Святки в Бускуле
Ночью буран завалил снегом домик Липиных. Рыжий пёс- "Боксёр" змеем свернулся в конуре возле сарая. Гость незваный в сером пальтишке, в папахе пирожком на голове и с пухлым портфелем в руке, кое- как перевалился через забор. Заплутавшего на улицах Бускуля чужака трясло от ледяного ветра. Кулаком в перчатке он забарабанил по двери. Лысый , с седой щетиной, хозяин, распахнув внутрь дверку, сразу не признал племянника, затем, всмотревшись в лицо, вскрикнул:
-Анатолий?! Ты?
-Я..Телеграмму мою получили?
Павел Григорьевич обнял племянника, шмыгнул носом.
-Ильинична! Гришка!..Встречайте гостя с Киева!- и втолкнул Анатолия на кухню.
-Такой холод и в летних ботиночках,- заохала сухонькая Варвара Ильинична,снимая с ног валенки.
-Примерь. Мы не знали, не встрели тебя. Обувай - обувай, я в сапожках похожу.
-Я вам телеграмму ещё из Киева отправил, -сказал Анатолий, раздеваясь.
-Сдуло, а может не дошла; степь кругом, целина,- произнёс дядька.
Зелёноглазый, тощий Гришка дёрнул отца за рукав, крикнул:
-Смотри, у него ухо белое! Отморозил.
Анатолий схватился пальцами за мочку правого уха. Дядя Паша натянул на голову шапку, выскочил на улицу; вернулся быстрёхонько: с тазиком пушистого снега.
-Терпи казак-атаманом будешь, - приговаривал он, растирая пушистым снежком уши племянника. Пока Анатолий умывался, да вытирался новым полотенцем , Ильинична принесла с веранды квашенной капусты, пару селёдок, пожелтевший кусок сала в два пальца толщиной.
-Вы шо, хохла с Подола шпиком хотите испугать?- рассмеялся гость.
-Я вас киевским, смачным сальцэм угощу.
Он щёлкнул застёжкой портфеля, выложил на стол три красных яблока с кулак, коляску домашней колбасы, толстый кусок сала с мясными прослойками, бутылку перцовки; бумажный кулёк конфет сунул Гришке.
Павел Григорьевич бережно взял яблоко, поднёс к носу, втянул грудью запах и, зажмуривая глаза, заулыбался.
Пока Ильинична пекла пышки, Анатолий прошёл в залу. На выбеленных стенах висели четыре увеличенные фотографии под стеклом в самодельных рамках: молодожёны- хозяева и сыновья. Лица у всех разные, а открытая улыбка, прищур глаз - одинаковый. Варвара Ильинична- аристократка с причёской а ля Орлова. Под стать ей дядька с прямым носом, тонкими бровями. У старшего сына Виктора тихоокеанская бескозырка чуть держится на лихом, казацком чубе. Брат Владимир –кудрявый романтик с цветами, светлом костюме- лицом в мать.
Все уместились за кухонным столом. Гостя посадили поближе к печке. Ильинична посидела за столом недолго: выпила за приезд мелкими глотками рюмашку перцовки:
-Крепкая. Как вы её пьёте, -сказала она, морщась. И пошла к соседке узнать: не продаст ли та мяса к ужину.
Анатолий стащил с себя свитер. Дядька раскраснелся.
-Пал Григорич, а можно тут шкур прикупить?
-Какие- такие шкуры?- подивился дядька.
-Любые.
-У казахов есть: и овечьи, и коровьи. Есть конские. Ондатры по озёрам навалом. Эта крыса американская прижилась здесь.
-Гриня!- крикнул он сыну.- Шкурки ондатровые достанешь?
Младший вышел из своей, угловой, комнатки.
-Сколько? На хорошую шапку десять спинок надо.
-Ты разузнай у ребят: есть ли выделанные шкурки?
-После морозов в школу пойду, узнаю,-серьёзно ответил Гришка.
Он взял со стола спичечный коробок, посмотрел на картинку: такого жёлтого аэроплана у него не было.
-Есть ещё спички?- спросил он Анатолия.
-Этикетки собирает,- пояснил отец. Сколько у тебя штук?
-Пятьсот,- приврал Гришка для ровного счёта. Показать?
- Нет, завтра посмотрю, а то до утра не успею. - Анатолий отдал коробок Гришке.- Забирай.
