Снегопад

                Иногда вместо того, чтобы жить,
                мы всю жизнь ищем средства
                улучшения нашей жизни.


Людмила поправила юбку, обмахнула себя руками по животу и бедрам, расправляя набежавшие складки. Бежевая в мелкий цветочек кофточка легко струилась под проворными пальцами, застегивающими пуговки, и постепенно скрыла высокую грудь в своих объятиях. Она не оглядывалась – это было их правило.

- Вам кофе, Альберт Идальгович? – нарочито официально спросила Людмила.

- Да, Людочка, как обычно, - ответил шеф, устраиваясь в кресле и разворачивая перед собой газету. На долю секунды его глаза скользили над ребристым краем газеты, удовлетворенно отметили стройную женскую фигуру в безупречном костюме и, успокоившись, стали разбирать печатные строки.

Людмила бесшумно пересекла комнату, придирчиво оглядела макияж перед зеркалом, убрала выбившиеся прядки.

- Хорошо, - кивнула она и вышла из комнаты.

Прикрывая дверь, она уже чувствовала, что полностью переключилась на работу. Сердце перестало колотиться о ребра в бешеном темпе, и дыхание стало спокойным.

Людмила насыпала растворимый кофе в стаканы, вдохнула терпкий аромат и добавила горячей воды. Светло-коричневая подушечка пены закружилась в стакане, возбуждая аппетит. Ловко подхватив поднос, Людмила поспешила в кабинет.

- Спасибо, Людочка, вы как всегда милы, - по-прежнему не глядя на нее, сказал шеф и взял с подноса стакан. – Без сахара, пожалуйста.

Он едва дотронулся до ее руки и мягко развернул по направлению двери. Затем его рука шаловливо пробежала по талии и похлопала по упругой ягодице.

- На сегодня вы свободны, - шлепок посильнее направлял Людмилу к двери. – В понедельник не опаздывайте. До свидания.

- До свидания, Альберт Идальгович, - улыбка была направлена на дверь, но легкий поклон и интонация говорили о неизменной вежливости секретарши.

Второй раз за день она выходила из кабинета шефа с подрагивающими от напряжения коленями. Облегченно вздохнув, она присела к своему столу и потянулась к стакану.

- Людочка, для меня ничего нет? - в приемную заглянул курьер.

- Нет, Миша, на сегодня уже все, - она отставила стакан, пить больше не хотелось.

Людмила подошла к одежному шкафу, отворила дверцу и на секунду замерла перед зеркалом.

«Что-то я сегодня рассеянна, - подумала она, проглатывая горечь кофе. – Старею».

Она расправила набежавшую на лоб морщинку и подарила себе очаровательную улыбку – верное оружие и беспроигрышный козырь неизменно при ней.

Проворный Миша оправдал свое прозвище и уже стоял позади нее, галантно подавая пальто.

- Секунду, я только переобуюсь, - теперь Людмила послала безупречную улыбку Михаилу.

- Я готов ждать, сколько пожелаете, - он склонил голову и чуть-чуть шаркнул ножкой. - Может быть вас подвезти?

«Ох, шалишь, старый плут», - Людмила неопределенно покачала головой, так как сама не знала, ответить ли сегодня отказом или нет.

Вечерело. С неба падали жесткие крупинки снега. Порывистый ветер раздвигал полы пальто и подбирался к теплому женскому телу. Людмила поежилась. «Пожалуй, соглашусь», - решила она и оглянулась на Михаила.

- Холодно, - капризно сложив пухлые губки, сказала Людмила и выразительно повела плечами.

- Пожалуйста, пожалуйста, - курьер обогнул Людмилу и распахнул дверцу служебной «волги». – Осторожно, не поскользнитесь.

- Вот, Проворный Михаил, - прошептала Людмила, усаживаясь в теплое нутро машины.

Михаил действительно был проворен и быстр как белка, несмотря на свои сорок семь лет. Возможно, поэтому его и держали в курьерах, не давая перспектив роста, но одаривая другими благами – квартира, служебная машина и почти свободный график. Альберт Идальгович был мастер подбирать и удерживать кадры.

