Ледоруб. Глава 4 - За морями. часть 1

Народные сказки
(Несчастные братья) Выдержка:
…При месяце полном брат брата просил –
Обернись-ка ты волком и меня удиви.
Знать нужно мне лжешь ли ты.
Не верю в это, в слова твои.

Он обернулся, прыгнув через двенадцать ножей.
И стал волком, врагом всех зверей.
Он выскочил в окно и скрылся меж елей.
А брат младший нарушил вереницу ножей.

Теперь Волк, который старший брат.
Не может вернуться, человеком стать.
Обречен скитаться зверем в лесах,
Иногда поднимая вой, ибо остался сам…
(Писал Альтер Колски о вражде между
Велиборовцами и Гвозденцами
Во времена Великого мора)


Сады в это время года прекрасны. Они обретают некую магию, магнетизм и желание проводить между, сладко пахнущими, цветами весь день на пролет. Орей направлялся по узкой тропинке, между красно-алых роз, темно-фиолетовых фиалок и белых орхидей к беседке, где жена кормила новорожденную дочь грудью. На фоне голубизны неба, пестрота палисадника казалась неестественной и слишком уж хаотичной, но невысокие пальмолистые клены с порозовевшими листочками смягчало контрастность.
Орей издали видел столь бледная жена. Каммэли перенесла сложные роды, которые отразились на ее, и без того слабому, здоровью. Рождая Келию, она натерпелась не мало боли. Внутреннее кровотечение долго не останавливалось и все готовились к худшему. С каждой секундой Орей наблюдал, как из Каммэли вытекает жизнь, а она лишь переживала за здоровье новорожденной дочки. Но Боги ниспослали благодать и позволили матери насладиться взрослением детей. Теперь ей запрещены долгие прогулки на холоде, дальние поездки и многое другое. Все, что она себе позволяла – проводить длинные дни сидя в беседке и наблюдая как сыновья соревнуются в езде на лошадях, в фехтовании, стрельбе и мореходстве. Хотя с последним доводилось нередко посещать причал.
Теплый ветерок иногда подшёптывал листочками деревьев и лепестками цветов, принося сладкий запах и шум прибоя. Он покачивал короткие, блондинистые кудри Орея и играл его тонкой бородкой. Где-то далеко голубизна неба плавно переливалась в синеву вечного, спокойного Великого моря. А где-то за далеким горизонтом находится родина его отца, где Орей никогда не был. Родившись на Плывучих островах, от кровосмешения между высшим родом Асгатской империи и родом местных царских родов, он получил статус «персоны нон грата» на материках империи. Огромных материках, что в простонароден именовались землями Троегорья. Нечасто Орей думал о родине отца и старшего брата, но командир его личной армии и флота нередко заводил разговор о старом доме, где он вырос.
«Троегорье – великая империя Асгата – говорил старик Асбьерн Кимерит – Мы живем на Плывущих островах, состоящих из пяти больших и нескольких крошек, а Троегорье имеет неосязаемые просторы, кои никто до сих пор не обошел за одну жизнь». Когда Асбьерн начинал говорить, то сутки пропадали зря, ибо стрика даже боевой тревогой не прервешь.
- Добрый день, мой дорогой муж - просипела Каммэли, глядя на розовощекую дочь. Ее зеленные глаза впалые и заплывшие от постоянных недосыпаний и слез, а щеки совсем иссохли, стали словно жилы. Словно натянутые струны, покрытые дряхлой кожей. Такие пышные, алые некогда губы - теперь совсем незаметные, обветренные и посиневшие. А золотые локоны совсем обесцветились и высохли. – Вы пришли наведаться к дочери?
Орей присел на белую лавку, тепло заглянув в зеленные глаза жены. Он чувствовал, как похолодели отношения между ними, но пытался попросту не замечать этого. Почесав шрам под салатовым, без рукавов камзолом, с фестончатыми контурами в области левого плеча, он попытался не замечать, как неловко себя чувствует Каммэли. Последнее время она не показывалась оголенной на глаза мужа, а ведь при беременности грудь наливается и становится еще привлекательней. Она прекрасная женщина и любой мужчина жизнь отдаст за такую красоту, даже после такой болезни ее чары никуда не делись. И каждый раз, как Орей видел Каммэли, чувствовал острую потребность в тепле и ласке, но никак не мог получить ее. Когда брат умер, Орей понимал, что поступает против воли богов и желания отца, но не хотел слушать никого и всеми силами старался добиться руки Каммэли, и в конце концов она поддалась напору младшего за себя на десять лет Орею, положительно ответив на призыв к браку.
