Трансерфер 2-3 Гармония пространства и времени
Прибывших офицеров распределили в первую и вторую эскадрильи. Приставили техников-наставников для ознакомления с их знаниями и с материальной частью самолётов, закреплённых за ними. Предстояли экзамены ввода их в строй. Над молодыми подтрунивали, как это принято в частях. Друзья терпели это с трудом и огрызались. Георгий сам перешёл в наступление, вспоминая приколы по новой реактивной технике на практике.
– Покажите кто-нибудь, как регулируется компрессия в камерах сгорания? – прикидывался Георгий.
– Вы что, не знаете?
– А нас не учили. Это новая директива завода-изготовителя. – И заметив чей-то заинтересованный взгляд, тут же тащил его на стремянку к открытым лючкам двигателя.
– Давай, покажу! – купившийся на шутку отрывался от своих дел.
– Да вы не смущайтесь! Пойдёмте! Нам на стажировке мотористы со старой техники много чему учили. Мы не гордые. – Приставал он к большому и добродушному лейтенанту. Тот, подойдя к лючку, махнул рукой, сообразив, что «купился» на шутку, и возвратился к своим делам.
А вы награды имеете? – разыгрывал Георгий представление. – Они у вас под комбинезоном? Покажете? – умоляюще просил он и тянул офицера за рукав.
– Отстань от него! – наконец вступался кто-нибудь за наивного техника. – Он у нас с прошлого года в полку из Вольского училища. Нам тоже награды не показывал! – добавляли они свой прикол.
Все дружно хохотали, радуясь, как дети, снимая напряжение. Поняв прикол, купившийся не злобно плевался и отмахивался от Георгия, как от назойливой мухи. А он продолжал, как ни в чём не бывало. Он не мог остановиться, им владел азарт игры.
– Я в отчёте за эту практику напишу, что вы доходчиво научили меня регулировать компрессию камер сгорания реактивного двигателя, – серьёзно обещал он без тени улыбки. «Вся жизнь – театр»! – вспомнил он наставления руководителя кружка самодеятельности Редлих.
– Да отстань ты от меня, – наконец сообщил он, что в реактивных двигателях этого делать не надо. – Все мозги уже перепилил своими вопросами. Пилишь и пилишь, как рашпиль. Иди с Курбатовым шути. – Снова смех.
С лёгкой руки лейтенанта Вольдемара Закамского, этого громадного и великодушного добряка, сравнение прилипло к Георгию и стало прозвищем. Теперь к нему все обращались не иначе, как «рашпиль». В отместку полковой балагур Володя Курбатов стал подтрунивать над Георгием более тонкими авиационными приколами, типа:
– Инженер эскадрильи велел всем приготовить средние аэродинамические хорды крыла для осмотра. А ну, салаки, покажите, как вы быстро это делаете?
– Ты-то сам не забудь протереть их. И не перепутай – средние! – не оставался в долгу Георгий.
Но вскоре, после оглашения приказа о закреплении новичков за самолётами, стало ясно, что у Георгия не только красный диплом, но и «мохнатая рука» в лице командира полка. Начались шуточки на родственную тему.
– Ты командиру кем приходишься – зятьком или…
– Бери выше! – отшучивался он.
– Куда выше-то? Ты что, из генеральских сынков?
– А ты?
– Я – нет. Мы детдомовские. – выстраивал дистанцию Курбатов.
– Откуда знаешь? Об этом знает только твоя мама. Это она тебе сказала, что нет?
– Ты мою маму не тронь! – шутя, злобился Курбатов.
С шутками и приколами Георгий вписался в офицерскую среду полка, как техник командирского самолёта, «отличник и рашпиль», приучающий нерадивых «спецов» по радио, вооружению, электроспецоборудованию (ЭСО) к порядку на своём, командирском самолёте. Приколы были добрыми и тоньше, чем на практике, но здесь и служба, и жизнь были тоньше, комфортнее и изысканнее.
Летающий замполит, подполковник Пущин Александр Сергеевич, объединивший в своём имени сразу двух знаменитых друзей и поэтов, умный и тактичный, с великолепной памятью на имена всех офицеров и солдат полка, и, в то же время, строгий командир, и сам был не лишён юмора. На первых же командирских занятиях, представляя пополнение, он предложил всем выбрать формы культурного досуга.
