, высокий лохматый мужчи-
на, поднялся и сделал шаг навстречу, загораживая вход на кухню.
   - Ты кого привела, с-сука... - прохрипел он.
   - Петечка! - запричитала Хлюстова. - Капнул кто-то...
   - Прекратите разговоры! - прикрикнул Околышев.
   Петечка,  высокий здоровый мужик  с космами до плеч  и обвисшими моржовыми 
усами, угрюмо смотрел на Хлюстову, на вошедших за ней милиционеров и понятых.
   Второй, который сидел до этого спиной к Околышеву, вдруг поднялся, сказал:
   - Так я пошел...- и боком хотел прошмыгнуть к двери на выход.
   Околышев остановил его.
   - Минутку! Вы кто?
   - Сосед я. Рядом живу. Зашел проведать...
   На Околышева смотрело удивительно знакомое лицо:  низкий лоб, маленькие зеле-
новатые глаза, глубоко спрятанные под надбровными дугами, крепкая челюсть.   
   Околышев опустил взгляд на левую руку "соседа". Тот втягивал ее в рукав, старая-
сь скрыть бинты на месте татуировки.
   - Сержант! - распорядился Околышев. - Посмотрите его документы.
   "Сосед" попятился и сунул руку в карман.                -16-
   - Без дураков, Сажин!
   Околышев ладонью ощутил  согретую подмышкой  рукоять пистолета.
   Пилипенко извлек из кармана Сажина самораскрывающийся нож.
   "Начало многообещающее!" - подумал Околышев и приказал:
   - Руки за спину! Сержант, отведите задержанного в машину. Я провожу Вас. - На-
шел взглядом старшего опергруппы:  Приступайте к обыску.  Мужчину и женщину
в разные комнаты. Участковый! Глаз с них не спускать.
   Они вышли: Пилипенко впереди, Сажин за ним, держа руки на пояснице. Замыкал
"караван" Околышев.  Ему показалось, что Сажин слишком приблизился к Пилипен-
ко.
   - Держи дистанцию! - приказал он и Сажин немного поотстал.
   Так они прошли третий и второй этажи и вышли на лестницу перед площадкой пе-
рвого этажа. Околышев обдумывал, как лучше доложить Баеву о случившемся, что-
бы без парадности,  но эффектно.  Пилипенко шел впереди не оглядываясь. Он был
на середине лестничного пролета,  когда Сажин вдруг ускорил шаг  и ногой сильно
ударил сержанта под лопатки.
   Пилипенко качнулся и полетел кувырком на лестничную площад-ку. А Сажин мг-
новенно повернулся и кинулся головой вперед наОколышева. Но Олег успел изгото-
виться. Он уклонился в сторону, обхватил Сажина вплотную за пояс, рывком вздер-
нул вверх ногами и прижал лицом к стене.
   Сажин висел вниз головой, болтал в воздухе ногами, пытался ухватить Околыше-
ва за щиколотку.               
   Но Околышев держал его прочно.
   - Замри! - выдохнул он. - А то суну головой о лестницу.
   Сажин глухо рычал и продолжал дергаться.  Пилипенко,  превозмогая боль,  под-
нялся. Двумя прыжками - десантник! - подскочил к Сажину и ударил левой наотма-
шь по затылку.                -17-
   Сажин ткнулся головой о стенку и затих.
   - Сержант! - грозно крикнул Околышев.
   - Виноват, товарищ старший лейтенант!
   В глазах Пилипенко прыгали яростные чертики. Он держался за плечо. Было по-
хоже, что правая рука у него висит безжизненно.
   Околышев поставил  Сажина на ноги.  Тот обалдело мотал головой.  Пилипенко
здорово приложил его.
   - Расстегните ему штаны, - распорядился Околышев, сдерживая Сажина сзади за
локти.
   - Дрыгнешь ногой  -  убью!  -  пообещал Сажину Пилипенко и было похоже,  что
свое обещание он выполнит, несмотря на присутствие старшего лейтенанта.
   А когда он левой рукой  неловко выполнил приказание,  Околышев сказал:
   - Я же говорил тебе, Сажин, - "Без дураков"!
   Он отпустил его.
   - Вот так! Держи штаны и пошли. Теперь не побежишь. - И добавил, обращаясь
к Пилипенко: - А Вы, сержант, должны соблюдать дистанцию.               
   Пилипенко уже успокоился.
   - Есть соблюдать дистанцию!
   И все трое прежним порядком вышли на улицу.
   Расчет Сажина,  вернее его импульсивный рывок,  не был лишен смысла. Сбить
конвоиров, выскочить, пока не очухались. Подъезд первый. Наружное охранение
