Глава 37. В дурдом!

А через полтора часа снова увидел его машущим рукой этому поезду. И я знал, кому машет тот добрый человек. Помахал на прощанье, хотя он вряд ли что-то увидел в темноте.
В Казалинске удалось уговорить проводника взять бесплатно, потому что ничего ценного у меня уже не было. Мне показали пустую багажную полку. Когда улегся, замаскировали каким-то багажом и разбудили минут за пять до прибытия на станцию Тюра-Там.
На службе оказался вовремя — тут же вызвали к Ананичу:
— Идите в поликлинику. На вас выписаны документы. Вам надо полечиться в госпитале на десятке. Нервы у вас не в порядке. Идите, лечитесь, — объявил он решение полковника Каца, придумавшего, похоже, что со мной делать.
«Нашли дурака», — размышлял я, — «Сейчас направят в психушку, а там вылечат. Знаю этих лекарей. Потом всю жизнь никуда не устроишься».
И я пошел в гостиницу отсыпаться после ночного путешествия.

Едва успел принять пару пленочек спирта без закуски, которой, как назло, не оказалось, раздался мощный стук в дверь.
— Толя, открой. Мы знаем, что ты здесь! — кричал майор Суворов.
Я открыл. В комнату вошли Суворов с Алексеевым в сопровождении главврача, санитара и двух бойцов с автоматами.
«Брать пришли. Живым не сдамся», — мгновенно решил я.
Спорить с таким отрядом бесполезно. А потому притворился обрадованным их приходом. От предложенного угощения прибывшая команда категорически отказалась, и «на посошок» пришлось выпить в одиночку.
Суворов не возражал, чувствуя, очевидно, мое состояние после вчерашнего.

Сделав вид, что собираюсь, выбрал момент и сдернул автомат с плеча расслабившегося бойца.
— Оружие на пол! — передернув затвор, скомандовал второму бойцу. Тот безропотно подчинился.
— Все вон отсюда! Живым не сдамся, — объявил Суворову.
Нагло улыбаясь, вся команда лишь с удивлением смотрела на меня, но никто даже не пошевелился.
— Толя, не дури, — неожиданно прорезался Юрий Иванович, — Автомат не заряжен. Можешь проверить.
Передернул затвор. Чисто.
«Ну, мерзавцы. Устроили мне цирк с конями. Сейчас вам похлеще цирк покажу», — мелькнуло в сознании, ослепленном внезапной вспышкой ярости.
— А на хрена тогда весь этот маскарад?! — возмущенно крикнул им и с размаха бросил автомат в окно.
Пробив двойное стекло, тот улетел с пятого этажа вниз. Рывком открыл разбитую створку окна и вскочил на подоконник. По карнизу перебрался в зону, откуда  достать меня было невозможно.
Этот аттракцион я когда-то проделывал регулярно, удивляя завсегдатаев наших пьяных посиделок. Поэтому не удивился только Юрий Иванович, видевший пару раз мои представления. Подобные гусарские выходки тогда очень понравились Юрию Ивановичу, но повторить мой трюк смог только Боря Раньков, служивший срочную в ВДВ.
Все остальные только охнули. Я торжествовал победу:
— Ну, что? Взяли?!