– Я не делаю этого никогда, – интригующе завершил он занятия, – но, в порядке исключения, сегодня сделаю это первый раз. Потому что то, что я собираюсь предложить вам и поручить одному из вновь прибывших, касается всех и требует творческой самоотдачи.
Зал затих в напряжённом ожидании.
– Сообщаю вам приятное известие в ответ на все ваши предыдущие просьбы и попытки организовать в полку культурный досуг – самодеятельность. Ваши просьбы услышаны, и вот появился специалист, скажем, опытный человек, в решении этих вопросов. Штаб армии прислал специально!
Все оживлённо забубнили.
– Вот это выпускная характеристика лейтенанта… – Замполит достал из планшета свёрнутый листок, повертел им и назвал имя Георгия.
– Не пугайся, лейтенант, я всё про тебя читать не буду, а только то, о чём я сказал, – о творческой самоотдаче.
– «…Руководил самодеятельностью в роте, участвовал в батальонной, училищной... Исполнитель популярных стихов, песен и плясовых миниатюр. В составе концертной бригады выступал в институтах, в клубах города и областных посёлках Иркутска и Иркутской области…» И далее о грамотах и благодарностях. Читать не буду, не обижайся, лейтенант.
В командирском классе загудели. Георгий не сомневался и не возражал, что и в полку его нагрузят самодеятельностью, но то, как тонко это сделал замполит, обязало его на полную самоотдачу.
– Поручаю лейтенанту проявить свои способности в нашем полку. – Замполит сделал паузу. Паузу заполнил одобрительный гул:
– У-у-у!!!
– Позвольте считать ваш одобрительный гул за согласие. Отдаю его вам на творческое растерзание! От службы освобождений не просите. Не будет! Всё – в свободное время. Меньше ходите в деревню и в город за наливками и пивом. А то я слышал, что у вас уже отработаны маршруты питейного досуга: по «малой и большой коробочкам».
– Какие «коробочки»? Это у лётчиков на картах коробочки. А у нас даже карт нет, – обиделся за всех техников Володя Курбатов.
– Да, товарищ подполковник. У них только – игральные. Но в преферанс играть не умеют, – пошутил молодой холостой, но классный лётчик Володя Колесников.
– Вот, вот! Вы вместе летаете, вместе играете. Ваши досуговые «коробочки» становятся опасными. Засекли. «Малая коробочка» – маршруты по «забавам» в деревне. «Большая коробочка» – по ресторациям и киоскам, по пиву и наливкам в городе. Напоминаю, на чужой территории «на забавы» и по ресторанам в одиночку «летать» запрещаю. И по одним и тем же маршрутам тоже. Собьют! Надеюсь, с моим поручением у Вас появятся новые «маршрутные карты»!
– Товарищ подполковник, Вы разрешите один раз показать лейтенанту, куда «летать» нельзя? – шуточно сдавленным грустным голосом послушно спросил Курбатов.
– Я же сказал – в одиночку нельзя.
– Понятно! Мы только один раз – «вывозные».
– Вы же знаете, что новичкам и отпускникам «вывозные» делают командир, его зам и я. Что скажешь, лейтенант? – обратился он к Георгию.
Замполит оказался с тонким чувством юмора, по-отечески заботливым человеком. Без сомнения, он пользуется любовью всего полка. Георгию понравилось лаконичное представление и поручение ему, отеческие запреты всем и шуточная реакция офицеров. Молодые, неженатые, с горящими глазами, а их было большинство, воодушевляли Георгия. Он встал и без лишних рассуждений пообещал:
– Приказ не обсуждают, а выполняют! – и обращаясь к офицерам, добавил: – Познакомимся в деле. Надеюсь, сработаемся!