не выставлено,  -  кто мог предполагать такую встречу?  -  шофер сидит в машине. 
Шмыг за угол, и нет его!.. Сажин имел мизерный, но все-таки шанс скрыться. Ес-
ли бы не Околышев.
   Поддерживая сползающие штаны, Сажин сел в машину.
   - Сержант! Присмотрите за ним. Только без фокусов, - распорядился Околышев.
- Я вызову вторую машину.                -18-
   Из кабины он по рации связался с дежурным:
   - Первый! Первый! Здесь четырнадцатый!
   - Четырнадцатый! Первый слушает! - донесся из динамика приглушенный голос.
   - Докладываю:  на квартире  Хлюстовой задержан  опасный преступник,  Сажин,
бежавший из мест заключения. Прошу выслать за ним машину с охраной. И врача...
Сам приступаю к осмотру квартиры.
   - Вас понял! - ответил Первый. - Машину высылаем.
   Околышев отключил рацию.
   Квартира Хлюстовой походила на райское гнездо, а если точнее, то на тесный вы-
ставочный зал. Дорогая громоздкая "стенка",  казалось занимала всю комнату. Под-
стать ей,  громоздкая  и пышная  на показ  мягкая мебель:  фигурный диван, кресла.
Над диваном - ковер.  На полу - палас.  Над головой  хрустальная  люстра.  Сервант
тоже полон хрусталя. Цветной телевизор... И все-таки ощущалась в квартире какая-
то бедность. Чего-то не хватало.
   Околышев еще раз оглядел комнату. Ну, конечно! Не хватало книг.
   Хлюстова сидела с заплаканными глазами. Старший опергруппы сообщил:
   - Обнаружены два чемодана с импортом.  В одном - джинсы, итальянские. Во вто- 
ром - американские армейские рубашки "хаки" со звездно-полосатым флагом на ру-
каве. Кроме того,  четыре сберегательные книжки на общую сумму около пятидеся-
ти тысяч рублей и три золотые монеты-десятирублевки царской чеканки.         
   "Надо же! - подумал Олег. - Не промахнулся Баев!"
   Спросил Хлюстову:
   - Откуда вещи?
   - Не знаю.
   - Не от сырости же они!
   Хлюстова молчала.
   - Это не Ваши вещи?                -19-
   - Нет.
   - А чьи?
   - Он привез, - сказала Хлюстова, понизив голос, и кивнула  в сторону комнаты, где
находился ее муж.
   - А деньги?.. Тоже не Ваши?
   - Деньги?.. Деньги мои... - нехотя признала она, не столько потому что большая ча-
сть их значилась на ее имя, сколько потому, что могла согласиться с мыслью, что де-
ньги принадлежат не ей.
   - А золотые монеты?
   - Монеты?..  Что монеты?.. Тоже мои. Они мне в наследство остались. От бабушки.
Хотела зубы золотые вставить. Все времени не было.
   - Ну, хорошо, - сказал Околышев. -Поговорим с Вашим мужем.
   В это время  прибыла вторая машина  и с ней начальник Отдела Угро капитан Кру-
тов.
   Капитан принадлежал к тому типу людей,  перед которыми толпа расступается, да-
же когда он не в милицейской форме. Квадратные плечи, решительное волевое лицо,
пристальный взгляд.  Но особенно  поражали руки.  Когда капитан садился за стол и
выкладывал на него  свои пудовые  кулачища,  у подследственного  сразу пропадала 
охота к запирательству. Уголовный мир всегда чтил силу и решительность.
   - Видел! Видел! - сказал Крутов, заходя в квартиру. - Как получилось?         
   - Подарок судьбы, - пожал плечами Олег.
   Они вышли в прихожую. Капитан подмигнул:
   - Поцарапали маленько?
   - Стенку? - сделал вид, что не понимает, Околышев.
   - И стенку тоже... Помощь нужна?
   Околышев ответил с достоинством:
   - Пока справляемся.                -20-
   - Так я забираю Сажина?
   -Забирай. И Пилипенко пусть едет. Он с лестницы грохнулся.
   - Сажин помог? - Крутов улыбнулся. - Это ему не десант. Это удар в спину.
   Он говорил, будто сам видел все, что происходило.
   Капитан вышел, а Околышев вошел во вторую комнату. Она немногим отличалась
от первой:  спальный гарнитур, ковры, зеркальный столик и - в диссонанс - большой
объемистый гардероб пятидесятых годов.
   Хлюстов сидел на стуле,  мрачный и озлобленный.  Взглянул на старшего лейтена-
нта ненавидяще.
   - Откуда импортные вещи? - спросил Околышев.