Начались переговоры.
— Толя, с автоматчиками это Ананич переборщил, когда узнал, что ты ушел в гостиницу. Я был против, — начал диалог Суворов, — Документы готовы. Никто тебя лечить не собирается. Все будет, как у Дудеева. Через пару месяцев уедешь отсюда.
— А где гарантии, что через месяц-два, когда уедет комиссия, меня не посадят, как этот дурик обещал?
— Я твоя гарантия, — уговаривал Суворов, — Честное слово, сам тогда напишу рапорт об увольнении.
— Пишите сейчас, — согласился я, — Без указания даты. Я ее сам поставлю, если обманут.
Бумага была тут же составлена и продемонстрирована через стекло.
— Толя, выходи, одевайся. Скорая ждет у входа в гостиницу. Прокатишься с ветерком. И я с тобой заодно, — доложился на свою голову Алексеев.
— Никаких скорых. Поеду мотовозом. Сопровождающий — майор Суворов, — выдвинул я последние условия. Они были приняты.
Вскоре мы с Суворовым уже катили на десятку.
Душа ликовала. Похоже, я одержал победу, и моя служба в армии стремительно катится к дембелю.
— Дембель!!! — громко и радостно выкрикнул на все купе. Двое дремавших подполковников тут же выразили бурное возмущение, — Не нравится, катитесь в другое купе. Я вас не задерживаю, — оппонировал им.
— Что за выходки. Я вас арестовываю, товарищ старший лейтенант. Вы пойдете со мной в комендатуру, а вы свидетели безобразия, — заявил один из них, обращаясь ко всем присутствовавшим в купе офицерам.
— А со мной в дурдом не хочешь пройтись? — радостно улыбаясь, издевался я, — Там тебе самое место, подполковник.

В это время на шум ввалился Алексеев с двумя автоматчиками, главврачом и санитаром.
— А вот и моя свита за вами пожаловала, товарищ подполковник! — радостно приветствовал прибывшую группу сопровождения.
Купе мгновенно опустело.
— Юрий Иванович, может прямиком к вам с мотовоза? — предложил Алексееву, — Погусарствуем до утра, попьем вашей «Калоши», а завтра видно будет?
— Семья дома, да и бойцов надо назад везти. А так я не против, — заулыбался капитан.
И я не стал выяснять, почему было нарушено соглашение. Группа появилась с большим эффектом, вызвав шок у подполковника, пожелавшего меня арестовать.
Ободренный происшествием, обнаглел от безнаказанности. Едва мотовоз начал тормозить, и в проходах вагона образовалась обычная сутолока, взял инициативу в свои руки.
— Всем вернуться в купе! Освободить проход! — скомандовал я, — Внимание! Опасный преступник! — и жестом показал на майора Суворова, который шел прямо передо мной. Сзади меня шел содрогающийся от смеха капитан Алексеев. Поскольку впереди и сзади шли автоматчики, а за Алексеевым еще и главврач с санитаром, несущие папку с моими документами, зрелище казалось правдоподобным.
Мы шли по свободному проходу. Все с любопытством поглядывали на Суворова, даже не подозревавшего, в чем дело.
На улице тормознул пустой автобус и подошел к водителю:
— Я из комендатуры. Машина поступает в мое распоряжение. Рейс в госпиталь. Доставляем психа в дурдом, — сообщил водителю, жестом показывая на Суворова. Водитель, как и все в мотовозе, посмотрел на него с большим интересом и без возражений открыл двери автобуса, — Езжайте осторожно. Будет буянить, сразу тормозите. Мы с ним справимся. Садитесь, товарищи, — пригласил свиту.

«Похоже, на сегодня и ближайшее будущее это все. Концерт окончен», — с грустью подумал я.
В госпитале моя свита передала, куда надо, документы и распрощалась. В приемной остались только я и санитар. Вскоре вошел толстый важный военврач со своей свитой.
— Так. На что жалуетесь, больной? — задал «главарь» традиционный вопрос.
— Я не больной и ни на что не жалуюсь, — ответил ему. «Главарь» с удивлением посмотрел на меня, — Это на меня жалуются, — искренне пожаловался ему.
— Это к Ивану Ивановичу, — пояснил «главарю» кто-то из свиты.
— Понятно. На санобработку, — выдал он команду кому-то из сопровождения.

