Резон киевская зарисовка

От автора - киевская зарисовка годичной давности. И насколько актуальным рассказ оказался? Публикации были только в сети
              ©Алексей В. Середюк www.jocker-53.narod.ru

                Резон

                Оф рили
         Центр города… А этот Город – центр. Республиканский, а теперь еще и центр страны, столица. Город не заурядный, но «заглавный», что легко отмечается, видно,.. что можно было заметить, отметить – раньше, - по характеру его застройки, архитектуры. По тому, как хаос старых, узких кривоватых улочек «тек», стекался в один узел, вдруг, резко, как река, падающая водопадом, - в магистральные широкие проспекты, в одну большую центральную улицу с монументальной сталинской, советской застройкой. По тому, как лепились и нанизывались на улочках исторического центра некогда роскошные особняки вперемешку с нудными кирпичными доходными домами – вплотную прижатые к граниту, к «свежей», новой облицовке «сталинок», их скромной, «аскетической» лепнине мощных стен, мощных и ядреных, как ляжки бодибилдера, возведенных во времена борьбы с «украшательством». Так много старой или – административной, внушительной застройки могло быть только… где? В столице. Именно так раньше можно было узнать центр Города, узнать ЭТОТ Город. Раньше. Когда по узким улицам ходили, когда заходили в гастрономы и «кулинарии», такие же работяги, такой же «пролс», такие же старики, как и на окраинах, может даже более «задрыпаные» и «зачуханые», свои в своем городе, старом и ветхом – как и они…
         Раньше. А теперь…
         Старые магазины и магазинчики, гастрономы и универмаги, тихо исчезали, уходили «в небытие», оставаясь лишь в памяти жителей, некогда живших тут, здесь, также медленно но неудержимо исчезавших, растворявшихся в недорогих спальных районах бетонной застройки, исчезавших на дальних кладбищах, изгоняемых из дорогого района, да и из жизни. Теперь это был… это была сплошная витрина дорогих бутиков, магазинов с запредельными ценниками, это был даже не район, а… некая зона, будто зона времен оккупации, некое гетто для избранных, отделенных, отгороженных невидимыми преградами. «Гетто», заселенное «особыми людьми». Такими «особыми», что им и жизнь нужна была особая – с особыми торговищами, с дорогими товарами, доступность которых давала им ощущение своей «особенности». «Особая» жизнь - которой они пытались придать «особую» динамику, скорость, запертую под капотами дорогих машин, автомобилей, выдавленных, будто из тюбика паста, с автомобильных «пробок» на обочины узких улочек – растекшиеся по этим некогда уютным улочкам – по тротуарам, газонам, по скверам и прогулочным дорожкам. Медленно «перетекающие» центром города будто заразная и душная чумная туча – со скоростью улитки и мощностью мастодонтов. Заразная и душная туча, вытесняющая простых пешеходов даже с обочин. С тротуаров.
          Двое мужчин медленно шли, подымались крутым спуском извилистой старой улицы, резко ниспадающей к пульсирующей центральной магистрали Крещатика, впадины, городской промежности Крещатого Яра. Медленно шли, не спеша – берегущие свою отдышу для себя, берегущие свои легкие от свежевыжатых выхлопных газов. Так, как те, кому и спешить не нужно. И кому… приходилось петлять и крутиться – между машинами, стоящими на тротуаре. Машинами, дорогими, такими же дорогими, как бриллианты, и – будто бриллианты, нанизанными на «нить» этой ниспадающей улицы. Нанизанными небрежно и «неаккуратно», будто самодельные янтарные перлы, намиста – небрежно брошенные на тротуарах и газонах старой улочки ужравшимися хозяевами.
         Эти двое шли неспешно, будто и не обращая внимание на частные неудобства, лишь лавируя между чужими омертвевшими в металле капиталами и достатками – неспешно беседуя о «своем».
         Пока что-то, нечто не обратило, не привлекло их внимание.
