Великая философия

Иван Петрович Тихонов сидел на жёстком табурете и курил. В это время его ничего не волновало, кроме кастрюли, из которой шёл пар.
— Пар… — рассуждал Иван Петрович, — Это вещество! Это вещество, наполняющее мозг при мысли о пролетариате. Пролетариат – прескверное слово! Поэтому из кастрюли идёт пар!
В комнату заглянул профессор Герц.
— А-а-а! – закричал он, — Опять пар изучаешь? Ну-ну…
Иван Петрович встал со стула, подошёл к профессору Герцу и похлопал его по плечу со словами:
— Вот вы, профессор, потомок знаменитого тамплиера Валента Герца, чьим потомком является физик Генрих Герц, чьим потомком, одним из них, являетесь вы! Вот и размышляйте о своём генеалогическом древе, а мне не мешайте мыслить о высокой материи.
И Иван Петрович вытолкал профессора Герца за дверь. Но профессор не сдавался и, снова открыв дверь, попытался проникнуть на кухню, сказав только:
— Нет, позвольте…
Но Иван Петрович вежливо выпроводил профессора за дверь, а сам вновь уселся на жёсткий табурет.
— Этот табурет помогает мне мыслить, — частенько любил приговаривать Иван Петрович.
Но на сей раз его заняли мысли о столовой.
— Чем хороша столовая? – спросил Иван Петрович у себя, а потом сам ответил: — А ничем! Да и не плоха, собственно. Вонь какая-то да сырость, да ещё антисанитария, а также мизерные порции еды. Вот, а так-то это даже ничего. Скажем прямо, хуже столовой только грусть.
За стеной сосед Григорий Правдин кричал, видимо, жене, что он никогда не зябнет.
— И правда! – переключился Иван Петрович, — Почему Гриша не зябнет? Это всё оттого, что дух его крепок, только вот ему бы всё выпить да прикурить. Эх!
И Иван Петрович махнул рукой. Делал он это всегда. Но не всегда это не причиняло ему неудобств. Однажды, стоя в очереди, он махнул рукой, призадумавшись, да огрел по голове маленького мальчика, стоящего впереди его. Какой был скандал!
Был и другой случай, когда в автобусе, также махнув рукой, Иван Петрович угодил прямо в сумку кондукторши. А кондукторша как заорёт: «Караул! Грабят!», так Ивана Петровича и высадили посреди маршрута.
Также было ещё несколько подобных случаев, которые являются очень щекотливыми, а, принимая во внимание изощрённую фантазию современного человека, предлагаю вам самим представить эти случаи.
Иван Петрович потряс головой, встал и прошёлся по кухне. В дверь постучался профессор Герц.
— Что? – спросил Иван Петрович, открывая дверь.
— Есть хочу, — сказал профессор Герц и, оттолкнув Ивана Петровича, зашёл на кухню.
Он достал хлеб, яйца, колбасу и сыр, смешал всё это в странное месиво, которое он называл «питательной смесью», и начал поглощать пищу с огромной скоростью.
Иван Петрович уселся напротив профессора, поставив локти на стол, и, подперев кулаками подбородок, стал наблюдать.
— Вот едок! – неслись мысли в голове Ивана Петровича, — Это ж надо! Смешает продукты, которые в союзе никто есть не станет, а он ест! Да с каким удовольствием! Вот человек! Это вам не Гришка Правдин, это – профессор Герц! Он всё что-то делает, адский труд, между прочим, а никто из властей, извините, зад не могут оторвать от кресел, да посмотреть, что у нас тут в лаборатории делается! Он даже меня к себе не пускает, так там всё важно. Всё, сейчас же пойду в ЖЭК!
Решив так, Иван Петрович встал и вышел в коридор.
— Ты куда это? – удивился профессор Герц, не отрываясь, однако, от еды.
— Схожу по делам! – ответил Иван Петрович, натягивая куртку.
— Ну иди, иди… — пробубнил профессор.
Выйдя в подъезд, Иван Петрович принялся вдыхать запах краски, которой недавно выкрасили стены.
— Отвратительный голубой цвет! – вынес приговор Иван Петрович и начал спускаться.
На улице было прохладно, но оттепель чувствовалась. ЖЭК находился далеко, но Иван Петрович решил идти пешком.
По пути он делал то, что и всегда, а именно думал:
— Город ведь лучше какой-нибудь там деревни! Тут у нас есть всё, а у них одни коровы да грязные дети. Как-то был я там, сидит мужик, смотрит на детей своих, да говорит, мол, то ли этих помыть, то ли новых сделать. А тут у нас эвона…
Тут Иван Петрович поскользнулся и упал. Поднявшись, он ощутил жжение на затылке и, скорчив злобную рожу, пошёл дальше, не прерывая полёта философской мысли.
