Фотина-Осень

- Мам… Мама! – хриплый шепот окреп и сорвался на крик. – Мама!!! Я не
чувствую ноги! Я не чувствую но-о-ги-ии!!!
- Светочка, милая, что ты, что ты, где болит? – мама спросонья
пыталась приподнять ее голову, гладила, ощупывала руки и, наверное,
ноги – Светка этого не ощущала.
Она проснулась от того, что кто-то во сне злорадно прошипел ей на
ухо: «А теперь у тебя не будет ног… Я их заберу себе, себе, себе!!!»
Света помотала головой, отгоняя остатки кошмара и прикоснулась к
колену – вот же мои ноги, на месте… На месте?! Вот колено, но почему
она его не чувствует?! Девочка попыталась приподняться и снова упала
на подушку. Она не понимала, что нужно сделать, чтобы поставить
ногу на пол – это простое действие словно кто-то вычеркнул из
перечня таких же привычных, выданных ей с рождения, и отправил
испорченный листок в мусорное ведро.
- Паралич… - усталый врач сердито, будто Света в этом виновата,
произнес незнакомое, и оттого еще более пугающее своей
неизвестностью слово. – Будем вытаскивать, шансы есть…
Ее назвали Светланой, а крестили Фотиной. Светке было два с
половиной года, и у нее на позвоночнике обнаружили огромную
опухоль. Обнаружили не сразу, лечили полгода от воспаления легких.
Она таяла на глазах недоумевающих педиатров, и когда ее случайно
увидел опытный врач-нейрохирург, опухоль достигла устрашающих
размеров и угрожала Светкиной жизни так же реально, как акула-
людоед – пловцу в открытом океане.
- Решайте, - доктор помедлил. – Не оперировать – умрет месяца через
два, оперировать… Словом, думайте.
- Сколько у нас есть времени? – прошептала Светкина мама.
Врач еще раз внимательно посмотрел на рентгеновский снимок:
- Полчаса.
Несколько лет реабилитации после сложнейшей операции, наверное,
запомнила только ее мама, устроившаяся в больницу санитаркой. Все-
таки девочка была еще малышкой, и эти страшные дни и часы в
детской памяти надолго не задержались. Они прозрачным холодным
ручейком прожурчали в ее сознании и умчались в большую красивую
реку под названием Жизнь. У нее была жизнь! А значит – небо, солнце,
теплый ветер и холодный снег, мокрый дождь и сухой песок… Да мало
чего еще дарит нам жизнь, вот просто так берет и – отдает!
Бесплатно.
Но иногда требует заплатить. И Светка платила. Каждый раз после
гриппа, который ослабленный ее организм ловил с ужасающим
постоянством, наступала полная парализация нижней части тела.
Потом начиналось возвращение к жизни. Первой «просыпалась» кожа
на ногах. Светке казалось, что кожу с нее содрали живьем – каждое
прикосновение было настолько мучительным, что однажды она в
полубессознательном состоянии вырвала у себя на голове клок волос.
Это было не так больно…
 
***
Алеша не спеша укладывал вещи в чемодан. Он хоть и рад был, что
поступил в институт – с медалью-то много ли сил на это надо! – но
уезжать из родного поселка не очень хотелось. Хотя новая
студенческая жизнь определенно манила, да и любимым видом спорта –
боевым единоборством – там можно будет заняться более серьезно.
Специально вуз выбирал, чтобы секция была.
- Сынок, - мама протянула новый теплый свитер, - ешь вовремя,
одевайся тепло и вообще…
- Чё «вообще», мам? – Алеша, нарочно как можно беззаботнее
насвистывая, легко застегнул молнию чемодана, словно этим движением
отсек свою новую жизнь от жизни старой. А дом… да, жалко
расставаться, конечно, но не навеки же. Пара часов езды – и он снова в
родных пенатах. Вот слово-то какое на ум пришло, недаром мама –
учитель литературы.
- Да не волнуйся ты так! – он обнял ее, родную и… чуть-чуть будто
постаревшую. За один день.
