Хроники пещеры, Пастух и его посох, гл 3

3 глава

Ярко-оранжевый свет.… Ничего не видно.… Всё расплывается в каких-то звёздах. Голова шумит и стреляет. Тело не слушается. Оно онемело. Остатки слуха улавливают последствия грохота.
Что-то подобное почувствовал Кернан в те секунды. Готовый уже умереть от меча центуриона и смирившийся с неизбежностью, пастух не ожидал, что за какой-то миг произойдёт столько всего. А что же в принципе произошло? Кернану поначалу и дела до этого не было, главное, что он остался жив и невредим. Пастух даже и не понимал тогда, лежит ли он на земле или стоит.
Органы чувств постепенно начали восстанавливаться от пережитого нечто. Пелена с глаз потихоньку спала, тело задвигалось (Кернан понял, что лежит), а слух уловил где-то вдали блеяние овцы. Ещё через пару секунд кто-то стал активно тереться об его тело. Все чувства восстановились, и лежащий ничком Кернан вдруг улыбнулся и заплакал. Рядом с пастухом находилось несколько овец и коз, вдали подходили и мычали коровы. Стадо, убежавшее в чащу букового леса во время осады селения, вернулось к своему юному хозяину.
Кернан ощутил прилив силы. Он решился, наконец, открыть глаза, и яркое сияние солнечного света озарило его прекрасное лицо. Повеяло почему-то невообразимым счастьем. От признаков грозы не осталось и следа. Было такое ощущение, что не осень, а весна наступает в ту полосу горных районов.
Пастух уверенно встал и начал осматриваться. И вдруг он очень удивился. Окинув окрестности широким взглядом: поляну с животными, пригорки над пастбищем, буковую чащу, хижины вдалеке, – Кернан понял, что произошло что-то странное, и взглянул на посох, лежавший в опавших листьях бука. На мгновение ему показалось, что он сверкнул на солнце оранжевым светом – тем же самым, что при ударе центуриона.
Какой же представилась местность в этот момент, и куда пропали римляне? Они попросту исчезли. Но это ещё не самое удивительное. За лужайкой, где паслись коровы, козы и овцы, взору Кернана предстала его родная, нетронутая пожаром деревня. Место поклонения посреди посёлка, ворота, деревянные постройки и укрепления говорили о том, что пожара, бывшего здесь всего пару минут назад, никогда не было.
Только вот престранная вещь. Всё как будто вымерло. Повсюду ни души, ни звука – ничего.
Кернан вдруг испугался. От недавнего счастья не осталось ни следа. В голове стали образовываться образы недавнего прошлого. Смерть отца, римляне, посох, которого теперь боялся пастух, а главное – та девушка, подававшая знаки на пригорке и исчезавшая всегда в не лучшие моменты. Кто она и почему появилась?
Кернан сорвал с куста неподалёку альпийские смородины, пододвинул к себе свой мешок и сел на лужайке, попытавшись восстановить в памяти её портрет. Правда, собраться с мыслями ему мешала овца, явно нехотевшая уходить, словно сама желала во всём разобраться.
– Иди, умница моя, – обратился Кернан к овце, гладя её кучерявую шерсть, – иди к своим подругам. Теперь мне некого любить, кроме вас. Хотя, так было всегда….
Овца послушалась, радостно заблеяла и отошла на пару метров, жуя траву. Взгляд пастуха вновь остановился на посохе. Кернан всё боялся, что он снова сверкнёт недобрым светом. Волосы почему-то встали дыбом, а по телу пробежали мурашки. Парень отвёл взгляд.
– Эта девушка, – подумал вдруг вслух Кернан, разжёвывая ягоды смородины, – и почему я не влюбился? Её одеяния, такие странные…. И никто её не замечал.