— Прогресс… Хотя, чёрт с ним, в деревне я бы так не поскользнулся, а шёл бы себе спокойно. Нет уж, деревня получше города, хоть там и ничего нет.
Тут в его мыслях неожиданно возник Ленин, говорящий, что нужно только учиться, учиться и ещё раз учиться.
Остаток пути Иван Петрович сравнивал Ленина со своим прадедом, поражаясь тому, что его прадед был во много раз умнее Владимира Ильича, однако большевиком не был, что было правильно, по глубочайшему убеждению Ивана Петровича, да и всех нас, в частности.
В ЖЭКе было душно, к тому же там стояла длиннющая очередь. Иван Петрович сообразил, что обращаться-то ему не к кому из ЖЭКовских работников, поэтому, покашляв, обратился к народу:
— Граждане! Вот вы стоите здесь, в духоте, чего-то хотите, но для этого придётся простоять здесь ещё час, а то и больше!
Очередь одобрительно зашумела.
— А в это время, граждане, — продолжал громыхать Иван Петрович, — Великий учёный сидит над своим, быть может, величайшим открытием, а никто об этом не знает. Как так, я вас спрашиваю? Никому, что ли, нет дела до учёного?
— Так давайте его сюда! – крикнул кто-то, и очередь его поддержала.
— Пойдёмте со мной! – сказал Иван Петрович и вышел из ЖЭКа.
Люди, галдя, двинулись за ним и такой толпой, растущей, как снежный ком, ибо прохожие, заинтересованные столпотворением, присоединялись к шествию, дошли до дома, где жили Иван Петрович в коммунальной квартире с профессором Герцом.
— Три, четыре! – скомандовал Иван Петрович, и толпа заорала самые разные слова. Среди них Ивану послышались и ругательные.
Но таков человек, не может он при общем шуме не крикнуть чего-либо сильнозвучащего, а ругань для этого очень подходит.
На крики толпы, грянувшие как гром среди ясного неба, из окон всех ближних домов высунулись люди, кроме бабы Дуни, которая ничего не слышала из-за шума своего мотоцикла и «Арии», включенной на полную катушку.
— Герц, выходи! – крикнул Иван Петрович.
Профессор Герц почти сразу же оказался внизу, будто только и ждал команды.
— Что стряслось? – спросил он.
— Покажите… Расскажите… — закричала толпа, требуя работ профессора Герца.
— Чего? – не понял профессор.
— Им нужны ваши проекты! – сказал Иван Петрович и подмигнул.
— Я ничего не понимаю, какие проекты? – спросил тихо Герц.
— А я не зябну! – раздался крик Григория Правдина, который вышел на балкон и, глядя на толпу, криво улыбался.
Люди покатились со смеху и стали перекрикиваться с Григорием Правдиным.
Иван Петрович и профессор Герц тем временем скрылись в парадной, а затем и в квартире, а после – на кухне. Они оба сели за стол и стали напряжённо вслушиваться, ничего друг другу не говоря и не глядя друг на друга.
— Ну ты ври больше! – кричала толпа.
— Честное слово! – отвечал Григорий людям, — У меня даже фамилия Правдин!
На улице снова раздался взрыв хохота, который был прерван милицейским свистком, и к людям подошёл милиционер.
— В чём дело, товарищи? – спросил он.
— А вон тот говорит, что он не мёрзнет! – ответил кто-то из толпы.
— Не зябну! – поправил его Григорий.
Милиционер, видимо, присоединился к толпе, так как спор возобновился. Но ненадолго! Неожиданно раздался тревожный крик:
— А где же профессор?
Иван Петрович и профессор Герц вздрогнули.
— А шут его знает! – ответил Григорий Правдин и ушёл с балкона.
Толпа, недовольно ропща, разошлась. Остался, правда, один сердитый низенький человек в шляпе и с портфелем, который долго ещё топтался на месте, а потом плюнул, махнул рукой (прямо как Иван Петрович) и ушёл.
А жизнь в квартире пошла своим чередом, как ни в чём не бывало:
Профессор Герц чем-то громыхал в комнате, Иван Петрович Тихонов сидел на жёстком табурете и смотрел на пар, выходящий из кастрюли, сосед Григорий Правдин продолжал убеждать домочадцев в своей непрозябаемости, и даже прислонялся спиной к холодному стеклу, а баба Дуня с первого этажа всё так же возилась с мотоциклом и гремела на весь дом песней, припев которой выучил уже весь дом.
Кругом философия, только мы этого не замечаем. Так давайте же выпьем за философию!

Шуточное примечание автора –
Данное произведение – это грузинский тост!

ВСЁ!

21 февраля 2006 г