***
- Свет, - мама старательно отводила глаза, - может, с костылями-то
удобнее будет, а? Все-таки трость какая-то ненадежная, соскользнет в
ямку, упадешь, не дай Бог…
Светка упрямо мотала головой и, сцепив зубы, шла и шла,
преодолевая… нет, даже не расстояния от одного кабинета до другого
по длиннющим интернатским коридорам и двору, а саму себя
преодолевая, свое желание, чтобы ее пожалели, будто кожей своей
измученной ощущала, что жалость эта низвергнет ее снова на ту
самую нижнюю ступень, с которой она так долго выкарабкивалась.
Выкарабкалась, а ее туда опять скинули. Лежи, отдыхай.
Нет, иногда ей и хотелось все бросить к … Она же не железный
дровосек какой-нибудь. Взять костыли, а еще лучше – сесть в
инвалидную коляску, да и ехать себе, никого не мучая. Ни маму, ни ноги
свои непослушные, ни руки, которые тоже скоро перестанут слушаться
– от усталости. А как же этот летчик в книжке, которую читала в
детстве? Маресьев… А еще слышала про художника без рук и без ног. И
еще… Вот и дошла сама. Нет, мама, костыли подождут. И не дождутся.
 
***
- Эй, земляк, тебя как зовут? Давай знакомиться! – Алеше во весь рот
улыбался высокий парень, протягивая раскрытую ладонь. – Я Ромка.
Значит, соседи?
- Да вроде, - Алеша просто не мог не улыбнуться в ответ. – А я Алексей.
Будем знакомы!
Они не просто познакомились. Они оказались в эпицентре той самой
мужской дружбы, про которую так любят петь хриплыми голосами
барды у костра. Их словно столкнуло в круговерти событий и дат, и
понесло по жизни, разнося и снова сбивая в кучку – в зависимости от
обстоятельств. Ох, эти хрупкие цепочки случайностей, которые мы
завязываем в узелки неудач и потерь, и распутываем при каждой
судьбоносной встрече, событии, при каждом нашем успехе и
горделивом самопожертвовании. А ее звенья так и норовят
выскользнуть из рук и найти более удачливого хозяина, выкладывая
замысловатым узором его чуть более успешную и яркую судьбу. Тут и
жаловаться не на кого. Сами виноваты.
Алексей же за эту случайность ухватился сразу и крепко. Будто сверху
кто-то что-то рассказывал и показывал. Правда, он об этом не
догадывался, жил как жилось. Очень даже неплохо, кстати. Учился
легко, занимался любимым спортом, маму не забывал навещать. Она
тоже потихоньку успокоилась – сын взрослел на глазах и радовал ее
сердце, замиравшее в мягких, убаюкивающих волнах законной
материнской гордости. Иногда только думала – какой будет та, которая
без оглядки нырнет в поток их жизни и сможет плыть по нему, так же
замирая от счастья и ревности, так же отдавая себя без остатка, так же
любя. Как мать.
***
- Света, а ты стихи пишешь? – вопрос застал ее врасплох. Да и повода
для него не было – шел обычный урок информатики в техникуме, куда
она поступила учиться на бухгалтера.
Она смутилась и промолчала. Да собственно, ответа и не требовалось –
ее проницательная и мудрая учительница и сама обо всем давно
догадалась.
- Покажешь?
Светка лишь кивнула, внутренне леденея от ужаса – стихи не видел
еще никто, даже мама. Дома она лихорадочно пролистала тетрадку,
куда записывала свои первые стихотворные строчки. Какое? Это?
Плохо… Или это? Совсем никуда… Она села и заплакала. Ерунда какая-
то. Несерьезно все это. И ничего она никому не покажет.
…Тетрадка с завернувшимися уголками словно нарочно высовывалась из
сумки, так и норовя заявить: «Вот она я! А здесь много интересного!»
Галина Викторовна бережно взяла ее, пригладила растрепанные
страницы:
- Ну вот, и познакомимся.
Светка не поняла – кто с кем знакомиться хочет? Да они уже целых два
года как знакомы, каждый день в техникуме видятся. Что-то непонятное
говорит любимая учительница. А та, уловив ее недоумение, добавила:
- С душой твоей, Света, познакомимся. Сдается мне, очень это будет
увлекательное путешествие. В твой мир.
***
- Леш, вставай! - Ромка сдернул с сонного Алексея одеяло, так и не дав
досмотреть самую уютную часть сна – будто он дома, и мама угощает
его оладушками со сметаной. И борщом. Да уж, это ежедневная
жареная картошка передает привет – даже во сне снится нормальная
еда…
- Отстань! Сегодня воскресенье! – Алеша попытался снова натянуть на
себя одеяло, но неугомонный друг уже откинул его подальше – хочешь-
не хочешь, а встать нужно, даже хотя бы для того, чтобы снова
укрыться с головой и доесть мамины оладьи.