         Машины, чьи-то автомобили были разбросаны как попало по тротуару, и так узкому – впритык к бровке, к декоративному бордюрчику. Были поставлены так хамски искусно, что прохожие были вынуждены «танцевать» какой-то «полонез» между ними, прыгая как зайцы, как петухи на сковороде.
         Прыгать и как горные козлы – с тротуара на высокий бордюр, декоративную стенку, отделявшую газон от тротуара, как козлы скакать с бровки на встроенные в стенку лавки, а с них – на сам бордюр, - выбираясь на газон сквера, давно уже превращенного в центре города в собачью уборную – теми же хозяевами дорогих машин, выбираясь и прыгая – между собачьими «минами». Солидные, «серьезные» люди, добираясь до своего офиса, спеша по делам, служащие госучреждений, на миг превращались в детей, вспоминая юношеские резвость и прыть.
         И только… между автомобилями как-то втиснулась детская коляска, летняя коляска с ребенком в ней, с маленьким мальчишкой, любопытно глядящим на игрушки мальчишек больших. Коляска, рядом с которой стояла женщина, дама уже в возрасте, явно не мать,  держащаяся за ручку коляски нервно, растерянно оглядываясь – куда же она «влезла» в центре города и своей страны, – как же ей выбраться.
         Двое мужчин вдруг отвлеклись от своего, от беседы, от тротуарного «паркура» и особенно не расспрашивая и не спрашивая разрешения, подняли коляску вверх, на газон, в сквер.
         - Вы тут все равно не выберетесь. – Подали они руку и даме, давно отвыкшей детски «некультурно» скакать по лавкам и бровкам. – Лучше уже по травке.
         - Вот… черт, - выругался другой – «на звук», на писк и визг автомобиля, который они зацепили колесом коляски. На визг, испугавший и ребенка. – Господи, сколько же их тут! Понаставили.
         У мужчины будто глаза открылись на окружающий «антураж», на разбросанные вокруг машины и резвых пешеходов.
          - Как же тут людям ходить? Может – ГАИшников вызовем? – Обратился он к женщине.
          - Зачем?
          - Как – «зачем»? Вам же тут и дальше ходить, ездить с ребенком. Это же ваша улица! Зачем люди вообще порядок наводят?..
          - Глупости все это… Гаишники все равно боятся «этих», даже деньги боятся брать, - тут «такие» паркуют машины. Да и что же, они, гаишники, все время тут стоять будут? Пока их не уволят – по звонку «этих»? К тому же, у меня здесь зять паркует машину по вечером, после работы…
          - Ваш зять тут ставит машину?
          - Ну да. А что?
          - А вечером здесь люди не ходят…
          «Вы-что-тут-придурки-офигели?» Риторический вопрос прохожего оказался без ответа. К говорившим подскочил еще один мужчина. Подскочил, подбежал он – к машине, к автомобилю, как оказалось – своему. К машине, сигнализацию которой он «заткнул», тыкнув в нее брелком. «Пошли от машины – офигели тут – что вы тут делаете – головы вам поотрывать?» Большая и высока туша надвигалась на беседующих – нагло, как и его автомобиль – на бордюр. Так же нагло, как и машина, развернутая поперек тротуара, от стены до следующего автомобиля, припаркованного во второй ряд, за которым был и третий железный «тромб».
         - Мы тут людям помогаем. Потому что всякие придурки машины бросают посреди улицы. А ты что подумал? А ты что хочешь, - наглость и уверенное «ты» заметно «сдували» напор хозяина машины, - может ментов вызовешь? Давай – протокольчик составим, штрафик заплатишь… Давайте, - обратился мужчина к даме с ребенком, но она быстро и вязко покатила коляску по газону – «от греха подальше».
         - Да пошел ты… - Разрешил ситуацию «хозяин жизни», которому «берега показали», показали края тротуара.
