47. Трехъязычный Харьков

(Из наблюдений над тройственными национальными отношениями)


НА СНИМКЕ: Обложка вышедшего в Иерусалиме в 1992 году ежеквартальника, в котором была впервые опубликована предлагаемая ниже статья.
Эта статья была написана и опубликована на украинском языке в изданном в Израиле ежеквартальнике «Діялоги  (Диалоги)» №21 – специальном издании, посвящённом  Форуму еврейско-украинской общественности,
проходившему в Иерусалиме  с 1 по 8 сентября 1992 года, при  активном участии автора.
В связи с украинскими событиями зимы 2014 г. содержание статьи  приобретает актуальное звучание. Статья предлагается читателю в авторском переводе на русский.

 *   *   *
В годы перед Второй мировой в советских городах часто выключали электричество: экономили энергию. Целые кварталы погружались во тьму, и долгими зимними вечерами родителям нашим ничего не оставалось детать, как только...петь.

Для меня, малыша, это были счастливые, желанные минуты.Мама и папа пели хорошо, на два голоса и очень красиво, дружно. Песни звучали на разных языках – даже иногда по-немецки, но чаще на трёх: еврейском- идиш, украинском и русском. Чистым, ясным голосом выводила мама мелодию колыбельной о том, как был некогда еврейский царь («мейлах»), а у него -  царица (малка), а у той – садик, а там – дерево, на котором – веточка, на веточке – гнёздышко, а в гнёздышке – птичка.

..Но вот царь умер, и всё развалилось в мире: царица зачахла от горя, сад высох, дерево завяло, гнездо рассыпалось, и птичка улетела.

Часто вслед за этой песенкой звучала украинская  дума о том, что вот уже лет двести казак – в неволе, ходит он по-над Днепром и выкликает: «Эге-гей, выйди, доля, из воды!» А она – ему: «Нет, казаче, соколик, не выйду, потому что и сама в неволе: Эге-гей! – в неволе, в ярме». Тут родители пели не всегда одинаково: иногда доля объясняла, что она – в тюрьме» под шлахетским караулом», но другой раз оказывалось,  что – «под московским»...   Отец мне однажды растолковал, что песняэта  вообще-то запрещена, потому что её певали «жёлто-блакитники». А всё-таки и он, и мама песню эту любили за её суровую красоту. И хотя оба были участниками гражданской войны, да притом – вовсе не на стороне петлюровцев, вновь и вновь звучала она в нашей квартире, хотя годы были страшные: 1937-й, 1938-й...

Ну, конечно, и русские песни звучали: и старинные, и новомодные:в том числе и про летящий вперёд наш  паровоз, который сделает первую остановку лишь в Коммуне!

Триязычие – нередкое явление на Украине, особенно в семьях еврейских. А в Слободской Украине и в её «столице» - Харькове – тем более.  Узел межнациональных взаимоотношений этих трёх народов, как и узел их противоречий, завязывался здесь наиболее прихотливо и плотно. В Украине центральной, а тем более – в Западной, всё выглядело резче и проще: русское влияние воспринималось большинством населения как чужеродное. Еврейство, хотя и ассимилировалось, но до определённого времени всё же сохраняло свои особенные черты, и в частности – идиш. На Слобожаншине же, по крайней мере – в больших городах, из-за особой близости великорусских территорий, русский язык и литература всё больше занимали главное место, а евреи всё ощутимее нивелировались под общий уровень людей «без национальности».

Мне ещё памятны девчата Полтавщины в украшенных «вышиванками» блузках, плахтах и ярких  бусах- монистах. – и это всё не на сценах концертов самодеятельности, а в повседневном быту. После войны таких уже не встречалось – всё заменил стёганый «куфаец» (фуфайка-телогрейка), - одежда почти концлагерная, да бесполый «спинжак».

Ещё в 40-х – 50-х годах можно было услышать разговор в трамвае и на улице на «маме-лошн» - мамином наречии: еврейском-идиш наших родителей. Но в 60-е годы, если говорить о Харькове, идиш перестал звучать: старшее поколение ушло из жизни, не передав свои знания младшим.

Но идиш, что ни говорите, всё же чужд украинской или российской земле. Куда удивительней, что ускоренным темпом на украинской Слобожанщине стала сдавать позиции «мова» - украинский язык. Хорошо помню, что, когда сам был школьником, то даже в центре города, районе наименее ураинскоязычном, были школы с украинским языком обучения предметам: на улице  Гоголя – 58-я, на Рымарской – 6-я. В 70-е же на весь Харьков таких не осталось, кажется, ни  одной!