Когда умер первый муж, Каммэли пришлось делить любовь к его сыну и детям от нового, поэтому Орею оставались жалкие притворства, а не то, чего он ожидал. С момента их свадьбы отношение не крепли и после родов совсем за индевели. В последнее время она не многословна, часто запирается в комнате и хнычет, жалея о том, что больше не сможет танцевать на балах. Ездить к подругам в гости и много другого, а это было ее жизнью. Теперь ее ноги не двигались, умерли, стали совсем бесполезными. Она не могла даже в туалет ходить сама и постоянно звала прислуг. Каждый раз смотря в глаза жены, Орей чувствовал вину. Днем и ночью он думал о том, что это наказание богов за его грех. За то, что он поступи наперекор отцовскому желанию.
- Я к тебе наведался – спокойно произнес он, глядя синими глазами в голубую даль – Ты не озябла? Может позвать слугу, чтобы плед принесли?
Он уже обернулся назад, к поместью, где у самой двери стояла низенькая, темноволосая, смуглая служанка, рядом с большой дверью она казалась совсем крохой, но Каммэли остановила его.
- Я хотела бы побыть одной – тихо ответила она – Слуги и так сутки торчат у моей кровати. Мне хочется хоть немного одиночества, понимаешь?
Орей не ответил.
В это время Тэрин пытался показать старшому на три год брату, что он ничуть не хуже в езде. Асбьерн крутился с детьми на ристалищу, пытаясь что-то доказать и показать, хотя четырнадцати летний Тэрин и семнадцати летний Одд не слишком уж прислушивались к словам старика. Тем более, что каждое предложение начиналось экскурсом на один из троих материков Асгата, куда путь детям заказам. Орея не очень радовало, когда Асбьерн забивал головы детям всякими небылицами и разжигал желание побывать на родине. После подобных сказок о величестве Асгатского рода, хотелось погибать за то, чего по сути никогда не имел. Наслушавшись пропагандирующих россказней поневоле начинаешь гордится тем чего у тебя нет, и не объективно оценивать свое положение.
- Как дела на острове? – безо всякого интереса, спросила Каммэли – Кметы все еще работают на полях?
- Вчера произошел пожар на полях – безразлично ответил Орей, глядя, как малышка впилась руками в мягкую грудь жены – Трое погибло, еще десять получили ожоги и работать больше не смогут. Придется принести их в жертву, пока они не погибли от боли и инфекций. Бог Аоиган не придирчив к подношению, и щедро платит за человеческие жизни, хоть и совсем тусклые.
Каммэли слегка ужаснулась твердости и холодности слов мужа. Он не чувствовал жалости или сострадания семей погибших. Мозг его работал методично и расчетливо, может поэтому она и не пускала Орев в свое сердце. Чтобы самой не превратиться в лед, не стать такой же бездушной и лицемерной.
- Вы поступите мудро, если подарите возможность их женам и детям провести хоть немного времени провести с родными – словно пробуя почву под ногами, говорила Каммэли, поправив золотые, ломкие волосы – Или проявите свою любовь к подчиненным, если пожертвуете каждой из семьи хоть немного монет. Ведь подобное не станет для вас такими уж непосильными затратами…
- Не станет, но за их беспечность, за глупость и не осторожность платят они сами – отмахнулся Орей, почесывая бородку – Я не стану платить за их ошибки… Сами виноваты.
Каммэли опустила зеленные глаза к полу, поняв, что все попытки тщетны. Заметив похотливый взгляд мужа, она невольно прикрыла грудь.
- Ты давно не приглашала кузин – вдруг сказал Орей – Они ведь еще не видели Келию. Может, уже пора?