         «Напряжение» пропало, упало так же быстро, как и возникло, неприятный момент «рассосался» и каждый побрел своей дорогой – будто и не было этого мелкого казуса. И только один из мужчин, поднимавшихся вверх по улице, вроде – проснувшись, «раскрыв глаза», удивленно оглядывался вокруг, оглядывался, с недоумением осматривая забитую «жирным» транспортом закупоренную, «холестериновую» улицу.
         - Ну ты посмотри, посмотри – совсем оборзели…
         - А раньше не замечал?
         - Я на метро езжу.
         - Не нравиться? Бунтуй. Это ведь у вас тут – Майдан. Выходи, протестуй.
         - Да – у вас, там, майдана нет… И что – у вас, там, в вашей… - порядка больше?
         Собеседник только пожал плечами.
         - Ты знаешь – ведь и бунтуют, у нас, тут. – «Абориген» произнес, задумчиво глядя на хаос цивилизации. - Конечно, еще не дозрели – именно до таких мелочей «докапываться». Кого обеспокоят железяки и права пешеходов, если у нас в милиции убивают? Если у граждан отбирают землю, имущество, «наезжают» на бизнес… Вот и бунтуют. Дергают власти за… А эти «мелкие» гражданские права – у нас ведь не Европа с озабоченными «гражданами», не Копенгаген, в котором даже министры и миллионеры стесняются выехать на мостовую, просто на мостовую, на хорошей и дорогой машине – так и ездят на драндулетах «студенческого» класса. У наших людей «Ё» - в головах, а не на улицах, в головах – как и разруха. У «наших»… Но поражает все же не это…
          - ???
          - Да, наши люди поактивнее и свободнее, чем в ваших холодах. И свободы побольше будет. И тем не менее… Ведь большинство всех этих протестов, часто весьма полезных обществу, или прямо проплачены, или организованы теми, кто на «зарплате» у иностранных эмиссаров.
          - Да-да, спецслужбы…
          - Да какие там… «службы». В лучшем случае – «трехсторонняя комиссия», фонды разные, или те, кто хочет к ним приклеиться. Но проблема, казус, парадокс даже не в этом. Вот все эти «зловредные» силы – чему они нас учат? Простым гражданским отношениям, правам, гражданственности. Требовательности. Учат тому, что считалось естественным и необходимым даже в эпоху Римской Империи времен «абсолютизма» домината. Мы, вроде бы пережили наивысшую социальную формацию – коммунизм, - собеседник криво усмехнулся. – А к нам едут учить жить – отсталые коммерсанты и финансисты, глухие к зову истории. Присылают, несознательные, гуманитарную помощь и завозят тошнотворный секонд-хенд. Но и эта странность – лишь полбеды.
          - Да неужели? Есть что-то похуже?
          - Смейся-смейся. Вот где мы находимся?
          - На Земле… Или – нет? На Луне?
          - Центр города, куча-туча различных институций, учреждений, «институтов» власти. А порядка нет. Масса ВУЗов, учебных заведений с «критической массой» студентов, пробитых гормональным взрывом. А вот на этой улице, именно на этой – еще и наш Институт философии. Здесь «тусят», в идеале, самые умные мужи в стране, самые мощные старики с опухшими от мудрости мозгами. В идеале – размышляющие над чем-то… умным, хорошим, о хорошем. Ну прямо тебе – о судьбе общества и судьбах человечества. И, НО – в упор не замечающие мелких жизненных несуразиц вокруг себя, реальных неурядиц и проблем в обществе. Они, видите ли, общество «трансформируют», жизнь меняют, радетели хреновы. Они, видите ли, совершили переворот в философии – от категорийных абстракций марксизма к человеку и его проблемам. Только – вот же они, проблемы, вокруг нас… Что бы сделали в буржуазной Европе с этим буржуйским, буржуазным позорищем, культурной, социальной порнографией на наших улицах? Правильно – спалили бы к чертям собачим это дорогое железо. И зачинщиками этого очищения были бы – всякие там интеллектуалы, «гнилые» интеллигенты, пусть и в иллюзии своей свободы, пусть в неврозе, те же - преподаватели философии, и профессиональные, и уличные, и партийные  философы. А наши мозгоплюи – спокойно ходят мимо всего этого позорища. И действительно – они ведь умные. У них реальные дела. Все то крючкотворство, весь «интеллектуальный» процесс, вся эта интеллектуальная херомантия, которой они тут занимаются, все это имеет лишь одно значение, одну цель – личную карьеру. «Куют» степени и звания. И не только себе, но и что-то такое, как у нашего президента; нашего, не вашего. Они печатают не диссертации, они печатают деньги. Кто будет бороться за правду, за все эти глупости вроде гражданских прав? Правильно. Только отъявленные придурки. И у нас правда – удел идиотов (как и у вас)… Они-то и либералов придерживаются, прислуживают своим европейским хозяевам только потому, что… - Мужчина покрутил головой, подбирая слова, собирая в горсть метастазы смысла, - только потому, те – против прежнего, советского Кремля, против прежних коммунистов. Потому что те раньше, прежде сдерживали не только интеллектуальное упоение некоторых умняшек. Сдерживали и откровенную алчность карьеристов. Прежние времена – времена рамок и припон, времена правил. А теперь – дорвались… Выдавать всякую муть за научную мысль, жевать уже пережеванное и проглоченное другими интеллектуалами – европейскими, обслуживать своих хозяев и все это – ради карьеры, ради денег. Не ради порядка, не ради правды – они ведь не идиоты…
         - Ой, как страшно…
         - Понимаю твой сарказм. Кто о чем, а вшивый – о мыле. Нам, здесь, одного не хватает, – а вам другого. Мы в свободном падении – и без парашюта, а вы – зажаты в теплушке. Тесно и воняет. Только кто сказал, что… речь, в принципе, идет о свободе? Наша цензура такая же противная, как и ваша, казенная, только – приватная, корпоративная. «Корпоративная этика»… приватного интереса и страха за карьеру. И тотальное замалчивание реальных проблем, реальной жизни. Не только у вас… Разница только одна – ваши матерые, заматерелые и заскорузлые «идеологи» знают, чего нужно бояться, знают, чего остерегаться, но не знают – как, «что» - делать, не знают – «а куда же дальше» (помнишь – сербский анекдот о Спайдермене в Белграде), пользуются устаревшей системой координат и кургузой, тупой шкалой ценностей. Тупые стереотипы поведения. В информационном постмодерном обществе. За что и получают обвинения, ярлыки тупости, бесчеловечности, недалекости; равнодушия к гражданственности. Каждый раз попадая в глупейшие ситуации. Как с разгоном полицией играющей в снежки толпы молодежи – в вашем Санкт-Ленинграде… Только это все от незнания. От страха. От страха перед оголтелой свободой, перед «беспределом». Но кто сказал, что их оппоненты щепетильнее относятся к… частным индивидам, к их проблемам? Если сознательно умалчивают? Если целенаправленно навязывают свои убогие стереотипы… И выходит что-то вроде… «Чужой» против «Хищника»? «Войны богов» на наших головах.
          Эти двое натужно поднялись по крутому склону старой улицы старого Города, улицы, которая спускалась к спуску, по которому, по преданию, прогоняли старых деревянных малеванных богов, идолищ и истуканов – в надежде на нового Бога из чужих земель, на его правду и свободу, которая еще помнила старых дореволюционных монашков, монашек, пыльных паломников, бредущих от одного храма к другому в поисках… блага и благости; помнила и тех, кто ездил по брусчатке города на смердящих газолином «моторах» - с красными бантами, флагами и транспарантами, помнила, как они изгоняли уже нового Бога, как выгоняли его служителей с привычных мест, как разоряли эти святые «места» - ради благой цели. Теперь эта улочка извивалась и стонала под фирменными шинами колесниц Мамоны. На владельцев которых «молились» новые служители восставшего, вернувшегося Бога, спокойные и равнодушные к их… хамству и жлобству.