Санитар принял по описи мою одежду и содержимое карманов, после чего направил в душевую. Там уже были еще несколько человек. Вымывшись, прошли в следующее, чистое отделение, где подбирали более-менее по размеру больничную одежду. Мне выдали особую одежду с многочисленными надписями «ПСО», нанесенными повсюду, совсем как у особо опасных преступников. Люди, с которыми только что мылся, теперь сторонились и смотрели на меня с опаской.
Вскоре вошли два здоровенных медбрата, и под их конвоем я был доставлен в корпус, где мы с Таней когда-то навещали Сашу Дудеева.
Вошли в знакомый тамбур. Один из санитаров, постучав в дверь, прошел в кабинет, а другой остался сторожить. «Ну и жизнь. Здесь, пожалуй, без охраны даже в сортир не сходишь», — подумал я и, оказалось, попал в точку.
Меня пригласили в кабинет медсестер. По виду вполне заурядная медсестра что-то выписывала из моего дела в какой-то формуляр. На столе стоял небольшой графинчик с какой-то мутно-коричневой жидкостью.
— Налейте стаканчик и выпейте, — предложила она, видимо перехватив мой взгляд.
— Спасибо, я не хочу пить, — поблагодарил медсестру.
— Это микстура. Вы теперь будете пить её в огромных количествах. Так что наливайте и пейте, — уже не предлагала, а, похоже, командовала медсестра.
— Что это за муть голубая? — спросил, налив стакан микстуры.
— Почему муть и почему голубая? Это микстура с бромом для успокоения, — возмутившись, все же пояснила медсестра, — Вы же офицер? Пойдемте, поменяю вам одежду. А потом определю вас на койку. Отдельной палаты у нас нет. Но, в вашей есть еще два офицера.
В маленькой кладовой вместо халата мне выдали что-то вроде костюма, но с теми же регалиями «ПСО», украшавшими его повсюду.

Защелкали замки — медсестра и санитар провели меня через тамбур в широкий коридор, прямо в который выходили больничные палаты с широкими проемами для прохода, но без дверей. Это и была зона психиатрического отделения, где содержали пациентов. Вслед за медсестрой вошел в палату. В белоснежном помещении десяток коек, на которых лежали люди. Прямо под потолком небольшие зарешеченные окошки. Даже днем в палате включены яркие лампы дневного света. «Похлеще, чем на гауптвахте», — подумал я.
— Здравствуйте, товарищи ракетчики, — поприветствовал публику, находившуюся в палате. Обитатели палаты молча уставились на меня, — А как вас еще приветствовать? Здравствуйте, товарищи сумасшедшие, или господа больные на голову? — спросил их. Никто даже не улыбнулся, и все, глядя в упор, сосредоточенно молчали.
— Веселый товарищ, — сказал, судя по костюму, один из офицеров, — Ну, здравствуй, товарищ ракетчик. Как зовут? С какой площадки? — спросил он, и поднялся с койки, протягивая руку. Я представился, — Знакомая площадка. А Сашу Дудеева знаешь?
— Санька мой друг. Недавно получил от него письмо из Фрунзе.
— Как он там?
— Устроился на работу в институт космических исследований, — сообщил последние новости об известном ему человеке.
— Значит, по стопам друга пошел? Дудеев вон на той койке лежал, — показал он на занятую койку, — Ну-ка, ракетчик, поменяйся местами со старшим лейтенантом. Там его друг лежал. Ладно, Толя, отдыхай, времени здесь навалом. Еще познакомимся.
Мне тут же освободили койку, на которой отбывал свой срок Саша. Койки в палатах, похоже, были наглухо прикреплены к полу. Я переложил чистое постельное белье на бывшую Сашину, а теперь мою койку. Время послеобеденное, и все в палате, очевидно, уже устроились на отдых, а потому и восприняли мое появление в палате, как досадную помеху.
Я тоже прилег. Больше хотелось есть, чем спать, но сегодня сложилась нередкая в моей жизни ситуация, когда, как говорят, «обед в ужин». Спать не хотелось. И я стал изучать свой уголок, куда меня заключили на неопределенный, но, судя по всему, длительный срок.