В памяти молодого парня стала происходить своеобразная реконструкция недавнего кошмара. Ничего бы не упустить…. Опять жёлто-зелёный пригорок – он был виден с лужайки, всё в тех же сорока метрах. Римляне у ворот. Потом неравная бойня, отчаянное бегство, крики…. И девушка, стоявшая безучастно посреди ада. Её одеяния…. Вместо длинной туники обтянутая и подчёркивающая фигуру синяя ткань, светло-каштановые волосы распущены и уложены не так как у кельтских женщин, и даже не так, как у чужестранок, редко, но появлявшихся в деревне. А самое интересное – на одежде были нарисованы непонятные рисунки и символы. Кернан знал кельтскую грамматику и немного латинскую, благодаря мудрому отцу, передавшему знания друида своему сыну. Но нарисованное на обтягивающих тканях не было похоже ни на что, прежде виденное.
– Неужели она посланница богов и пришла спасти меня? – Спросил вдруг себе Кернан, выплюнув изо рта попавшуюся кислую и неспелую ягоду, – или я уже на том свете? Но тогда…. Нет, всё произошло на самом деле.
Кернан вдруг вспомнил слова центуриона о лагере в дубовых рощах. У парня неожиданно появилось неумолимое желание спуститься к низинам и проверить тайком, на месте ли римляне, вместо того, чтобы начать восхождение в горы.
– Я обязан это проверить, – сказал пастух, удивляясь, что размышляет вслух. Раньше он предпочитал всё таить в уме, – мешок я оставлю здесь, а посох…. И посох тоже.
Кернан как-то резко охладел к своему талисману, вроде спасшему ему жизнь, но зародившему в чувствах беспокойство и тревогу.
– Пока проклятый посох здесь, стадо не разбежится…. Что же мне потом делать с животными, когда я начну восходить в горы к друиду, людей же нет?! Воистину, посох – это Бог в двух лицах.
Пастуху пришлось по духу выраженное высказывание.
Оставив заботы о стаде на потом, он вскочил и начал спускаться к деревне. Обогнув её с запада, идя по тропинке вдоль рва и деревянной стены, Кернан не мог не наглядеться на окружающую атмосферу, полную тишины и покоя; на щебечущих птиц и на мирно желтеющие листья деревьев.
Правда, спокойному созерцанию природы тогда мешало зародившееся ранее в душе пастуха беспокойство.
Пустая, словно вымершая, родная деревня осталась позади. Буковые деревья начали редеть, и за место них возникли кипарисы, клёны, дубы и каштаны.
Кернан настолько желал узнать правду, что уверенность, прежде ему не свойственная, била ключом.
И вдруг молодой пастух ощутил на себе то, чего никак не мог ожидать в те секунды. Непреодолимая завеса, отталкивающий магнит, и много понятий ещё можно было высказать тогда. Ноги почему-то не шли, а плотность атмосферы словно увеличилась в тысячу раз.
– Отец, ну почему ты подарил мне этот кусок дерева?! Неужели талисман может оставлять жизнь, но лишать счастья и идиллии, даря лишь беспокойство и тревогу?!
Отчаявшись, Кернан применил последнее усилие на пути к лагерю римлян. Толку это не дало. Пастух побрёл назад с затуманенным взором. Сразу стало легче идти.
Уже темнело. Сумерки в Альпах – это конечно непередаваемые картины, но окружающая красота уже не заботила парня.
Кернан успел спуститься на метров триста. И с этого расстояния, в цвете колышущихся верхушек деревьев, стоявших вдали, на высоте, за пастбищем, он вновь заметил ярко-оранжевое сияние, шедшее то ли сверху с неба, то ли с земли – оно было сплошным. Парень, тяжело дыша, рванулся к нему навстречу. Вновь пройдя мимо знакомых входных ворот посёлка, деревянной стены и наполненного водой рва, Кернан очутился на пастбище. Не дождавшиеся хозяина животные, ожидавшие, наверное, что их отведут в хлев, уже мирно спали на сухой траве. Но самое шокирующее зрелище для взора пастуха представилось впереди – рядом с лежавшим мешком, в прямом смысле слова, стоял сияющий оранжевый посох. Он крутился вокруг своей оси, а потом, заметив открывшего рот Кернана, начал словно зазывать пастуха в буковую чащу, навстречу к горным вершинам.