         Кто-то отдал этот Город на поток и разграбление. А кто-то взял…
         
                *           *          *
         - Иисус завещал нам любить всех… Служить ему – помогая другим… Он есть любовь и завещал нам любить всех других; быть для них. В любой ситуации. Все, что не случается, что с нами не происходит, все это во славу его, все для него. Он нас любит, и мы должны любить его. Проявляя эту любовь ежеминутно, ежесекундно – служа ему. Спокойно делая свое дело на своем месте. Служа людям – без каприза и нареканий. Отдавая им все, как и Богу – жертвуя всего себя.
         Под яркими лампами светлого, осветленного, освещенного (почти что освященного и священного) зала, торгового зала нового гипермаркета, залитого светом как помещение храма, только храма новой религии потребления, посреди этого зала происходила странная сцена.
         На больших лотках посреди торгового зала были выложены, а что подешевле – вывалены, груды, килограммы и центнеры овощей с фруктами. Возле одного из таких лотков, возле наваленной на него пирамиды картофеля, крутился молодой работник, работник зала, разнорабочий, работник маркета, одетый, поверх «своего» в фирменную, форменную жилетку. Топтался и вертелся – обслуживая, работая - ради удобства обслуживания потребителей, стараясь выложить, разровнять – «красившее» и удобнее, клубни картофеля, которые он же перед этим и высыпал (будто мало было) из пыльного мешка, - морщась и отворачивая лицо от пыли, от удобренной земли, пудрой взлетевшей вверх. Молодой парнишка с умным лицом и началом трудовой карьеры в ранге «куда пошлют», в ранге, которым, возможно, и закончит жизнь – если будет ей покорен, если сам ее круто не изменит, не «возьмет в свои руки», решив поменять свой «статус» в реале, - если молодым не штурмовал учебные заведения и самою жизнь, добиваясь, требуя чего-то большего. Или – если сопьется, опустив руки, подняв лапки и подчинившись прессу бытия…
        - Нужнобытьпокорным… - И к этому работяге с чего-то вдруг, с какого перепугу, приклеился странный тип со странным лицом и подозрительной речью, диссонирующей с его хитрой личиной. Вроде бы – мятая морда уголовника, хитрый глаз, не знающий покорности и смирения, но такая бархатная и укачивающая речь. – Бог лучше нас знает, что нам нужно. И все, что нам он дает – к нашему благу, вся та работа, то чем мы заняты – значит именно этого мы и требуем, этого заслуживаем. Нужно не требовать. Нужно отдавать. И самому отдаваться ему, его служению, и – отдавать то, что имеем…
         Молодой работяга, казалось, был занят своим делом, своей работой, своим физическим трудом, и слушал вполуха, если вообще слушал мушиное жужжание невнятного типа, выбравшего именно его объектом непрошенной проповеди. Казалось бы… Но вдруг парнишка на ходу, по ходу кинул походя замечание, поразившее и удивившее стороннего наблюдателя, искоса следившего за ситуацией с ее явными признаками комизма, наблюдателя – набиравшего и себе клубни в полиэтиленовый пакет, одного из многих, шедших к этому вечеру через день – через центр города, одного из тех двух, которые походя днем помогли даме, да еще и поставили на место наглого «бройлера».
         - Что же Вы это не говорите… богатым?
         На мгновение проповедующий и доставучий замолк – от неожиданности, «затормозив» от непривычной «альтернативы» - от неожиданной разумности ЭТОГО «простого», от наглости разумного возражения.
         - Вот это действительно… замечание философское. – Наблюдавший был явно доволен возражением работника маркета.
         Молодой парень только слегка усмехнулся на похвалу, отвернувшись от этих покупателей и продолжая перекладывать картофелины.
         - И богатым, и богатым говорим…
         - И что – подействовало?