- Может вы запамятовали, как разнервничалась Фрэя от такого количества народу? – Поспешила Каммэли отбить глупую идей, поселившуюся в голове мужа – А ей тогда исполнилось полтора. Я тогда десять ночей к ряду спала в кровати дочки, и вам это не сильно нравилось.
Орей не стал настаивать, хотя замкнутость жены все больше и больше раздражала. Он начал чаще задумываться о наложницах, хотя людям подобного чина это запрещал Асгатский закон. Орей уже давно не считал Троегорскию империю авторитетной, и считал, что подчиняться кому-то, кого ни разу не видел – глупо. К тому же, как можно оставаться равнодушен к полному отрицанию существования кого-то навроде Орея со стороны империи. Это не справедливо, как минимум, и чтить заветы величественных предков, что даже не подозревали о землях за океаном – глупо. Время неумолимо течет, и анахроничные законы затормаживали развитие народа. Но отношение Ярлов и других хэерсиров к полукровка не отличается от отношения к конюху, а если такой тип начнет нарушать законы предков – это будет сравнимо с приговором.
- Кстати, а где Фрэя? – спросил он наконец, оглядываясь по сторонам. – Обычно она крутиться возле младшей сестрички, но сейчас я ее не наблюдаю.
Каммэли вытянув утончённую шею, всматривалась в сторону ристалища, где парни выжимали все соки из подаренных Ореем лошадей.
- Вон она – улыбнулась Каммэли, увидев дочку – Выгуливает пони под грушей за ристалищем.
Орей присмотрелся и увидел, как маленькая, десятилетняя, разодета в розовое платья с кружевами, золотоволосая, как мать, девочка, выискивала упавшие груши и кормила ими маленького пони. Ей всегда не нравилось, как мальчики заставляли лошадей носить их на спинах, поэтому, когда Орей подарил ей пони, она попросила Асбьерна снять узды, и водила зверя за собой при помощи узелка вокруг шеи, постоянно почмокивая. Она еще ни разу не ездила на пони верхом. Пожалуй, любовь к зверям и природе дочки могло снять напряжение с Орея, и даже смягчить его сердце. Только вот братья слишком часто, опрометчивым словом или действием, могли заставить девочку плакать. В этом доме никто так не сопереживал, как маленькая Фрэя, она была сердцем дома Торваров.
- Вчера они сильно поссорились – наконец выдавили Каммэли, глядя на сыновей. – Сын твое брата начинает задаваться вопросами, которых ты избегаешь… Одд не ваш, но старше Тэрина и сын хэерсира, к тому же остальные хэерсиры и старейшины острова сразу говорили о том, кто будет владеть поместьем Торваров после…
- Я – хэерсир. И никакой старейшина мне не указ. – ответил Орей ничуть не стесняясь показать где он, а где Каммэли – Единственный, кто вправе решать кому достанется титул и надел. Кто будет хэерсиром после меня, получит поместье и бразды правления флотом. К тому же, я еще жив и умирать пока не собираюсь… Меня уже достало надменное отношение со стороны ярла, хэерсиров и даже старейшин, хотя каждый из тех старых пердунов, всего лишь слуга. И никто из них не посмеет даже смотреть в сторону Троегорья, не то, чтобы иметь честь быть там захороненным. Рядом с предками… Они все трусы, готовы перегрызть глотку друг другу по малейшему поводу. Или послать детей на гибель лишь по прихоти конунга из материков. Великого конунга, императора Асгата и владельца троих неосязаемых материков… Его-то я бы первого задушил. Как он может нагонять страх на весь мир и при этом прятаться за нашими спинами? А мы еще и пятки готовы ему облизывать, лишь бы он подольше покатался на нашем горбу. Скажи милая Каммэли, отчего такая несправедливость? Отчего сын, искренне любящий Асгат не может попасть на родину своего отца?
- Возможно родина- это не земля и границы – робко ответила Каммэли – А любовь к своему народу, гордость за своего конунга, ярла и трепетное отношение к традициям?
Возможно Каммэли и не пыталась унизить мужа, но последние слова задели его за живо. Ведь он искренне ненавидел дурацкие традиции и часто не праздновал праздники, увиливал от исполнения законов, хотя его род славился неизменным исполнением обещаний. Даже если они шли во вред.
