Янина и бычок

Служба  на  военном  корабле. Самая  заветная  мечта  моряка,  конечно  после  дембеля,  это  заводской  ремонт.   У  нас  были  ежегодные  докования:  чистка  днища,  ремонт  забортной  арматуры,  просушка…    Ремонт  это  не  работа,  это  не  служба.  Ремонт это  счастье.  Это  увольнения в город.  Это   возможность  хоть  на  время  отдохнуть  от  опостылевших    командиров. 

Опуская  даже  запретный  плод  в  виде  «шила»  достаточно  сказать,  что  ремонт  это  девушки,  коих  в  иных  местах  службы  не  так  много.  Я  бы  сказал,  вообще  нет.   По  крайней  мере,  у  нас  в  Парисе.  Нет,  моряки  с  «бербазы»  находили  возможность  пообщаться  со  слабым  полом.  Не  буду  уточнять,  где  они  их  находили.    Боюсь,  это  не  очень  понравится  офицерам  плавсостава.  А  нам  убогим  корабельным  сиротам  счастье  выпадало  не  чаще  чем  раз  в  год.  Ну  а  средний  ремонт  это  полгода  рая.

В  заводе  я  встречался  с  одной  очень  даже  интересной  девушкой.  Она  в  то  время  училась  в  медицинском  институте.  Сказать  красавица,  значит  плюнуть  ей  в  лицо.  Просто  королева.  Волос  чернее  ночи.  Шемахинская  царица  нервно  курит  в  стороне.  Все  было  при  ней.  И  душа  и  тело…  ну  и  все  остальное.  Грудь  шестого  размера.  Это  Вам  о  чем   говорит?   Попка,  ножки,  просто  чудо.  Глазищи  бархатные  с  поволокой,  как у  коровы.  Нет,  диванным  лежебокам  никогда  не  понять  чувства  корабельного  матроса.  Если  кто  подумает,  что  я  ее  любил?   Нет,  я  ее  не  любил.  Я  на  нее   молился.  Это  была  богиня.  Это  была  моя  вечерняя  звезда. 

Почему  именно  вечерняя,  а  не  утренняя,  или  дневная,  или   ночная?  Поясняю.  Мы  стояли  в  среднем  ремонте  и  наравне  с  другими  механизмами  на  нашем  корвете  меняли  главную  силовую  установку.  По-русски  сказать  мотор. 
А  так  как  замена  этих  механизмом  вещь  не  простая,  то  сначала  их  проверяют  на  заводском  стенде.  И  не  одни  сутки.   Моряки  умудрялись  продлить  эти  испытания  на  несколько  недель,  а  то  и  пару  месяцев. 

Пока   двигатель  находится  на  стенде,  на  открытом  заводском  дворе  в  ночное  время  возле  двигателя  выставлялся  пост,  для  охраны.  Морячки  народ  не   столько  вороватый,  сколько  любопытный.  А  чтобы  любопытствующий  морячок  не  смог  чего  отвинтить  с  дизеля,  и  не  «подмотать»  с  собою  железяку,  естественно  должен  рядом  находиться  другой  морячок.   И  это  правильно.  Но  самое  замечательное,  что  вахта  дизеля  начиналась  в  19.00  и  продолжалась  до  01.00.  Отсюда  вывод:  на  вечерней  поверке  в  22.30  на  вопрос  где  тот  или  иной  матрос  следовал  ответ – вахта  дизеля.  В  результате  самое  сладкое  время:  с  18.30  и  до  подъема  флага  08.00 делай  что  хочешь. 

Кому  нужен  тот  двигатель,  когда  перед  тобою  открыты  все  дороги?  Главная  из  них  на  местном  жаргоне  называется  «самоход».  Естественно  я,  как  мотылек  летел  на  свет  вечерней  звезды,  что  бы,  когда-нибудь  опалить  себе  крылья.  И  опалил. 

В  тот  злосчастный  вечер  баталия  между  мною  и  Яниной  проходила  особенно  жарко.  Уступать  ни  кто  не  хотел.  Инициатива  по  переменку  переходила  из  рук  в  руки,  из  ног  в  ноги,  из  губ  в  губы  и  наоборот…  Сталинград  1942 года -  детская  забава.  К  утру,  мы  умаялись,    решили  заключить  временное  перемирие.  И  растерзанные  боем,  обнявшись,  как   в  предсмертных  корчах,  оба  уснули.

Проснулись  случайно,  я  глянул  на  часы  -  07.30.  Я  как  по  тревоге  на  корабле,  не  одеваясь,  чмокнул  Янину  в  губы,  схватил  одежонку  и  дал  полный  ход  на  улицу  ловить  такси.  Ширинку  джинсов  я  застегивал  уже  на  трап-сходне  корабля.