«Волга», поскрипывая снегом, тихонько плыла по вечернему городу. Гололед на дорогах не давал спешить, и поэтому осторожное движение машин казалось кружилось вместе с крупитчатым снегом.

- Останови у гастронома, - переходя на «ты», попросила Людмила, кивнув вперед и вправо.

Михаил плавно перестроился, свернул на боковую улочку и подрулил к самым дверям гастронома.

- С тобой можно? Тоже немного отоварюсь, - и, не дожидаясь ответа Людмилы, Михаил вышел в морозный воздух.

Протестовать было бессмысленно, да и не перед кем. Людмила поправила шапку, вытащила из сумочки сетку, проверила кошелек и тоже нырнула в темноту. Она торопливо забежала на крыльцо гастронома. Высокие каблуки предательски заскользили на растаявшем снеге. Людмила охнула и вскинула руки в отчаянной попытке удержаться. Хорошо Михаил, оказавшийся как раз кстати, подхватил ее под локоть и провел внутрь.

- Тебе молоко нужно? – сразу перешел он в наступление. – Вон очередь в кассу небольшая, иди, стой, а я за апельсинами в овощной отдел. Видишь – толпа. Я туда! Ну, не теряй.

И Михаил стремительно скрылся за широкими спинами покупателей. Людмила покрутилась у прилавков с молоком и хлебом. Большинство народа подалось в овощной отдел, и здесь можно было спокойно выбрать то, что хотелось, а не схватить первое попавшееся.

Людмила печально прошлась мимо кондитерских изделий, покачала головой – за фигурой приходилось следить с каждым годом более тщательно.

- Девушка, вон ту коробку конфет, пожалуйста, - раздалось возле самого уха Людмилы. – Да не вздыхай ты так, в другой раз сядешь на диету, а мне ты и такая нравишься.

Людмила слегка обернулась и, почти не удивляясь, поняла, что Михаил опять крутится около нее. Они прошли к машине. Людмила была уверена, что сегодня от визита Михаила отвертеться будет невозможно. Она подавила протяжный вздох, готовый сорваться с губ, и уткнулась в воротник, делая вид, что засыпает от усталости.

- Людочка, я сумки захвачу. Ты поднимайся, - распоряжался по-хозяйски Михаил.

Людмила медленно поднималась на четвертый этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта и освещала площадку теплым желтым прямоугольником. Людмила захлопнула дверь. На кухне было слышно, как суетится Михаил. Он наливал в чайник воды, что-то ставил на огонь.

Людмила старалась не думать о том, что в квартире не одна. Она повесила пальто в шкаф, разулась и прошла в ванную.

«Нужно сказать ему, что я сегодня устала, и голова у меня болит, и вообще не в состоянии я сегодня, - тоскливо гоняла Людмила обычные для такого визита мысли. – Чего я себя расстраиваю? Ведь все равно не решусь ничего сказать… Ох, как же он мне надоел!»

Она махнула рукой, глядя на себя в зеркало, и принялась умываться, громко отфыркиваясь.

Альберт Идальгович не первый год обещал комнату, но пока все ограничивалось только обещаниями. Общежитие было на другом конце города. Там постоянно были выключены батареи, текло с потолка, и не было горячей воды. Людмила периодически писала заявления в профком, советовалась с девочками из бухгалтерии, но дело не двигалось.

«Вот если бы вы, Людочка, были молодым специалистом или семейной, а еще лучше матерью-одиночкой, - объясняли ей, - мы бы обязаны были в течение полугода выделить вам комнату. О квартире, конечно, разговор особый. Но в очередь бы вас поставили обязательно».

А сейчас Людмила снимала квартиру у Михаила, не без оснований подозревая в этой сделке руку шефа. Смешная плата за жилье обходилась Людмиле визитами курьера, такими как сегодня. Но уж эти посещения Людмила запоминала надолго, и повторять их чаще вряд ли бы смогла и захотела.

В дверь ванной постучали.

- Людмила, все на столе! - настойчиво говорил Михаил. – Поторапливайся, малышка! У меня тоже мало времени.