- Как же я могу чтить законы и традиции, которых совсем не понимаю? – пожал плечами Орей, почесывая шрам – Мы так глупо исполняем все приписанное предками так, словно мы действительно чистокровные Асгаты, хотя это всего лишь самообман. Из-за подобного мы и не понимаем, что из себя представляет империя.
- Вы правы, мой дорогой муж – склонив голову, пробубнила Каммэли. – Никто не станет говорить о том, что вы должны делать. И никто не станет перечить вашим взглядам, но Одд… скоро станет совершеннолетним и нужно подумать, какой титул ему пожалует его приемный отец и родной дядя. Игнорировать эту традиция вам не позволяет положение и честь. Вы перед всем домом обещали, что сохраните все права на владения поместьем и флотом, за племянником, а род Торваров всегда исполняет то, что обещают, даже если это идет им во вред… Вы ведь не станете портить и без того хрупкую репутацию?
Орей отвернулся, а шрам на плече снова зачесался. Она знала куда нужно давить. Да каждый пройдоха на Плывущих островах знал, что Торвары славятся тем, что держат слово всегда, а Орей имел глупость напиться на свадьбе и обещать много того, за что теперь жалеет. И насчет шаткой репутации Орея в обществе Каммэли тоже знала. После внезапной смерти брата Хельгина, каждый кто искренне считал его истинным Асгатом, нынче считает, что в смерти повинен его младший брат. Конечно страсти кипели не один месяц, и при любом поводе Орея называли Сыном-Улии. Богини, пившая кровь жертв, которых приносили в честь ее сестер и братьев, а потом отец изгнал ее на землю и она стала воровать у людей, чтобы не умереть. И даже, когда Каммэли вышла замуж второй раз, причин подозревать Орея в смерти не стало меньше, и даже наоборот, увеличилось. Теперь его называют похитителем жен, помимо прочего, что цеплялось к нему на протяжении долгих лет.
Он не стал придавать этому такое уж огромное значение. К полукровкам и без того препаскудное отношение, а с появление новых прозвищ дело шло не хуже, как убеждал себя Орей. Конечно на турнирах, на пиршествах, да и вообще просто на званых обедах поместье пустовало. Рыцари не решались демонстрировать свое мастерство перед Сыном-Улии. Сражаться на игрищах по поводу дня рождения детей неуважаемого в обществе хэерсира, к тому же полукровки. С детства Орей научился замыкать сердце от подобных издевок, презрительности отца и брата. И даже превращать это знание в щит. Никто не мог обидеть того, кто холоден к любым попыткам насмехаться над презренным нечистокровным, почти что бастардом, человеком.
- Если ее вообще возможно испортить – зло бросил Орей.
Разговор ему не нравился. Каммэли любила детей одинаково и никого не хотела обижать. К тому же уроженке Плывучих островов ничуть не понятны традиции Асгатов, поэтому она не понимала, как тяжело будет Тэрину если хэерсиром станет Одд. Когда рождался сын у полукровки, его совсем переставали считать за человека достойного называться сыном Асгата. Имперцы слишком ревниво относились к чистоте крови.
Орей нежилая продолжать разговор, поднялся.
- Желаю хорошего дня – сдержано произнес он и направился к поместью.
- Ах да, - послышался за спиной голос супруги – Слуга говорил, что от ярла прилетела почтовая птица. Может вам стоит посмотреть его сейчас?
Орей кивнул и продолжил путь к большим дверям. Чистокровные Асгаты не ниже двух метров, поэтому входные двери не ниже трех, и им повезло, что островитяне не уступают ростом Асгатам, иначе бы пришлось все перестраивать. Арочным коридор, обросший лозой, вел между высоких статуй старых князей, которые правили островами до того, как их поработил Асгат. Поместье имело несколько смотровых шпилей в форме пирамид поставленных друг на друга, расположенных по углом палисада. Находясь на десятиметровой насыпи, от сюда открывался хороший вид на остров. Плывущие острова состояли из пяти больших островов, что напоминали трёхпарный корабль, у которого носовая часть рогатая и располагалась отдельно. Остров, на котором находился поместье Торваров, самый южный относительно остальных островов и плелось за кормой, словно хвостик. И уступал по площади во много раз.