   - Ничего говорить не буду, - Хлюстов опустил голову.
   - Подумайте.  Товар  специфический.  Армейские  рубашки  со звездно-полосатым
флагом мы в Соединенных Штатах не закупаем.
   Хлюстов не пошевелился.
   - Молчание чревато  для Вас  серьезными  последствиями.  Дело пойдет  в Органы 
Госбезопасности. Не создавайте для себя излишние осложнения.
   Хлюстов поднял голову.  В его глазах  появилась  напряженная озабоченность.
   А Околышев не стал дожидаться ответа. Хлюстов качнулся. Теперь пусть дозреет!
   Осмотр квартиры  продолжался еще более  четырех часов,  однако никаких тайни-
ков, никаких хитростей не обнаружили. Все на виду, что говорило или о неопытнос-
ти, или о самоуверенности,  граничащей с наглостью:  мол,  и искать не будут,  чего
прятаться?
   По завершении протокола  Хлюстовых посадили в машину.  Вместе с ними погру-
зили вещественные доказательства: кожаные чемоданы с импортом.  Забрали сбере-
гательные книжки и золотые монеты. Квартиру опечатали.
   Казалось, все основные вопросы  решены. Оставалось только уточнить дело с про-
павшей сумкой. Но Хлюстова упорно отрицала, что ее обокрали.                -21-
   - Какая сумка?..  Какие деньги?..  -  повторяла она.  - Ничего не крали.  Ничего не
знаю.
   Ее упорство раздражало и настораживало.  Околышев высказал майору предполо-
жение,  что десятитысячная  пачка приготовлена  для передачи  кому-то  в качестве
взятки или платы за левый товар.
   - Не спеши, - ответил Баев. - Умная мысля приходит опосля...
   Околышев и не спешил. Но и не понимал, что медлить? Хлюстов признал, что ко-
нтрабандный товар "транзитный".  Показал у кого брал, кому должен был передать.
Сажину добавили срок и отправили отбывать наказание.  Самой Хлюстовой инкри-
минировалась 156 статья УК РСФСР  - обман покупателей - до 2-х лет заключения 
или год ИТР /часть 1/.  Правда, если бы удалось доказать "особо крупные размеры"
обмана, то срок мог подняться до 7 лет и "с конфискацией имущества".  Не потому
ли она продолжала отказываться от пропавших десяти тысяч?
   И "умная мысля" будировала другую,  не менее умную: почему в Торге не реаги-
ровали на сигналы "писателя"?.. Халатность?.. Попустительство?..  Корыстный ин-
терес?..
   Подготовив обвинительное заключение по делу Хлюстовой, на третий день след-
ствия Околышев  направился  к Баеву.  В коридоре  второго этажа  он встретился с
Шурочкой и почувствовал  легкий укол совести.  В напряженной  суматохе минув-
ших дней ни разу не зашел к ней.
   - Привет!- сказал он, как можно непринужденней.
   - Здравствуй! - ответила Шурочка. - Закончил "кино"?
   Она, как обычно, выглядела строго и мило, хотя офицерская форма ей несомнен-
но пошла бы.
   - Еще немного и на Канский фестиваль.
   - Поздравляю.
   Она  приветливо  улыбнулась,  но  в ее улыбке  не было тепла.             -22-
   - А ты  здорово  тогда  изобразила.  Актриса  в тебе  пропадает. Народная!
   - Нет! - сказала Шурочка. - Актриса? Нет! Даже если талант. Что за жизнь у акт-
рисы?  На сцене переживания, мучения, страсти.  Неземная любовь!  А кончилось
представление, всему конец. И страстям, и мучениям. И любви!
   Это был уже упрек  в адрес Олега,  и он принял его молча.  Но не глубоко.  Они
работали. В милиции. Шурочка хотела больше, чем возможно.
   Они мило улыбнулись друг другу и пошли, каждый в свою сторону.
   Майор, как обычно,  сидел за столом,  низко наклонив ежик седых волос. Взгля-
дом предложил Околышеву сесть.
   Околышев приготовился доложить, но Баев вдруг спросил:
   - Нашел "писателя"?
   - Почти. - ответил Околышев.
   - Почти! - буркнул Баев. - Великое слово.  Само ничего не значит, а все вывора-
чивает наоборот... "Почти умный"... "Почти здоровый"... "Почти богатый"... Тепе-
рь, "почти нашел"... Значит, не нашел?
   Он смотрел на Околышева испытующе, как обычно поверх очков.
   - Нашел! - удивленно сказал Олег, и все же добавил: - Почти.