         - При чем тут это? Я ведь говорю, - «проповедник» кивнул на парня, попытавшись опять овладеть ситуацией, - с молодым человеком о другом. Пусть богачи сами о себе побеспокоятся. Правда? – Если бы, едва ли – бы,  собеседники согласились, согласно кивнули, закивали головами, так и они, и беседа, «дискуссия» стали бы «его». – Мы должны беспокоиться сами о себе, о своей душе.
         - Согласен. Но – в наших условиях? В нашем обществе?
         - А при чем тут общество?
         - А зачем же лукавить? О чем молятся христиане в своей краеугольной, боговдохновенной молитве? Правильно – от лукавого защитить и не ввести в искушение. А чем не искушение, самое страшное искушение – унынием, когда простой человек встречается с грустными моментами нашей жизни… И не только, не столько с тем, что у кого-то где-то есть что-то, нечто, чего у него не будет никогда. А скорее в том это уныние, что тот… имущий может быть от него настолько отчужденным, что оказывается равнодушным к самым существенным, жизненным, смертельным проблемам. Человек осознает глобальную… непреодолимость некоторых проблем – лечения, жилья, семьи, которые сам он никогда не преодолеет. И никто ему не поможет. А вот повредить могут. Полная незащищенность перед имущими, полная бесправность. Разве ж это – по-христиански?
          - Ну-у, наверно, не-ет…
         - Точно, что «нет». А ведь еще один – практический, аспект христианства, который вы прекрасно помните, прекрасно знаете. Ведь зачем-то первые христиане настаивали на общности материального? Правда? Ведь дал же Мессия нам притчу о верблюде и ушке иголки? Ведь говорил же Он об этом – зачем-то? Или просто так? Или вы своего Бога считаете пустобрехом?
         - !!!??? – Проповедник молча стоял, от неожиданности выпучив глаза и только кивал головой, забыв, что это его оружие – подчинять себе собеседника.
        - Ну вот, молчите. Нечего сказать. Насколько вяжутся между собой богатство и христианство? Насколько… совместимы вера, христианство, и – равнодушие? А подлость? А ведь мы с этим всем существуем, живем, терпим. Имеет ли право христианин все это терпеть? А если нет, то что должен делать верующий – во имя Бога?
         Проповедник молчал, но молчал, скорее, от знания, понимания, чем от незнания. Молчал, понимая – каким может быть ответ. Должен быть.
         - То-то же. Для их же блага – раскулачить их, реквизировать, экспроприировать.
         - То есть? – Все, что мог пробормотать сокрушенный и удрученный проповедник – «чем дальше в лес, тем больше дров», сказанное поражало его, а возразить так и не мог.
         - Разве страстотерпцы и страдальцы, мученики – не являются «солью», стержнем христианской веры? Даже блаженные юродивые на паперти… Но что в этом подвиге может помешать? Если вы несете проповедь людям, слово Божье – несите тем, кому это нужнее. Правда? Тем, кому достаток мешает. И кому он, чей-то достаток, может помочь в их страдании. Кто уже отстрадал свое… Что-то понял. Разве ваша проповедь не нужнее, не важнее для заплывших жиром, для ожиревших душой? А тут – трудяге пытаетесь мозги промыть.
         Говоривший мужчина указал на работника зала. Парень делал свое дело – казалось бы, перекладывая клубни, высыпая их из мешков, перебирая и бракуя – морщась от пыли, которой он дышал. И тем не менее – слова мужчины у него вызывали легкую усмешку.
         - Богатым плевать на нас. А мы поступим так, как учит вера – поможем им. Поможем приблизится к царству Божьему. Если им нужно для этого лишиться достатка… пострадать…
         - Это уже промысел Божий, - проповедник, наконец-то, пришел в себя и решил волевым образом прекратить, оборвать чужую «проповедь». «Оборвать» культурно: «Это ваше мнение, ваша позиция. А я буду молиться за вас». Он сказал это и внимательно посмотрел в глаза – будто пытаясь понять – оппоненту ли, единомышленнику или – психу. И поспешно пошел прочь – в глазах собеседника он не увидел ни агрессии, ни тупости, ни доверия, а только – понимание. Так, как будто кто-то прочел его мысли, разгадал его намерения.