К  подъему  флага  я  таки  успел.  На  юте  вахтенным  у  трапа  стоит  Гиря  Ковалев.
-  Ну  чё  Гирь,  как  обстановка  на  корабле, спросил  я.
-  Нормально  Иваныч! – весело  ответил  вахтенный.

У  меня  свалилось  с  души.  А  Гиря  мерзавец,  продолжил:
-  Тебя  попалили.
-  Как,  что,  кто….
-  Ты  ж  знаешь,  радист  наш  Алексеев  шутить  не  может,  а  акустик  Копытов  шуток  напрочь  не  понимает.  На  вечернем  чае  заспорили  и  Копытов  Алексееву  в  роговой  отсек  заехал.  Теперь  у  того  фингал  под  глазом  на  пол  морды.
-  Ну  и  что?  Мало  кто  кому  ввалил?
-  А  то.   Радисту  ночью  шариться  по  корвету  задумалось,  а  тут  штурман  доветру  вышел.  Смотрит  фонарь.  К  командиру,  тот  общее  построение.  Тебя  нет. 

Про  фонарь  тут же и забыли,  а  тебя  сказал  командир  к  обеду  не  придешь  во  Всесоюзный  розыск. 
-  Ну,  придурки! -  на  зная  в  чей  адрес,  воскликнул  я.  – Вот   уроды!  Ну  ладно  бывай.  Пошел  я  переодеваться  и  на  заклание.  Настроение  упало  ниже  некуда.  Прощай  Янина.  Теперь  за  мною  будет  глаз  да  глаз.
-  Аркаше  Попендосу  покажись! – крикнул  мне  в  след  Гиря.

Аркаша,  это  наш  румын.  Он  сегодня  дежурный  по  кораблю.  Я  бессильно  махнул  рукою.
На  подъеме  флага  мне  торжественно  срезали  лычки  с  погон  и  объявили  десять  суток  ареста  с  содержанием  на  гарнизонной  гауптвахте.  Но  на  кичу  не  посадили.  То ли «шила»  стало  жалко,  то  ли  краски – тушенки,  то  ли  еще  чего.  А  без  взятки  матроса  посадить  просто  не  реально.  С  корабля  мне  сход  запретили. 
Прошло  некоторое  время,  и  к  нам  на  корабль  пришел  новый  командир  БЧ2-3.  А  в народе  просто  «бычок». 

Только  вылетевший  из  училища  лейтенант  Мамонтов.  Не  смотря  на  свою  крупнотелую  фамилию,  он  был  довольно  субтилен,  если  не  сказать  тщедушен.  Жиденькие  усы.  Нос  крючком.  Все  время  он  по  приказу  командира  проводил  с  матросами.  Правда  сильно  не  напрягал,  и  дискуссию  можно  было  с  ним  затеять  и  поспорить  об  искусствах:  литературе,  музыке,  кино.  И  на  гитаре  он  мог  сыграть  и  песню  спеть.  Одно  было  для  него  трудно.  Не  мог  он  самостоятельно  принять  решение.  Видимо  опасался  подвоха  со  стороны  матросов   срочной  службы.  По  любому  поводу  бегал  советоваться  к  своим  старшим  товарищам.  Офицерам,  прослужившим  на  корабле  чуть  более  него.   

Вот  и  в  тот  день.  С  КПП  завода  прибежал  рассыльный,  и  вахтенному  у  трапа  сообщил,  что  ко  мне  пришла  девушка.  Ждет  на  проходной.
-  Товарищ  лейтенант,  разрешите  сбегать.  Пообщаться  с  девушкой, - обратился  я  к  нему,  как  к  непосредственному  командиру. В глубине души надеясь, что удастся мою Богиню загнуть "раком" в зарослях конопли за баней воина-созидателя.
-  Вам  запретили  сход  на  берег, -  ответил  он.
-  Я  понимаю,  но  и  вы  войдите  в  положение,  ведь  не  просто  так.  Девушка.
-  Хорошо,  я  спрошу  у  командира  БЧ-5.  Он  сейчас  на  корабле  за  старшего.

Он  сходил  к  механику,  пришел  и  говорит:
-  Мех  разрешил,  но  я  пойду  вместе  с  вами.  На  все  про  все  у  вас  двадцать  минут.
-  О-как!  А  если  я  буду  с  ней  целоваться,  Вы  тоже  пристроитесь?
-  Не  ерничайте  матрос.  А  то  вообще  ни  куда  не  пойдете.   