Людмила вышла к столу в домашнем халате, устало опустилась на табуретку. Михаил по-хозяйски разложил на тарелки еду, разрезал апельсин, открыл коробку конфет и налил в бокалы вино.

- Ну, дорогая, за тебя, - сказал он и замаслившимися глазами жадно оглядел фигуру Людмилы. – Ты что-то похудела или неважно себя чувствуешь?

Он подсел к Людмиле, обхватил ее за талию, а второй рукой пытался угостить конфетой. Людмила нехотя отбивалась, напустила на себя сварливый вид и не желала подыгрывать: «Может старый хрыч передумает ночевать».

- Шли бы вы Михаил Семенович домой, поздно уже, да и я не в духе. В прошлый раз на счет премиальных с вами договаривались, только вижу напрасно. Зима на улице, а у меня ни шубы, ни сапог.

Михаил быстро сообразил, куда клонила Людмила, сбегал в прихожую и вновь стал пристраиваться к женскому плечу.

- Душечка, да разве же я забыл? Посмотри, что я для тебя приготовил, - и Михаил, словно фокусник, разложил перед Людмилой разноцветную коробочку.

- Ой, что это? – невольно вырвалось у Людмилы, а нервные пальцы, подрагивая, раскладывали все отделения косметического набора. – Польша? – строго спросила она.

- Обижаешь, детка. Франция, - он захлопнул коробочку, перевернул и показал Людмиле золотые надписи.

Людмила снова потянулась к коробочке.

- Дай, посмотрю еще разок, - она деловито осмотрела все отделения, не пользовался ли набором кто-нибудь до нее.

Михаил с усмешкой следил за действиями Людмилы.

- Все новое, специально для тебя доставал. А вот еще тебе презентик - «Шанель номер 5».

Он как сокровище поставил перед Людмилой малюсенький флакончик. Людмила поднесла духи к лицу, вдохнула аромат и словно закачалась на душистых волнах, закрыв глаза.

- Ох, уж эти французы-искусители, - томно сказала она и склонила голову на плечо Михаила.

- За тебя, красавица, - Михаил поднял Людмилу за подбородок и посмотрел глубоко в ее глаза. – А сапоги будут у тебя, поверь мне.

И Людмила поверила. «Эх, такого бы мужика, да лет десять назад. Никакая бы сучка у меня не увела, - пронеслись в голове хмельные мысли. – А сейчас пора, девка. Любишь кататься, люби и саночки возить».

Она для вида еще покобенилась минут пятнадцать, в течение которых ужин был съеден, вино допито. Атмосфера за столом приняла непринужденное заигрывание, готовое вылиться в бурные страсти на кухонном столе.

- Пойдем, пойдем, - жарко шептала Людмила и поднялась из-за стола. Полы халата разошлись в разные стороны, обнажив интимные подробности и отсутствие нижнего белья.

- Пойдем, красавица, пойдем, - вторил Михаил и спешил за Людмилой в спальню.

* * *

Людмила разрешила себе понежиться в кровати. Впереди два дня свободы.

- Да здравствует суббота! – тихонько прошептала она сама себе.

Людмила любила эти ранние утренние часы, когда вставать было еще рано и впереди выходные, которые казались вечностью. И не хотелось думать о том, что через 48 часов снова наступит рабочий день. А сейчас можно спланировать и осуществить что-нибудь полезное и интересное.

Михаил вчера ушел поздно и в полупьяном бреду шептал Людмиле страстные обещания о том, что разведется с женой, что устроит Людмилу на другую работу и будет ей, Людмиле, верным любящем мужем.

Людмила с усмешкой перебирала все обещания, как старые платья, которые и одеть-то уже не наденешь, да выбросить жалко. Она точно знала, что таким обещаниям грош цена: «Чего только мужики не наговорят, добравшись до сладкого!»

И еще она твердо выучила жизненный урок: «Чтобы жить дальше, нужно забыть, что тебе обещали и добиваться всего своими силами. А верить - только фактам и делам!»

