Голос времени

Старый чердак, старого дома – что может быть загадочнее, разве что подвал этого старого дома. Но чердак он как бы ближе к небу, а быть уж очень близко к земле не очень-то хочется, особенно с возрастом, так сказать.
Дом должны были вот-вот снести, разумеется, и чердак также. На месте старого дома, где жили люди, должны были построить какой-то офис-центр, где… А впрочем, какая разница, что будет на месте дома, где нет людей. Жители покинули дом давно – расселились кто-где. Все, что было более или менее ценного, уже исчезло, даже старые обои содрали и сдали на макулатуру. Странно, что сохранился старый шифер, образующий крышу и как бы защищающий чердак – какой же чердак без защиты.
Он шел, слегка согнувшись, внимательно смотря под ноги – мало ли что. Своды чердака старого дома были высоки, можно было идти во весь рост, но радикулит – куда уж там молодиться. Он шел и с грустью смотрел на какие-то старые лохмотья, куски досок, мусор и пыль, копившимися годами – года собирают все, но больше всего мусора и пыли. Он вспоминал детство и даже юность, и то приятное, что было связано с этим чердаком. Сколько раз взрослые пытались закрыть все входы на чердак и даже заколотить гвоздями, но они все-таки находили способа прятаться нагромождения чердачного хлама и мечтать… На чердаке так здорово мечталось…
О чем?
Да обо всем. Тогда еще не было богатых и бедных, а если и были, то они жили в других домах. Все были как бы равны, а особенно в мечтах. И дети мечтали о полетах в космос, о путешествиях, о старинных кладах, но не ради богатства, а ради интереса. Были мечтатели, желавшие сделать открытия, осчастливившие  все человечество. Да дети во все времена мечтали об одном и том же – о счастье познать невиданное, неузнанное и недоступное, пока недоступное.
Вот то место, где любила собираться их «компашка». Удивительно, но даже кирпичи, которые служили стульчиками, сохранились – не все, но сохранились.
Он кончиком кроссовки начал переворачивать какой-то хлам, в надежде встретиться хоть с какими-то артефактами той самой счастливой поры своей жизни. Но только истлевшие куски ткани, обрывки чего-то бумажного и много обычного мусора, просто мусора…
Вдруг носок кроссовки подцепил что-то прямоугольное, коробочку. Превозмогая боль в пояснице, он присел и руками осторожно освободил от мусора эту самую коробочку.
- Не может быть! Это же…
Ну, да. Это был тот самый транзисторный радиоприемник «Альпинист», принадлежащий Кольке. Это был первый транзисторный радиоприемник в их компашке. Его Кольке подарил дядя моряк – царский подарок, как на те времена.
Эх, сейчас не понять, что такое транзисторный радиоприемник в том самом далеком, дай Бог памяти... каком же это было году.
Он вынул чистый платок и начал стирать пыль с этого радиоприемника. Глаза наполнились влагой воспоминаний. Сколько чудных мгновений подарил им этот радиоприемник. Они все экономили на мороженом, чтобы купить эти самые не очень дефицитные батарейки КБС. Батарейки нужны были для того, что бы приемник жил и дарил радость общения с эфиром, с миром всем друзьям и товарищам Кольки. Разумеется, Танька пользовалась неоспоримым правом первой ловить Варшаву или Бухарест, где часто крутили «западную» музыку. И какое счастье было, если удавалось поймать «Битлз»…
Колька, мечтавший сделать машину времени, благодаря этому радиоприемнику, стал  радиофизиком и куда-то пропал, говорили, что стал очень секретным физиком. Да и Танька, кажется, вышла замуж за другого…
Рука как-то самопроизвольно повернула регулятор громкости, совмещенный с выключателем и… Сердце замерло – приемник ожил.
- Не может быть. Это же...
Он опять повторил туже фразу. Зазвучали позывные «Маяка», на средних волнах – тема из песни «Подмосковные вечера». Приемник не мог работать – никакая батарейка в мире не может победить время!
Но позывные «Маяка» умолкли и диктор, таким знакомым с детства женским голосом сообщил о Московском времени и начал говорить о новостях… Об успешной жатве, о перевыполнении плана, о коварстве империализма и о дружных пионерах.
- Этого не может быть, - опять повторил он.
Он более тщательно протер шкалу. Шкала какая-то странная, не от радиоприемника – ту шкалу он запомнил на всю жизнь. На шкале были цифры, но не указывающие частоту сигнала – это были другие числа. Он осторожно начал вращать ручку настройки, остановил указатель напротив цифры 1941, сам не понимая почему – может потому, что все дети того времени очень хорошо знали эту сочетание цифр. И он услышал то, что ожидал: вой авиабомб, разрывы, визг осколков и свист пуль, крики раненых и последние вздохи убитых. Он слышал команды как на немецком, так и на русском. Он слышал голоса войны.
Он быстро повернул ручку вперед до цифры 1945. И опять залп орудий, но это был залп салюта, а еще была музыка. Играл духовой оркестр и играл он «Синий платочек».
Он надел очки и поднес радиоприемник ближе к свету, проникавшему через выбитое окошко чердака. Ну, вот оно, вот оно – объяснение.
С обратной стороны была прикреплена латунная табличка с гравировкой, такие обычно прикрепляли и писали на них подарочные надписи. Но на табличке не было обычных слов, посвященных какому-нибудь юбиляру. Там было выгравировано: «Голос Времени - машина времени звуковая, обычная. Кабан, я знаю, ты ее найдешь и во всем разберешься. Колька».
Он был в их компашке самым маленьким и самым слабым и поэтому ему дали кличку Кабан…