Я  махнул  рукой.
-  Пошли.   Куда  Вас  девать.  Бессердечное  Вы  существо. 
Широким  шагом,  не  теряя  времени,  я  отправился  в  сторону  КПП  завода,  лейтенант  за  мною.
За  проходной  меня  ждала  Яна.  Она,  завидев  сразу  кинулась  со  слезами  на  шею.  Прижавшись  всем  телом,  и  с  дрожью  в  голосе  зашептала  на  ухо:
-  Ты  ко  мне  больше  не  придешь,  что  случилось?  Куда  ты  пропал?  Я  уже  не  могу.
-  Тише,  тише  девочка.  Не  надо,  не  плачь.  Все  хорошо.  Меня  поймали  и  наказали  за  самовольную  отлучку. 

Надо  немного  подождать,  пока  командиры  успокоятся,  и  вообще.…   Все  не  так  просто.  А  чувства  мои  к  тебе  не  остыли.  Сам  мучаюсь,  но  что  поделать.  Потерпи  немного.
-  Сколько  немного.  Уже  и  так  неделю  тебя  не  видела.  С  ума  сойду.
Я,   молча,  гладил  ее  волосы,  обнимал,  целовал.  Мамонтов  стоял  в  стороне,  деликатно  отвернувшись,    нервно  поглядывая  на  часы.  Так  прошло  все  наши  двадцать  минут.  Когда  время  вышло,  он  подошел   ко  мне  и  приказным  тоном  сказал:
-  Все  Фоменко,  время.  Пора  возвращаться  на  корабль.

Я  развел  руки.  Показывая,  что  не  могу.  На  шее  девушка  висит.  Не  тащить  же  ее  на  себе.  Тогда  он  подошел,  взял  меня  за  руку  и  потянул  меня   к  проходной.  И  тут  случилось  невероятное.  Янина  потянула  меня    в  свою  сторону.  Пытаясь  продлить  мгновения  свидания  подольше.  Тогда  лейтенант  поднапрягся  и  потянул  меня  сильнее.  Янина,  видя,  что  меня  не  удержать   бросила  мою  шею,    как  разъяренная  тигрица  кинулась  на  моего  похитителя  и  с  размаху  стала  хлестать  его  по  щекам,  приговаривая  после  каждого  шлепка:
-  Вот  тебе!  Вот  тебе!  Получи,  гад!  Получи!

Голова  Мамонтова  после  каждого  удара  металась  из  стороны  в  сторону.  Фуражка  слетела  с  его  головы.  Он  и  не  думал  уклоняться  от  ударов.  Затем  видно,  поняв,  что  дело  серьезное,  бросил  мою  руку  и  стал,  закрываясь  руками,  отступать,  пятясь  назад  приговаривая:
О! Фоменко!  О!  Фоменко!  О!  Фоменко!

А  Яна  видя,  что  она  таки,  отбила  меня  от  моего  обидчика,  под  футболила   фуражку  моего  командира  и  снова  кинулась  мне  на  шею.  Меня  душил  смех  и  гордость.   До  чего  может  дойти  разъяренная  изнуренная  любовью  девочка.  Мамонтов  кинулся  поднимать  из  пыли  фуражку.  Пока  он  отряхивал,  свой  картуз,  я  пытался  успокоить  свою  девушку.  Лепетал  о  долге,  о  любви.  Однако  старался  долг  перед  Родиной  поставить  выше.  Она  немного  пришла  в  себя.  Обещая,   вскоре  встретиться.  Поцеловав  ее  напоследок.

Мы   возвращались  на  корабль.      
-  Вы,  уж  простите,  товарищ  лейтенант,  что  так  получилось
-  Да  ладно,  что  я  совсем,  деревянный.  Не  понимаю?  Однако  на  лице  будут  синяки.  И  фуражка  совсем  плоха.
-  Синяки  пройдут.  И  фуражку  Вам  выдадут  новую.  Когда-нибудь.  А  вот  как  быть  с  девчонкой  дальше,  ума  не  приложу. 

Однако  жизнь  распорядилась  по-своему.  Больше  я  ее  не  видел.  Мы  вскоре  закончили  ремонт.  Потом  Парис. Потом  море.  Мины,  тралы,  вахты,  шторма.  Она   видимо  выкинула  из  головы. Успокоилась,  познакомилась  с  другим  парнем.  Более  надежным.  Домашним.

Примечания:
Докование  -  постановка в док  на  стапели
Бербаза      -  береговая база
Парис          -  бухта  на Русском  острове,  где  базировались  корабли  47 бк. ОВР
Румыны      -  личный  состав миноторпедной боевой части
Гиря            -  электрик  штурманский. Заведующий гирокомпасом
Шариться   -  бродить бесцельно
Попендос   -  ласковая кличка  Аркаши  Вавренчук, румына
Шило          -  спирт