-Ты на кого учился в институте?- спросил дядька.
-Филолога. Курс не доучился,- бросил. Литературу изучал.
-Без ошибок пишешь?- оживился Павел Григорьевич.
-Грамматику нам в печёнку забили.
Дядька вскочил с табуретки, шагнул в зал; вернулся со школьными тетрадками, прошитыми нитками за верхние уголки.
-Мой почерк разберёшь?-Павел Григорьевич раскрыл тетрадку.
На первой странице Анатолий увидел чётко очерченный заголовок:
ИНЖЕНЕР МОСКВИН.
И стал читать вслух:
«Изжёлта-красный брусок завис в черноте забоя, крутанулся в невероятных плоскостях, выбрасывая из нутра фиолетовые сгустки.
-Шаровая молния,- подумал инженер Москвин.
Взрывной волной его подняло на воздух. Он ждал удара о землю.
В левый глаз полыхнул багровый луч».
-Фантастика? -Вроде того,- ответил дядька. Я написал роман давно, ещё в Костроме. После лагеря лес валил. А брусок я видел в завале, где мне левый глаз выбило.
-Ну,я за дня три –четыре управлюсь.Анатолий сунул тетрадки в портфель.-Сколько лет в шахте отработал?
-Двадцать лет мантулил. От лесогона до начальника горного цеха. А пенсию платят, как колхознику. Гроши, курам на смех!
-Ой, начадили,-замахала руками, зашедшая с мороза, Ильинична.
-Сходи-ка,старик, курицу заруби, да гостю отдохнуть дай с дороги, хватит колготиться.
Она была расстроена: соседка не продала ей свининки, мол, дочка с Челябинска приезжает.
Около печной стенки, разделявшей дом на две части, стояла панцирная кровать. Анатолий, не раздеваясь, улёгся на ней, прижавшись спиной к горячим кирпичам. Засыпая, он подумал: дядька похож на старого Хемингуэя.
А его вставной, стеклянный глаз не отличишь от настоящего- голубого, правого.
За окнами быстро стемнело.
Гришка пытался выловить трёхцветного кота из-под кровати, но котяра был не прост: шипел, отбиваясь когтистой лапой за чемоданом.
-Одевайся, идём к сборному, угля у нас мало,-тихо сказал отец, прерывая битву. -Поставили состав на последний путь…
Буран поутих, но стужа, после захода солнца, стала жёстче.
Гришка еле поспевал по сугробам за отцом, стараясь ступать след в след .
Сборный товарняк уже подцепил тепловоз. Отец отдал мешки Гришке, сам вскарабкался по скобам наверх полувагона; согнутой в локте рукой стал сгребать вниз угольные камешки. Гришка, двумя руками, сгребал уголь, вместе со снежной пылью, в мешок.
-С блеском уголёк, без породы,- спрыгнул отец со ступенек. Одной рукой он помог сыну забросить мешок за спину.
- Иди, я догоню.
Проходящий мимо встречный поезд высветил их мощным прожектором, но Гришка знал,- отец никого в жизни не боится. Он торопливо зашагал с откоса вниз. Ему было не тяжело нести мешок. Он боялся встретить по пути кого-нибудь знакомого.
Гость давал в зале храпака. Мать сидела за кухонным столом : раскладывала на старой клеёнке пасьянс; переоделась в серое, огурцами, американское платье. У печки спал кот. Вкусно пахло куриной лапшой, чуть отдавало табачной горечью.
-На кого гадаем?-спросил Гришка , присоседиваясь на табурет.
В центре пасьянса лежал бубновый король. Мать не отвечала.
-И чем наш Вовка занимается?- решил угадать Гришка.
-Всё у него пустые хлопоты. Ильинична вытащила из колоды пиковую даму.
-Прааафура,- засмеялся сын.
-Шалава пустая; всё крутится около него,- вздохнула мать и ловко вынула бубновую даму, следом- девятку червей.
-Ведь, к нему с любовью вот эта- молодая. Затем пошли пики. Когда выпала девятка Гришка поинтересовался:
-А через кого Вовке досада?
-По работе король против него восстал. Зачем он по урановым рудникам скачет?
Она призадумалась, загрустила.
-Вино к нему липнет.Наверно в карты на деньги играет.Он ещё в техникуме играл,- в Копейске.Тем и жил. Мы то не могли помочь. Он вот голодал,а выучился.