– Ну вот, «бери ручку на себя», лейтенант. На следующей неделе возвращаемся на «зимние квартиры». Приступайте к подготовке концерта к 7 ноября и к Новогоднему балу в Доме офицеров. Начальник клуба – в курсе, обеспечит всем необходимым. А для жён и детей старших классов офицеров гарнизона в ближайшие субботние танцы Вы, лейтенант, покажите свои способности. Я представлю Вас и приглашу для участия в этих мероприятиях. Вам поможет наш полковой инструментальный ансамбль, руководит которым старший лейтенант Муратов.
– Есть! – ответил Георгий, как полагается, и почувствовал всплеск адреналина.
– Все свободны!
Уже знакомые офицеры, балагур Володя Курбатов и его антипод – монумент силы и спокойствия Вольдемар Закамский, вместе со всеми обступили Георгия.
– Сработаемся! Но вначале «вывозные», – надвигая фуражку низко на глаза, протянул руку Курбатов. – Позволь представить музыкального руководителя полкового ансамбля, саксофониста Юрия Муратова, московская музыкальная школа. Почти консерватория. Гитарист – Брага Алексей – киевская дворовая школа с одесским акцентом. Я – ударная установка. Учусь бить по нотам и нервам, перекрывая шум самолёта! – в своём духе шутил Курбатов.
– А ты что поёшь, тёзка? В смысле репертуар?– сразу же взял быка за рога Юра Муратов.
– Современные эстрадные популярные: «Поцелуев мост» Эдди Рознера, «Как много девушек хороших» Исаака Дунаевского, с ансамблем, и ещё есть несколько популярных романсов под гитару: «Тёмная ночь». Даже есть одна песня на мои стихи, «Курсантский вальс».
– Всё, добро! Это нам знакомо. Завтра же начинаем репетиции. – Муратов взял на себя организацию места репетиции, а Георгий и не возражал. Ему надо было входить в коллектив, а не делать революцию...
Первое выступление в полку прошло при переполненном зале. И замполит, и офицеры, участники ансамбля не скрывали воодушевлённого восторга о новой струе в их танцевальных вечерах с эстрадными номерами. После представления для начала Георгий прочитал стихи Есенина «Письмо к незнакомке» «…Вы помните, вы всё, конечно, помните…». Он боялся, что утомит внимание слушателей длинными стихами, но аплодисменты были долгими. Инструментальный ансамбль сыграл традиционный вальс, с которого всегда начинались танцы. Но в перерыве раздались женские просьбы:
– Прочтите что-нибудь из военного цикла.
Он прочитал Симонова «Жди меня». Долгие аплодисменты вдохновили его. С подачи Муратова: «Он ещё и поёт!» – Георгий спел «Поцелуев мост»: «Когда мы были молоды, бродили мы по городу, встречали мы с подружками рассвет…» и свой «Курсантский вальс»: «В небе звёзд осеннем хоровод плывёт. По широким улицам народ идёт…». Танцевали меньше, чем слушали стихи и песни. По просьбе той же женщины Георгий спел «Тёмную ночь», чем довёл некоторых женщин до слёз.
Аплодисменты и благодарности были долгими и горячими. Он почувствовал сладость признания и обретения поклонников. Внутренний червь сомнения в правильности выбора авиационной профессии, а не артистической, окончательно погиб. Тёплый, восторженный приём его выступления сослуживцами здесь, вдали от Родины, не избалованных вниманием профессиональных артистов, затмил все предыдущие концертные выступления в училище и на практике. Это опьяняющее ощущение признания стало ещё одним незабываемым приятным и своевременным моментом познания себя. Он испытал радость открытия своих природных данностей и найденной формы камерного исполнения, востребованного полковым сообществом. Боевой полк принял его в свою семью. Дистанция старичков и новичков, требующая стороннего наблюдения и контроля поведения, исчезла. Изучение и познание себя завершалось. Он повзрослел, получил любимую профессию и лучшее место начала офицерской службы, открыт и предсказуем, и его приняли таким, каков он есть. Судьба вела его вперёд, а он осознанно доверял ей...