Поэтому Людмила мысленно перебрала переливающиеся побрякушки обещаний, подошла к форточке и выкинула из ладошки чужой словесный мусор.

- Мир полон упущенных возможностей! - крикнула она в форточку и захлопнула ее.

Морозный воздух обдал обнаженную грудь, а холодный пол побежал мурашками по ногам. Людмила зябко передернула плечами и поспешно нырнула в теплую постель.

- Ну, их к лешему! Еще думать об этих кобелях, - Людмила натянула одеяло на голову. – Заболеешь, не дай Бог, и кто тогда возиться со мной станет? Нет, больные и слабые никому не нужны!

Людмила вытянулась под одеялом, пошевелила пальцами ног, напрягла все до единой мышцы тела. И ощутив свое все еще молодое, здоровое, полное сил тело, радостно скинула одеяло.

- А теперь умываться, одеваться, - напевая, командовала она себе. – На прогулку собираться.

Чтобы собраться, позавтракать и выйти на улицу, Людмиле потребовалось чуть больше двадцати минут. Это только мужчины говорят, что женщины долго собираются и много болтают, а на самом деле минимум макияжа и спортивная одежда одеваются очень быстро. Людмила накинула на себя теплую куртку, застегнула короткие сапожки на низком каблуке, поправила белую шапочку – все, сборы окончены.

Людмила вышла из дома. Ее поразила белизна, прикрывшая осеннюю грязь. Вчерашний снегопад очистил город и сделал его просторнее и выше. Затейливая вязь чьих-то шагов просвечивала черным асфальтом, и Людмила, не решаясь ступить на снег, стояла завороженная этим посланием. Ее потянуло на природу. Душа просила красоты и простора.

Вздохнув, как перед прыжком в воду, она сделала первый шаг, примяв пушистый снежный ковер возле крыльца. Снег напряженно-сочно захрустел, пропуская людмилину ногу в свою глубину и позволяя добраться до упругой твердости асфальта. А дальше ноги как будто сами решили повторить свежую песню сминаемого снега и понесли Людмилу прочь от городской суеты.

Слепо повинуясь нахлынувшей волне неудержимого веселья, Людмила, приплясывая, пробежала весь двор. И оглянувшись, увидела, что ее след в точности повторяет ту дорожку, которую она увидела, выйдя из подъезда. Она засмеялась. Значит, не только она поддалась легкому сумасбродству в этот первый белый день затянувшейся осени.

- Роща, - услышала Людмила, глуховатый голос, объявлявший остановки.

Шумная ватага студентов продвигалась к выходу. Людмила тоже невольно заспешила: двери могут закрыться в самый неподходящий момент - вон, сколько горожан решили подышать свежим воздухом. Тыкаясь в спины, хлюпая растаявшим снегом и наступая на чьи-то ноги, Людмила протискивалась к выходу.

- Девушка, девушка, не напирайте так! Вы же мне ногу отдавили, - обернулся студент в синей с красным куртке. И улыбнувшись добавил: - Все успеем.

Около людмилиной ноги образовалась пустота, и она, потеряв опору из людских тел, судорожно ухватилась за молодого человека.

- Извините, - только и смогла прошептать она. За свою обыденную суетливость было стыдно, а ругаться и выгораживать себя в такой день размякшая душа не хотела.

Удивительнее всего, что водитель тоже поддался общему приподнятому настроению и терпеливо ожидал, пока все желающие покинут салон автобуса. И только когда автобус оказался практически пустым, желтые двери Лиаза протяжно скипнули и стукнули друг об друга железными створками. Автобус, отфыркиваясь, скрылся за поворотом.

Люди плотной кучкой стояли на остановке, сбившиеся тревожно-радостые, похожие на встрепанных воробьев, они крутили в разные стороны головами и втягивали носами воздух.

От чистого воздуха и необъятной белизны кружилась голова, и к этому нужно было привыкнуть, чтобы не захлебнуться этой свежестью. Но вот первый восторг постепенно улегся, и стало видно, почему люди не спешили покинуть остановку и направиться к роще.

