Тишина

Смерть - это тишина. Меня всегда корчило от ненужных, нелогичных, неожиданных слов о смерти. К чему все эти слова? Когда хочется - просто промолчать, обнять, молиться. Когда неважным становится все плохое - потому что его уже нет, и когда нежно греет то, что было хорошего, навсегда оставляя свой след, делая разлуку несуществующей, потому что вот - его улыбка, его радость,его шутка, его добрый совет, - вот они, со мной, во мне. Все плохое ушло, осталось только хорошее. Дарующее нежность и...боль. Потому что смерть - есть. А смерть - это тишина, это молчание. Ибо что могут добавить мои слова к боли оставшихся? Как могу я не солгать в бессмысленности слов сочувствия? Я могу промолчать, я могу молиться. И только. Может, иногда эта боль вырывается в бесконечном "Господи, Господи, Господи, Господи, Господи.." Но молитва ли это? Просто моя боль вырывается наружу, глуша себя речитативом слов. Боль, разрывающая нутро, потому что его улыбка - вот она,но к ней не притронутся, вот его шутка, но он уже не пошутит в ответ. Смерть - тишина, потому что она настоящая, а человеческие слова (о да, Иисус, я помню, что в начале было Слово, я помню, что Сын - Слово, и Сын - Истина, поэтому красивую фразу порчу этим уточнением о человеческих именно словах - не желая лгать и тут) лживы. И боль оставшихся (а я часто ловила себя на том, что больше молилась не об умерших - всецело вверяя их Божьему милосердию - тех, для кого смерть - встреча с Богом,- а об оставшихся, для которых призрачная разлука смерти столь явна) настоящее, правдивее слов. И только в молитве душа моя радостно обнимает ушедшего, обнимает, отдавая Богу. И так это странно, что в этой странности я могу думать о Карле с нежностью, молиться о нем с горячностью (а порой и с горячечностью "Господи, Господи, Господи, Господи, Господи..") невыдуманности, как будто нет этих 450 лет, разделяющих наши жизни. (ох уж мне эта красная волнистая линия, намекающая на отсутствие в русском языке употребленных мною слов! можно написать частицу "не"отдельно, но разве пробел сможет подчеркнуть смысл моих слов, как отсутствие оного?) И портрет Карла в дешевой деревянной рамке улыбается мне, именно мне. Я вижу это. Когда прохожу мимо, слегка улыбнувшись ему, если краем глаза замечу его улыбку. А смерть - это тишина. Тишина Великой субботы. Тишина не пустоты, но дрожащей звонкости встречи Сына с Отцом. Тишина, взорвавшаяся - безмолвным, бессловным взрывом - Воскресения. Простите мне, все, кому я не смогла ничего сказать, простите все, перед кем я молча закрыла глаза - я молилась. О тех, кто ушел, и о тех, кто остался. Я молюсь. Вступая в зыбкую область, где нет разлуки, где душа моя обнимает и вас, и их,где Бог так пронзительно ясно смотрит на нас.