         - Это какой-то… этот, «этот» - иеговист?
         - Ты хочешь сказать – сектант, «штундист»? – Переспросил мужчина – на доверительный вопрос молодого разнорабочего.
         - Да…
         - Хотя это и без разницы. Сколько у нас таких… «организаций», церквей. Масса. И с людьми «работают» не только иеговисты. Разговаривают, общаются. С теми, кто от них не шарахнулся, не испугался, кто просто не в курсе, что таким образом можно легко потерять свое имущество, жилье, что – «если хочешь добыть миллион – организуй «церковь». Кто не почувствовал такого недоверия к ним, к нему – как ты.
        - ???
        - Ты ведь не откликнулся на такую «искренность», даже если верующий. Поскольку странно выглядит, странностью, странным поведением считается у нас эта неестественность, - «открытость» со стороны чужого. Тут и от «своих» можно и нужно ждать подвох. И верить можно только тем, кто исходит из этого, и об этом говорит…
        - А разве нет?
        - Таки да… Это называется – стратегия выживания. «Стратегия» умных, циничных скептиков. «Умная». И парадокс, «прикол», юмор ситуации в том, что… с такой умной стратегией мы окажемся проигравшими, лузерами.
        - ???
        - Пока мы, добрые христиане, пугаем друг друга и пугаемся, другие «субъекты» с другой стратегией – сектанты, «штунда», мусульмане «делают свое дело»… Все – как когда-то… Ведь наша разведка, «наши», советские разведслужбы были не только самыми мощными, но и самыми умными – переиграв Абвер, переигрывая ЦРУ. А все «прошляпили»… Так и тут. Стратегия выживания… Все «по Дарвину» - естественный отбор. Выживание самых приспособленных особей и популяций. И «прикол» именно в том, что те, кто дарвинизмом пренебрегают, именно его и подтверждают своей практикой. Именно за ними – если и не «царство небесное», то уж точно – земное.
        - Почему?
        - Потому что… Как МЫ живем, как ведут себя твои сотрудники? Начальники? Руководство, естественно, подленькое – вас обирает и «нагибает», в меру ворует, девушек унижает. Твои коллеги смотрят на это и придя домой – просто напьются. И в остальном будут себя вести так же скотски. Правда?
        - Правда.
        - А завтра, с будуна, - опять от начальства «выгребать». И никого не колышет – как ты живешь, что планируешь, в чем нуждаешься. Часто – даже родителей это не волнует. А уж чужих и подавно… А если взять другие, те самые «демографические группы»? Как у них строятся взаимоотношения? Правильно. Вот – и к тебе, постороннему, цеплялся; может, даже – без воровства, ты же бедный, не оберешь, не облапошишь. Значит ты нужен им такой… Такой вот дарвинизм… И практическое христианство…
        Он все сказал и картофель в пакет уже набрал. Да и работник зала все услышал – настроение его изменилось и он погрузился в размышления, автоматически перебирая клубни. Размышляя, возможно, о том, как заработать, как обустроить жизнь, а может о жизни вообще.
        И только – разворачиваясь, уже уходя, взрослый мужчина «натолкнулся» на взгляд женщины, так же, как и он выбиравшей картофель. Взгляд, который он назвал бы «пораженным», «шокированным».
        Женщины, одетой весьма презентабельно и легко – для этого времени года (значит – из машины, значит – имущая), с хорошим маникюром. Что показалось весьма странным – как же это, она, а не домработница картофель перебирала, покупки делала.
         И сейчас – замершей, оцепеневшей, услышавшей и осознавшей, - пораженной неожиданной правдой, неожиданно открывшимся ей чужим миром, чужим мировоззрением, таким… недобрым, враждебным и пугающим – в своей честности, в своей правдивости.
         Наверно, она много давала «на церковь». И теперь сомневалась…

13.01.2013 г.  .            Алексей В. Середюк (©)