-Леш! Ну ты забыл, что ли? Мы же тетке моей обещали крышу
починить! Еще неделю назад! А кстати, у нее есть очень симпатичная
дочь. Если ты сейчас встанешь и пойдешь со мной, у тебя будет шанс!
Так он познакомился со Светланой. Это была его первая девушка, и
отношения с ней складывались поначалу безоблачные. Алексей парил
на бреющем полете самоуверенного ухажерства и как-то даже не
заметил появления соперника. А тот не замедлил воспользоваться его
беспечной самоуверенностью и нанес удар, которого увлеченный
первым чувством Алексей совсем не ожидал. Пришел к Светлане. А там –
тот, другой. Стоял, улыбающийся и наглый в своей веселости, а
Светлана… «Идите вы отсюда оба!» Финал классический.
Ну что ж, и ушел. И забыл. Вернее, пытался. Но заметил, что в груди
будто поселился кто-то – серый и грустный, да еще и с острыми когтями:
так и скребет, так и скребет…
А однажды ночью вдруг проснулся, будто от толчка, и бросился искать
карандаш и бумагу: в голове кто-то наговаривал строчки, которые
хотелось записать. Ведь забудутся к утру, а наговорит ли их кто-то еще
раз и когда – неизвестно. Исписал целый лист. Стихи заканчивались
так:
Зачем же без ответа
Пылает моя кровь?
Зачем на свете этом
Такая есть любовь?
Все как положено – если любовь, значит, и кровь должна быть. Хотя бы
гипотетически.
***
- Мама! Мои стихи в газете напечатали! – Светка с порога, отбросив в
сторону свои трости – а их уже две стало, бросилась обнимать
изумленную маму.
- Господи, да где, в какой газете-то? – мама, щурясь и никак не
примерясь к газетному мелкому шрифту, пыталась разглядеть ее
небольшое стихотворение, скромно притулившееся в уголке
студенческой многотиражки.
- Да вот же оно, вот!
Она выхватила газету и вдруг замолчала, будто споткнулась и потеряла
равновесие.
- Вот же оно… В настоящей газете…
Внутри у Светки раскрыл крылышки маленький глупый птенец,
затрепыхал ими, не смея взлететь. Кто ему поможет встать на крыло,
кто защитит его: «Куда, глупый, там дикие звери, растерзают!» Нужно
ли ей это – стихи? Здоровья они не прибавят… Поманит яркая звездочка
надежды и окажется… обычным фонарем. Все эти годы она так и жила
– словно без кожи. Сможет ли выдержать, когда полоснет по душе ее
обнаженной боль неудач и разочарований? Ну стихи… А дальше – что?
Мама, почувствовав ее смятение, вдруг тихо сказала:
- Ну-ка, читай! Что-то я совсем ничего не вижу. Да погромче…
- А то ты совсем ничего не слышишь?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Вот так!
***
Алексей сложил в чехол гитару, еще раз проверил рюкзак. Все-таки
несколько дней в лесу – это не шутки, опытные туристы запасаются и
едой впрок и теплыми вещами. Лето, конечно, в самом разгаре, даже
ночи душные, словно наваливаются всей тяжестью: так и хочется эту
тяжесть сбросить как надоевшее ватное одеяло. Но лишний спальник
не помешает. Их с Романом позвали на международный бардовский
фестиваль новые друзья – ребята из клуба авторской песни. После
первых сочиненных строчек Алексея будто прорвало, и стихи
посыпались как из лукошка осенние грибы, которые они с мамой так
любили собирать вместе. А потом пришли мелодии. Он будто схватывал
музыку за самый кончик и осторожно распутывал клубок из нот,
нанизывая их на струны гитары. Играть научился быстро и легко. Все-
таки музыкальная школа за плечами, пусть и по классу баяна.
Поляну, на которой развернулся лагерь песенного фестиваля, нашли
быстро. Поставили палатку чуть в стороне от «главной» улицы – здесь
еще практически никого не знали, решили особо не выпячиваться,
посмотреть сначала – что да как. Но цепочка случайностей еще не
размоталась до конца, она лишь приостановила свое движение,
замедлила его, завороженная ходом событий, топавших по тропинке на
фестивальной поляне. Навстречу друг другу.