Проезжая дорога представляла из себя серо-коричневое месиво из снега, гравия, песка и воды с отпечатками множества протекторов, которые змееобразно переплетались друг с другом, местами образуя высокие наледи с острыми краями. Это последнее препятствие на пути к природе люди преодолевали кто степенно, а кто вприпрыжку перепрыгивая комковатые барьеры. Остановка постепенно пустела.

Людмила вышла из состояния оцепенения, оглядела себя, слабо пожалела белые сапожки, на которых остались темные разводы чьих-то подошв, и смело шагнула в серую кашу раскисшей дороги. Наконец Людмила облегченно вздохнула - она на противоположной стороне.

Впереди была утоптанная тропинка, здесь начиналась центральная аллея рощи. По обе стороны плотно друг к другу стояли сине-зеленые домики: кафе, кассы, прокатный пункт. Частично заколоченные они походили на покинутые скворечники. Люди из автобуса постепенно терялись среди домиков и мелких дорожек.

Людмила шла дальше, ее не интересовали жалкие остатки цивилизации, она искала тропинки, уводившие прочь от всего этого. Она выбрала одну из боковых дорожек и поспешно удалялась от центральной аллеи. Тропа становилась все уже. Вот только один человеческий след прошел здесь и вернулся обратно. Впереди был только снег, под которым едва угадывалась песочная дорожка, да сбоку путеводной нитью белели обледенелые фонарные столбы, похожие на слегка оплавленные свечи.

Людмила шла дальше. Под мерное поскрипывание снега и песка ей вспомнился давешний студент в куртке болонье. Русая прядь из-под спортивной шапочки, веселые глаза, веснушки на носу – молодое открытое лицо. Людмила с трудом подавила набежавшую волну желания.

«Я бы этому мальцу показала знойную женщину, - зажмурившись подумала она. – Не скоро бы он вернулся к своим дурочкам-студенткам».

Она улыбалась своим мыслям и покусывала от нетерпения губы. Воображение рисовало соблазнительные картины.

«Эх! Если бы встретился он мне еще раз…»

Постепенно Людмила перестала углубляться в белые нетоптанные снега и направилась к видневшейся невдалеке чьей-то тропинке.

Мысленно же Людмила вернулась в свои студенческие годы.

- Господи, какие же мы были молодые и красивые! – шептала она неведомому спутнику.

А перед глазами, застилая белоснежные деревья, возник небольшой покосившийся деревянный домик в провинциальном городе. Его сдавали студентам, и Людмила со своей подругой жили в нем один год. Незабываемый третий курс.

- У Ирки и у меня юбки в пол воланами, пышные! - Людмила слегка повела рукой перед собой, словно прорисовывая эту юбку. – Ирке мать юбку прислала, а мне сшили сами. Сидим на полу. Юбки расправлены и почти весь пол закрывают до печки. На чурке лучина лежит, и мы от нее сигареты прикуриваем.

Людмила томно выдохнула в морозный воздух и повела рукой, отводя воображаемую сигарету, и облачко пара, словно настоящий сигаретный дым, легко улетел вверх.

- Родители денег пришлют или стипендию получим, так все деньги на мелочь разменяем и по углам да под коврики копейки, двушки раскидаем. Прогуляем все, на наряды, кино и веселье потратимся, в конце месяца хоть шаром покати – ни крошки не найдешь. Гостей приглашаем, вечеринки устраиваем, но приходить строго с продуктами! Весело-то как жили! За хлебом ходили в магазинчик деревянный, недалеко в переулке стоял. Подходим к прилавку: в джинсах, ногти длинные, кольца и серьги золотые, губы накрашенные – ну, точно супермодели, как сейчас бы сказали. А джинсы такие рублей 120 стоили, да в магазине не купишь, по блату доставали! Продавщица на нас во все глаза смотрит: что же мы собрались у нее брать. Ха! А мы копейки на стол выкладываем – на, мол, считай! На полбуханки хлеба серого только и хватает. Так и доживали до следующей стипендии.

Людмила заливисто засмеялась, вспоминая ошарашенную продавщицу и себя невероятно молодую и бесшабашную.