-Дорога, смотри ма!- закричал Гришка указывая пальцем на крестовую девятку. Они оба подумали: как хорошо,если бы Вовка заехал к ним.
-А чем же сердце успокоится?- прервал молчание Гришка.
-Чем-чем ,- осерчала мать. -Всё знаешь! Она бросила на стол туза крестового.
-Дом казенный.Бросит он свой Мангышлак.
-Там же пустыня, жара да песок. С ним, на карьере, зэки одни.
Гришка знал точно: перед сном мать разложит свой пасьянс на старшего сына Виктора, дочерей –Татьяну с Ларисой; на себя. Днём, около двенадцати дня, сядет у окна, будет смотреть на дорогу, поджав губы: не сунет ли почтальонша Нина в калитку письмо.
В сенцах затопал Павел Григорьевич, обметая веником снег с валенок.
-Эх,провались всё пропадом, еле дошёл. Он снял шапку с мокрой головы, на кончике носа собралась капля пота.
Ильинична собрала со стола карты, задёрнула занавеску на окне.
-Анатолия надо поднять. Итак,проспал заход солнца ,-голова заболит,- сказала она.
Во дворе яростно забрехал Боксёр. Кто-то постучал в окно.
-Открой, отец, может Таня приехала.
На кухню ввалилась целая толпа сброда. Кот молнией юркнул под стол. Гришка стоял у своей комнаты босиком. Из распахнутой двери сильно потянуло холодом.
Коренастый парень, с вымазанной зелёно-чёрной рожей, начал разбрасывать пшеницу во все стороны.
-Сею, вею, посеваю с Новым годом проздравляю!- горланил он.
Обсыпанный зерном племянник соскочил с кровати.
-Колядовщики..Святковать прийшли,-спросонья заулыбался он.
-Ой, радуйся, земля,Сын Божий народился.Славьте Господа Иисуса.. .-Запела дружно артель, обряженных во что попало: кто в вывернутых полушубках, кто в старых телогрейках; на девчатах маски лисьи.Гришка сосчитал ряженых: четыре парня и три девчонки.
-Мы пришли Бога прославлять, да хозяев величать! Пал Григоричу- жить сто лет! -Варварушке всегда хорошего здравица!- в пояс поклонились ряженные.
-Господи, и вас с Рождеством, милки мои. Где ваши сумки?- засуетилась Ильинична.
Стройная девушка в рваной фуфайке, бумажным носом
Буратино, выскочила с раскрытой сумкой в самую серёдку; звонким голоском, пританцовывая, запела:
-Коляда-моляда пришла! коляда опосля Рождества!
Гришка присмотрелся; уж больно знакомый голосок.Точно!
-Учителка- немка!
Варвара Ильинична положила в сумку танцорки пышек, колбасы, конфет.
Анатолий оказался тем ещё живчиком: он ловко запрыгал на одной ноге, выбрасывая вперёд другую. Павел Григорьевич заколошматил в ладони.
-Гопак! Ну, сечевик добрый. Казак запорожский!- приговаривал он, восхищённо покачивая головой.
-Пора нам хозяева, дорогие . Спасибочки за хлеб-соль! У нас домов не проздравленных- посёлок,- сказал коренастый парень.
Гармонист в соломенной шляпе с дыркой наверху растянул меха, заиграл плясовую. Толстая колядовщица стукнула об пол посохом со звездою.
Буратино проходя мимо, мазанула Гришку по носу сажей, сунула ему в ладошку тройку леденцов-петушков на палочке. Конфеты эти были вкуснее магазинных. Леденцы отливал "Полтора-нога": фронтовик на деревянном протезе. Эти петушки пахучие он раздавал ребятам лишь на Рождество, Пасху и День Победы.
Анатолий прогостил у дядьки неделю. Гришка достал ему десяток выделанных, мягких,без хруста, ондатровых шкурок. Перед поездом, прощаясь, Павел Григорьевич протянул стопку тетрадок Анатолию.
На задней обложке подписал химическим карандашом:
-«Играть уж поздно-
Гитара потеряла такт.
А жить становится позорно!»
Свидетельство о публикации №214022701087
С вами ваш читатель.....
Нинель Товани 28.07.2018 07:05 Заявить о нарушении