Губительной для украинского как языка обучения стала «хрущёвская» реформа образования 60-х г.г. «Никиту» в самой России почему-то и до сих пор воспринимают как «хохла» (может, из-за того, что на протяжении долгого времени он был первым секретарём ЦК Компартии Украины в Киеве, а, возможно, из-за особого пристрастия к ношению украинских вышитых сорочек...Но на самом деле он был типичный «кацап» их курских мужиков, откочевавших в своё время  «на Донбасс», украинского языка никогда не знал, и это с его лёгкой руки воцарился на Украине порядок, по которому родители получили право освобождать своих детей от изучения украинскому языку. В школах с русским . языком преподавания изучение украинского стало фактически факультативным. А поскольку в высших учебных завелениях (за исключением лишь отдельных – например, педагогических) украинский язык вообще не употреблялся, родители стали пренебрегать им, даже сами будучи украинцами. Факт, ставший мне известным: в 70-е годы в 82-й средней школе Харькова, помещавшейся к тому времени в Коминтерновском районе, ряд журналистов-родителей, живших с семьями в микрорайоне школы, подали заявления на освобождение своих детей от изучения украинского языка и литературы! Люди, как говорится, сами под собою срубили сук!

Но в то же время происхлдили процессы, которые (по крайней мере, на первый взгляд) носили на себе противоположный знак: вместе с нивелировкой национального лица усиливалось межнациональное несогласие. Проявились последствия установок партийных идеологов: дискредитировать евреев как «комсомполитов», «сионистов» и как, вообще, «неблагонадёжный» элемент. «Пятая графа» анкеты по учёту кадров стала в Харькове, как и по всей Украине, синонимом контроля за «неблагополучной» национальностью (чаще всего – еврейской). Вот лишь несколько из многочисленных и характерных эпизодов тех лет.

*   *   *
Сдаёт экзамен студентка университета, еврейка. В ведомости рядом с её фамилией инициалы: «О. И.» Преподаватель украинской литературы спрашивает: «Ольга?» – «Ні, Олена» («Нет,Елена!»), оотвечает студентка по-украински. Он: «Іванівна?» - «Ні, Ісаківна..» _ - Це гірше» (это хуже), - вздыхает   доцент-экзаменатор...

*   *   *
Мой однокашник, учившийся в одной со мною школе на год младше, Юра Сарвер, поступил  в университете на отделение журналистики филфака и, учась  там,  предусмотрительно решил сменить фамилию, доставшуюся от отца, на материнскую: Махненко. В перемене фамилии  нет ничего незаконного, если это делается официально. Однако на факультете собрали комсомольское собрание6, специально чтобы обсудить мотивы, которыми руководствовался молодой человек. Насколькодалеко он глядел, видно из того, что позднее Махненко стал заметным (в Харькове) писательским функционером: ему доверили кресло главного редактора выходившего на украинском языке  в нашем городе республикансого  журнала  «Прапор», и под могучего журналистского босса стали подстилаться его льстивые коллеги. Махненко писал на украинском и где-то в конце 60-х сочувственно рассказывал мне о выступлении на республиканском писательском съезде какого-то украинского писателя, который с возмущением заявил: «Я в своём родном украинском городе не могу сказать парикмахеру:  «Поголіть мене!», потому что все вокруг смеются, а должен сказать по-русски: «Побрейте!»…Не знаю, за такие ли «националистические» высказывания, но Юрий Махненко от должности  главного редактора журнала был освобождён …

*   *   *
Не ведаю  национальной принадлежности одного из идеологических партайгеноссе Харькова – третьего секретаря обкома компартии Юрия Склярова (русский или украинец?), но сам слышал его выступление, в котором он приводил цифру числа «тайных еврейских синагог» в Харькове. Нетайных давно не было: после войны в одной из действовавших раньше – на улице Кравцова – открыли планетарий, в другой – на Пушкинской – разместился спортивный зал. Если евреи хотели помолиться, то, по старинному обычаю, как предусмотрено иудейской религией, на квартире у любого из них мог собраться «миньян» - не менее 10-ти совершеннолетних мужчин (только при таком и большем количестве действителен обряд). Надо ли спрашивать у кого-либо разрешения, чтоб собраться вдесятером  на квартире? Оказывается: это было необходимо: КГБ смотрел на вопрос иначе, нежели Господь Бог…

Полагаю, не стоит отдельно рассказывать об обстановке, господствовавшей в дни «дела врачей-убийц».В Харькове было тогда арестовано несколько видных деятелей медицины, - в частности, выдающийся эндокринолог Коган-Ясный. Обстановка была предпогромная – по улицам сновали подозрительные личности, выкликая юдофобские призывы, евреев выбрасывали из трамваев и троллейбусов… Вспоминается случай ночного убийства пожилой четы евреев. Рассказывали, что убийцы оставили записку: «Мстим за действия московских врачей!»