- А какие же парни за нами бегали! М-м-м! Сыновья шишек и шишечек из районной администрации, профсоюзов, а о сынках мамочек из торговли и общепита – и говорить нечего. О простых смертных упоминать даже не хочется. Мы их меняли как перчатки.

Людмила закружилась, взбивая снежную пургу вокруг сапожек. Она запрокинула голову и стала ловить на язык запоздалые снежинки, вяло качающиеся под голубым небом. В памяти своей она вернула себе быстрокрылые двадцать лет, и сердце зашлось от радости, и встревожено затрепетала душа. Ах, как захотелось ей вернуть ту жажду жизни, то время, и себя.

Не даром все помнят свою юность. Какова бы она ни была – она была! И запомнится она остротой и новизной всех чувств. Даже если ты не знаешь, что с тобой твориться, почему тебе больно или от чего радостно, чего хочешь и к чему рвешься в минуты откровения, чему смеешься, от чего счастлив или от чего не приемлешь жизнь.

Что есть смерть, что там за чертой? Эти мысли так далеки от всепоглощающей эгоистичной юности, что смерть и старость воспринимаются как что-то эфемерное, далекое и совершенно невозможное и противоестественное. И сорок лет кажется таким далеким рубежом, что о нем всерьез не стоит беспокоиться. Кажется, что твоя юность не расстанется с тобой. Твое лицо и руки никогда не испещрят морщины, и под глазами не будет тяжелых мешков. Как упруга бархатная кожа, и самый дешевый крем делает ее еще более обольстительной. И как же горько встав однажды зимним утром, увидеть в зеркале постаревшую подурневшую и даже располневшую сорокадвухлетнюю женщину! Это просто невозможно!

- Нет, я по-прежнему молода и красива! А эти подрастающие худющие как селедки девчонки на спичечных ножках мне в подметки не годятся, - со слезой в голосе шептала Людмила.

А в глубине бездонной сумеречной женской души струился предательский холодок:

- А с молодыми соперницами придется считаться! Ведь добиваться своего благополучия с каждым годом становится все труднее. Годы уходят. И возможно, так и останешься без квартиры, без денег, без детей!

- Нет-нет-нет! С кем угодно, только не со мной, - Людмила яростно затрясла головой, отгоняя мрачные мысли. – У меня столько друзей, я выберусь, я справлюсь!

За белоствольными березами мелькнули ее мужчины. Первый, уткнув лицо в воротник, с позором убежал, оставив разочарование и боль. Второй с ярким букетом алых роз и извинениями, что жена возможно обо всем догадалась, скрылся как хмельной угар. Третий был талантлив и беден как церковная мышь, о чем со смехом вспоминала в его постели с его же другом. А потом… Начальники, коллеги, друзья и просто знакомые. Случайных мужчин становилось все меньше, так же как и свободы выбора. Устоявшиеся связи требовали усилий для поддержания хороших отношений, чтобы в конечном итоге Людмила могла спокойно встретить старость, как она сама себе говорила.

И вот сейчас так некстати ей приглянулся этот молодой мужчина. Людмилу совершенно не волновал тот факт, что у него может быть жена или невеста. Она была слишком опытна, чтобы перешагнуть через такие преграды, и хорошо знала себя, чтобы совершенно очаровать незнакомого человека и завлечь его в постель.

Наконец тропинка, по которой путешествовала Людмила, вывела ее на одну из центральных аллей. Она яростно затопала сапогами, стряхивая липкий снег, похлопала варежками. Людмила слегка замерзла и пробежала несколько шагов по дороге. Потом она чуть замедлила шаг и плавной кошачьей походкой пошла на остановку.

Тянущая боль внизу живота, возникшая некоторое время назад, несколько обеспокоила Людмилу, пока она, наконец, с облечением не сообразила, что беременность ей не грозит. Она была очаровательна - улыбка, моложавый вид и лицо, разгоряченное морозом.

Обогнав Людмилу, к остановке прошел молодой человек в красно-синей куртке.

12.01.06