Неподалеку слышались крики чаек, доносившиеся от причала. Около десяти кораблей пришвартовано у пирса, еще два находились на ремонте у верфи. Орей на секунду остановился, вглядываясь, как один из многочисленных рыболовных лодок, поднимал сеть, наполненную треской, камбалой, форелью и прочим, что в достатке водится у берегов Плывущих островов.
Входя в поместье Орей ощутил легкий перепад температуры. В помещении всегда прохладней, нежели снаружи, хотя надвое и царила зима. Иногда северные ветра приносили холод, но острова располагались ближе к экватору, нежели к полюсу, поэтому суровые холода почти не ощущались. С детства Орей знал, что зима, как и лето, и весна, и осень длиться почитай тысячелетние эпохи, поэтому ни один человек не знал, как отличается летняя жара от зимних холодов. Поднимаясь по ступенькам Орей услышал звон колоколов, говоривший о двенадцатом часе с начала суток. В такое время кметы шли обедать, да и Орей ощущал легкий голод, но решил прежде ознакомиться с письмом от ярла.
Длинный коридор, украшенный разными картинами и бюстами глав рода Торваров, что привез с собой отец, провожали Орея к кабинету с неким осуждением. Каждый всматривался в походку потомка синими глазами, наполненными надменностью и пущим высокомерием. Это легко читалось, и только глупец не мог увидеть этого. Орей часто ловил себя на мысли, что все они чужие, словно из другого мира, люди. И он им ничем не обязан. Подходя к двери, он заметил портрет отца и бюст, а рядом портрет брата. Они всегда смотрели на Орея словно на слугу, и он все чаще подумывал попросту убрать их, но тогда это выглядело как проявление слабости и расценивалось, как поступок обидчивого юнца.
Пустой, не очень просторный кабинет, встретил хозяина угрюмостью и зябкостью. Окно открыто и несколько птичек весело разговаривали, сидя на подоконнику. Как только приходит письмо, слуги стразу же несут его в кабинет, а уж потом сообщают, поэтому Орей нашел запечатанный лист бумаги, с огромной печатью, на столе у большого окна. Он осторожно приблизился к темному дереву, из которого выстругали столешницу и с отвращением глянул на красную, с коронованным драконом, печать.
Орей знал о недавнишней кончине Ярла Хаука, и что похоронная церемония проходила ровно две недели тому. Титул хэерсира обязывает присутствовать при подобных церемониях, но Орей счел это лишним, и даже не потрудился объясниться. Так же он знал, что неделю назад Ярлом стал сын Хаука – Хьярвард, и снова проигнорировал обязанность, хотя в этот раз посетовал на хрупкое здоровья супруги и сильное переживания за ее жизнь. Может Хьярвард и простил подобную надменность, но возможно - нет.
Нож для вскрытия писем легко рассек бумагу, а ловкие пальцы сами вытащили письмо. Синие глаза быстро забегали по строчкам, написанными женской рукой под диктовку Ярла:
«Хэерсир Орей Торвар предупреждается о том, что Ярл Хьярвард, заступивший на должность Ярла Хаука ровно неделю назад, желает видеть всех хэерсиров у себя в чертогах в ближайшее дни не позже следующей недели. Невысказанная присяга от Орея Торвара заставляет Ярла Хьярварда сомневаться в компетентности упомянутого выше лица, в его преданности и способности править флотом от лица конунга Асгатской империи. События прошлых пиршеств и поминок говорят о неспособности хэерсира прислушиваться к законам чести и традициям, что является показателем неуважения к дому Ярла Хьярварда из рода Сольвейгов. Это заставляет задуматься о способности хэерсира, как полноценного полководца и флотоводца… Правом данным конунгом, Ярл Хьярвард может лишить Орея Торвара надела в случае игнорирования данного письма…»
Дальше Орей не выдержал. Пальцы жадно сжимали бумагу, а от злости в голове помутилось. «Лишить надела? – подумал Орей – Только попробуй, недомерок!» Он вышвырнул письмо в окно и направился к конюху, хотя подобное письмо только подогревали желание полностью его проигнорировать.

***