Празднование 7 ноября 1958 года вылилось в большой дивизионный праздник. Все официальные мероприятия проводились по полкам и батальонам. Но концерт был сводным, в дивизионном клубе Дома офицеров, и впервые из-за большого количества желающих – по пригласительным билетам. Учащаяся молодёжь подготовила много эстрадных номеров и «обкатывала» их на этом празднике, перед новогодним балом в Свинтошевской средней школе, где учились все старшеклассники близлежащих гарнизонов. Полковой банкет проходил в столовой гарнизона на первом этаже. А на втором этаже, в клубе офицеров, с небольшим смещением по времени, параллельно, шли концертные выступления и танцы.
Выпивка была заготовлена разная и хорошая. Строгий и добрый, всеми уважаемый замполит Александр Пущин специально устроил это изобилие, чтобы подвыпившие офицеры не шатались по гарнизону и городу в поисках добавки. Фронтовые «сто грамм» превратилась в привычку военной службы. Это стало опасным и недопустимым, с точки зрения службы за границей и чести мундира. Пусть пьют в одном месте, на глазах.
Здание столовой и клуба превратилось в муравейник. Офицеры, выслушав приказ и поздравления, выпив и закусив за общим столом, с первых же звуков полкового эстрадного квартета потянулись наверх с жёнами и подругами потанцевать. В руках офицеров и на цветочных столиках клуба сверкали фужеры и бутылки шампанского. Офицеры щеголяли своими новыми мундирами. Иллюзию гусарского бала придавали женщины в модных заграничных платьях и осознание места пребывания. Европейская культура – рядом Париж, Вена, Варшава, Берлин.
Пущин беспокоился обо всех, словно отец родной, знал, от кого, что можно ожидать, для доставки домой офицеров, рядом со столовой, дежурил транспортный патруль. Специальный патруль с машинами следил за тем, кого пора было отвозить на аэродром или в жилые дома за территорией гарнизона. Начавшееся празднование в 19 часов, с праздничного ужина, с перерывами на концертные выступления и танцы, без всяких ЧП, продолжилось до полуночи. Остались только самые трезвые и стойкие. Тогда начальник патруля доложил замполиту, что:
– Нестойкие городские – дома, в койках, аэродромные – в общежитиях, остались стойкие и не пьяные – жители городского гарнизона. Танцы продолжаются!
– Хорошо! Зови лейтенанта с ансамблем и с гитарой. Теперь и я могу выпить с ними и попеть!
Пока шёл концерт, Георгий и участники вокально-инструментального ансамбля не то что ни грамма не выпили по предупреждению замполита, а просто не было возможности. Этим выступлением закладывалась новая культура досуга всех военных и гражданских жителей гарнизона, и поэтому отказывались от дружеских предложений выпить с ними, как могли.
– Ну, теперь выпьем и споём мои любимые песни. – Пущин предложил тост:
– Огромное спасибо Вам за праздник без ЧП. Вы трезвые, пора поднять бокалы за 41-ю годовщину Октябрьской революции. Всем здоровья и успехов!
За столом осталось командование дивизии и полка с преданными и ответственными за мужей их жёнами. Георгий исполнил с замполитом «Тёмную ночь», потом все вместе «Марш авиаторов»: «Всё выше, и выше, и выше…», его любимую «Дождливым вечером, вечером, вечером…». Застолье по-домашнему было тёплым и неспешным.
Мария не пила и не подпевала, а только скромно улыбалась всем и Георгию. Начальник штаба, подполковник Каськов, пожалуй, старше всех по возрасту в полку, нахваливал жене Наде терпимость Марии к его недостаткам, в отличие от неё. Они сидели рядом с ним.
Георгий отметил схожесть этого штабного застолья со штабными застольями родителей в Хабаровске и на Сахалине. Время ничего не изменило: тосты, речи преданности партии и правительству, боевой дух воинов. Командиры, строгие в напряжённых буднях, в таких застольях открывали души в песнях и доверительных беседах между собой, снимая осадки от ежедневных проблем. Они были люди своего времени и судьбы своей страны, которую они призваны защищать…
– А ты хорошо поёшь, земляк! – проходя мимо, впервые Мария обратилась к Георгию.
–Спасибо! – ответил он, не питая никаких иллюзий. Их бытовая жизнь в полку развивалась по разным путям, они почти не пересекались. Она жила на аэродроме, а он в городе...
Свидетельство о публикации №214022700726