*   *   *
Мне уже не раз случилось в израильских газетах писать о махинациях фальсификаторов вокруг  истории Дробицкого яра – хкрьковского аналога Бабьего яра в Киеве. Ограничусь здесь повторением основных фактов.

В Дробицком яру у  восточной околицы Харькова гитлеровцы в конце декабря 1941  – начале января 1942 года расстреляли всё еврейское население оккупированного Харькова. Спаслись лишь единицы  И, что самое главное – спаслись благодаря .самоотверженности и отваге нееврейского населения города – чаще всего  украинцев. При первом освобождении  города  был составлен советскими властями протокол, в котором, намеренно или впопыхах, значилось, будто в том яру были расстреляны «жители центральных улиц» города. Такой сомнительный «синоним»  был выбран для евреев, обитавших в разных районах города! Наряду с этим, в неаккуратно составленном документе фигурировали две противоречивших одна другой цифры погибших в яру: 16 000 и 30 000. Притом, обе – без какого-либо обоснования.

Другой протокол, составленный после второго и окончательного освобождения города от оккупантов, указывал однозначно: на основе обмера захоронений и их подробного изучения количество расстрелянных определено как 13 – 15 тысяч, а захоронены там именно евреи из всего города и его окрестностей. Которых перед тем сконцентрировали в тех бараках поблизости от места казни.

Правда, со слов одной и той же свидетельницы рассказано было в обоих документах об одном и том же случае казни в том же яру группы крестьян из украинского  хутора. Изучив эти документы в Харьковском облпартархиве, я без труда установил: 1. что в первом протоколе, очевидно, с целью «примирения» двух разных цифр захороненных, позднее к цифре «16 тысяч» кто-то дописал чернилами слово «семей», создав, таким образом, «достоверность»: дескать, 30 000 человек принадлежали к 16 тысячам семей…2. что именно на этом подозрительном документе «основывались»  позднейшие, 60-х – 70-х и даже 80-х годов, утверждения в «исторических» статьях, будто в Дробицком яру  расстреляны мифические «жители центральных улиц» То есть фактически это была ещё одна попытка скрыть от народа факт гитлеровского геноцида евреев. 3. Что же касается эпизода расстрела в Дробицком яру жителей хутора Малая Рогань, то, основываясь на противоречиях в свидетельствах женщины, которая одна из всей этой группы чудом уцелела, выбравшись из расстрельной ямы, я выразил предположение, что крестьяне были пойманы гитлеровцами на мародёрстве: оккупанты претендовали на монополию в грабительстве и жестоко карали мародёров из местного населения. (На месте захоронений в Дробицком яру ещё спустя  несколько лет после войны наблюдались случаи раскопки могил ради наживы…)

На территории Харькова и области множество мест, использованных гитлеровцами для массовых казней украинского и другого мирного населения. Что же касается Дробицкого яра, то он,  насколько это видно из документов и сохранено в памяти народной, стал местом казни именно евреев и нееврейских членов их семей, - например, жён, последовавших в гетто вместе с мужьями… Характерно, что окрестное население после войны именовало этот овраг не иначе как «Еврейским яром»…

Столько мерзости наслоили антисемитские элементы на еврейско-украинские отношения, что,  казалось бы, всему позитивному в них давно должен был настать конец. Но нет!!!  Между евреями и украинцами часто устанавливалась и не прекращалась крепкая дружба. Следует сохранять всё положительное, что накоплено усилиями наших народов. Не верю в целесообразность взаимного покаяния и громких клятв во взаимной любви. Наши народы, не нанося ущерба любой третьей стороне, с успехом могут и должны продолжать своё общение. Тем более, что принадлежат они к одному и тому же Черноморско-Средиземноморскому водному бассейну  Соседи!

А соседям и жить по-соседски! Прежде всего, уважать друг друга. Чтоб не усыхали деревья, не рушились гнёзда, не улетали навсегда птицы, а лишь соединяли наши страны вековечными сезонными перелётами!  .   

(Перевёл с украинского автор).