   - Объясни. - Баев снял очки.
   Околышев  за три дня  прокрутил пусть  не очень сложное,  но значимое по резу-
льтатам дело. И Хлюстов раскрылся перед ним словно перед капитаном Крутовым.
И Сажина обезвредил. Пилипенко не уставая рассказывает, как старший лейтенант
поставил бандита вверх ногами. Можно бы гордиться собой. Но каждый раз, разго-
варивая с майором вот так, как сейчас, Олег чувствовал себя школьником.
   - По моей просьбе, в Торге, - сказал он, - просмотрели жалобы на голубовато-се- -23-
рой бумаге, отпечатанные на машинке.  Нашли. Жалоба подписана. Некто Алексе-
ев Никита Никанорович. Пенсионер. Шестьдесят четыре года. Бывший учитель ру-
сского языка и литературы. Живет в нашем районе, у метро. Осталось только наве-
стить его и установить:  имеется ли у него пишущая машинка,  и поговорить с ним
лично.
   - А дальше? - спросил Баев.
   - Дальше?  - не понял Околышев.  - Привлечь за кражу.  И очную ставку Хлюсто-
вой, чтобы не запиралась.
   - Значит, за кражу...  - повторил майор.  - Вот, тут он еще одно "признание" прис-
лал. На-ка, почитай.
   На знакомом голубовато-сером листке значилось:
   "Начальнику отделения милиции.
   Сообщаю Вам, что когда арестовали продавщицу в рыжей шапке, я случайно ока-
зался свидетелем  происшествия.  Очень признателен за то,  что Вы  отреагировали
на мое письмо. В тот же день я имел возможность убедиться, что новая продавщица
работает честно, взвешивает точно,  расчеты производит правильно. Одним словом,
Ваши действия возымели силу.
   Но в связи  с этим я должен  сделать еще  одно признание.  Я ни чего не крал.  Не
было ни сумки, ни сторублевок, ни золотых монет. Извините!
   По-прежнему,  оставляю свое письмо без подписи,  поскольку не уверен,  что Вы
поймете меня правильно".
   Околышев кончил читать и посмотрел на Баева.
   - Значит его показания ложные?
   - Чем же они ложные? - переспросил майор. - Факты обвеса и обсчета подтвержде-
ны.  Крупные суммы денег и золотые монеты обнаружены.  Не говоря уже о контра- -24-
банде и Сажине.               
   - Сажин - сюрприз!
   - Как-сказать?! Сигнал о неблагополучии поступил правильный. А то, что опасно-
сть оказалась выше,  он и не мог предполагать.  Ты, ведь, ехал, тоже не готовился к
встрече с Сажиным.
   - Но, все-таки, это же мистификация!
   - А что такое "мистификация"?
   - Намеренное введение в обман или заблуждение.
   - И все?
   - Все.
   - А какие были намерения?
   - Не знаю. - удивленно сказал Околышев. Он не понимал, куда клонит майор.
   - Вот так!  А ведь даже в словаре Ушакова пояснено:  "обман ради шутки или ка-
кими-нибудь  корыстными целями".  Мы не  будем утверждать,  что автор  письма
шутил или имел корыстные цели?
   - Нет.
   - Так вот, это, пожалуй, не мистификация, а жалоба. Жалоба! Адресованная в ми-
лицию и с некоторой фантазией  в стиле нашей специфики.  А может ему и показа-
лось, что украл. Знаешь, есть клептоманы. А это клептоман-фантаст!
   И опять Околышев подумал, что Баев недаром засиделся до седых волос в майо-
рах.
   - Значит, не трогать "писателя", - уточняя спросил он.
   - Старик. Пенсионер. И оговорил не кого-нибудь, самого себя. Что же его судить
за это?
   - А если  он просто  отказывается?  Испугался и отказывается!  Ведь совпало все.
Писал, как видел! - пытался настаивать Олег.
   - Кто знает?  -  задумчиво произнес Баев.  - Может и видел...  Существовали же в
древности ясновидцы.
   "Одно слово - Омар-Хайям! - подумал Околышев. - Слепому ясно, что Хлюстова -25-
воровка.  Но если "писатель" ни чего не крал,  то у него и не было доказательств. А
какими бы высшими соображениями ни руководствовались и он, и Баев, Закон обя-
зателен для всех".
   Но что возразить майору по сути?

                ==============================
   
    
   
 
 
      
      
   
 
   
            
                Прошу оставлять комментарии