***
- Нет, нет и нет! – Светка упрямо закусила губу. – И не уговаривайте,
никуда я не поеду! Ну какой из меня турист, как я в палатке-то
ночевать буду? А потом… На сцену нужно по лесенке заходить. Вы себе
представляете, где я и где лесенка?!
Она еще пыталась шутить, но было видно – до слез остался один
неверный шаг. Или слово.
- Светочка! – Лариса, известный в городе бард и журналист, никак не
могла найти верный тон. – Ну послушай! Я очень хочу, чтобы ты свои
стихи почитала на фестивале. Мы тебя и довезем на машине и на сцену
занесем…
Ну вот и оно, неосторожное слово!
- Это шкаф в комнату заносят! – Светка залилась злыми беспомощными
слезами. – Меня не надо никуда заносить! Я сама себя куда надо
доставлю! И вообще – я в монастырь ухожу…
- Так, я сейчас звоню ребятам, говорю, что ты согласилась! Ты хочешь
подвести людей!? И вообще, что за чушь, какой монастырь? Мы тебя
там замуж выдадим!
***
Людей на такие фестивали собирается – тысячи. Не мудрено и
потеряться. Только нашим друзьям суждено было другое.
- Привет! Вот вы где! – смешная девчонка по имени
Дашка окликнула их у штабной палатки. – А я вас на вокзале не нашла!
Да вот – сама добралась!
Она тараторила без умолку и одновременно умудрялась вертеть
головой во все стороны, улыбаясь и отвечая на приветствия.
- Почему вы так далеко палатку поставили? Перебирайтесь к нам
поближе! – не спрашивая согласия, Дашка начала вытаскивать из
палатки их рюкзаки. – Вместе будем, у нас та-а-ки-и-е люди собрались!
Ребята особо и не сопротивлялись – интересно им было посмотреть на
знаменитостей, приехавших на фестиваль. В том, что это будут мэтры и
классики бардовской песни, они даже не сомневались. Только у костра
на поляне возле штабной палатки лишь одиноко сидела девушка.
Алексей присел рядом. Она обернулась… Хрустальный взгляд, пепельные
волосы по плечам. Замысловатая цепь из случайностей внезапно
размоталась до конца и больно шваркнула куда-то в область
солнечного сплетения.
- Ну что, познакомились? – Лариса подошла к костру и обняла девушку
за плечи. – Это наша Света! Она пишет замечательные стихи и сегодня
будет их читать для всех!
Алексей вздрогнул: «Ну надо же, тоже Света!»… Ему вдруг стало так
грустно, что сидевший рядом Роман словно почувствовал это и
поежился, как от ледяного душа.
Из темноты к костру внезапно шагнул здоровенный парень, наклонился
и… подхватил девушку на руки:
- Пошли, Светлячок, сейчас твой выход!
Она оглянулась на остолбеневших ребят и улыбнулась, будто извиняясь:
«А вы что подумали?»
Алексей вскочил и побежал к сцене. Там уже стоял стул для Светланы,
микрофон опускали пониже. Великан бережно нес ее на руках, а у
самой сцены вдруг резко развернулся, и с ноги Светланы упала
босоножка.
- Стой, Сережа, стой! – она замахала руками. – Босоножку мою
потерял! Как же я без нее?!
Алексею вдруг показалось, что он не успеет, что его кто-то опередит.
Секунды растянулись в мучительно длинные века, и не было в этих
веках, со дня сотворения мира стоявших на любви, двух таких сердец,
пронизанных внезапной вспышкой, не увидеть которую было
невозможно. Вокруг все замерли. И стало понятно – он успеет. Именно
он. Тогда Алексей медленно, очень медленно подошел, поднял
босоножку с земли и протянул Свете. И увидел лишь ее глаза… А в них –
отсвет только что родившейся на небе звезды.
Я – грусть и смех.
Я – лед и пламя.
Я – низ и верх,
Штиль и цунами.
Я – день и ночь.
Я – тень и блики.
Я – мать и дочь.
Я – тишь и крики.
Я – тень огня
И неба просинь.
Я – это Я:
Фотина-Осень.