Глава 2

Сойдя с электрички, я присел на скамейку, чтобы немного отдышаться и привести голову в порядок. Поездка была не совсем радостной: ехал я не с улыбчивыми пассажирами и открытыми форточками. Набившись в вагоны, люди старались оставаться ближе к дверям. По этой причине, всю дорогу кто-то с кем-то ругался, толкался. Те, у кого было более двух сумок и не нашли места в багажных полках, либо держали на коленях, либо, если удача не сопутствовала им и остались без места, ехали стоя, зажав сумку между ног.
Вся эта компания была настолько огромна, что вываливалась  в тамбур. Торговка газетами и всяким прочим ассортиментом для времяпровождения поездки, переходя с заднего вагона в наш, вздохнула:
- У-у, я лучше остановку подожду.
На остановке же я увидел, как она пересела в следующий вагон, наверное, решив, что лучше имея меньший шанс заработать меньше, чем лезть к нам и почувствовать весь наш дискомфорт на себе.

Теперь же все это мне казалось чем-то наподобие сна. Я уже мало что помнил из того, что там происходило, лица не запомнились. Купив в соседнем киоске минералки, я двинулся в сторону дачных домиков. По дороге я встретил двух школьниц, лет пятнадцати, которые шли и мне впереди меня. В телефоне у одной из них играла песня, которая меня еще в городе достала два месяца назад. Идея песни банальна и не нова: любовь школьницы к старшекласснику. Исполняла ее одна попсовая певичка, которая и зарабатывала себе популярность песнями на подобные темы. Взрослые, здравомыслящие люди, вроде меня, не жаловали ее творчество, основываясь на том мнении, что еще детский, не до конца сформированный разум, не способен на серьезные отношения. Пусть даже сто школьниц будут утверждать обратное, я не переменю своего мнения.

Так вот. Проходя мимо них, я как-то краем глаза заметил, что одна, улыбаясь, что-то шепчет другой. Что-то мне подсказывало, что темой этого «шушуканья» являюсь я, а потому как он были одеты даже слишком по-летнему, я предположил, что одними лишь словами они не обойдутся. Так и случилось: я уже обогнал их быстрым шагом метров на пять, как услышал быстрое шлепанье тапок по асфальту. Скорости я сбавлять не стал и держал дистанцию, но был удивлен правдивостью своего прогноза. Еще больше я удивился, когда они обогнали меня и опять начали идти впереди! На сей раз, они разговаривали громче и постоянно над чем-нибудь да смеялись. То и дело то одна, то другая поправляли шорты (вернее, то, что шортами можно было бы только назвать), проводили обеими руками по голове, якобы, поправляя прическу. Такого наглого поведения со стороны девушек я давно не видел даже в универе, но благодаря своим базовым познаниям в психологии взаимоотношений людей, я сразу же догадался, что эти две особы хотят обратить на себя внимание. Однако ни времени, ни интереса по отношению к ним я не имел. Я обогнал их и перешел на другую сторону дороги. Возможно, это их немного удивило, так как шум тапок по асфальту послышался не сразу. Через минуту они всё-таки начали нагонять и, когда им до меня оставалось около трех метров, одна из них, немного волнуясь, крикнула:
- Эй, парень!
 Я обернулся и ответил:
- Да?
- А ты…не скажешь сколько время?
Банальный вопрос, конечно, был, учитывая, что телефон у них был в руках. Но я не стал вдаваться в подробности и коротко отказал:
- Нет, часов с собой нет.
С этими словами, я продолжил путь, полагая, что от меня отстали. Но я ошибался. Те двое оказались не из числа пессимистов. Они тут же та, что начала разговор, вновь окрикнула:
- Эй, парень, погоди!
- Слушаю.
На этот раз ее лицо выражало больше настойчивости и что-то наподобие того приема, что называется соблазн. Немного наклонив голову, она посмотрела мне прямо в глаза и, как ребенок, который интересуется у папы пойдут ли они послезавтра в парк аттракционов, если завтра он не может, спросила:
- А ты не хочешь познакомиться?
Немного улыбаясь в ответ и, так же смотря ей в глаза, я сказал:
- Нет, спасибо.
На этом диалог был завершен: я пошел дальше, в сторону нашей дачи, а куда пошли они я не смотрел. Да и желания не изъявил, т.к. с подобными привычками и характером девушек не ценил.

Придя, я увидел, как мама бежит в огород с коробкой из-под обуви, которую переделали в аптечку. Завидев меня, мама спокойно, улыбаясь, сказала:
- Аа, Денис, сынок! Здравствуй! Пойдем со мной, помоги с отцом.
Войдя в огород, я увидел, как папа сидел на пеньке. Лицо его было красное. Он сжимал икры правой ноги, из которой струилась густая, темно-красного цвета кровь. Папа немного стонал, но все выражение его лица, нахмуренные брови говорили о том, что боль он испытывал сильную. Но он не кричал, не ругался. Он просто сидел и всем своим видом, будто бы, констатировал факт происшествия. Мама, которая так же была сильна характером, быстро промыла порез, обработала йодом и перебинтовала ногу. Вдвоем мы помогли отцу войти в дом и уложили его на диван. Мама пошла заваривать чай, а я начал расспрашивать отца что произошло. Он, на мое удивление, быстро повеселел и охотно рассказал.
- Ты представляешь, - начал он – полез на яблоню. Хотел спилить сухие ветви. Уже почти заканчивал. Начал пилить еще одну. Вот. Ну, ножовка, уже, когда почти распилила ее, выскользнула, зараза, а я вслед за ней вниз полетел. Упал на плече, это хорошо. Но вот в ногу эта зараза воткнулась! Мать на кухне была. Как увидела, что я грохнулся, сразу же давай кричать «Дима! Что с тобой?». А что со мной?! Живой же вон!
Слушая рассказ папы, и видя, как он смеется, я все никак не мог понять – как ему удается все это переносить? Я помню, как порезал палец, и из него минут пять струилась алая кровь. Я кое-как остановил кровотечение, при этом, боль при этом была немалая, но я стерпел. Однако то была маленькая ранка, а тут ножовка вонзилась отцу в ногу, но он терпит.  Да еще умудряется показать происшествие как сценку из комедийного фильма, над которым мы так весело многие смеемся.

Со следующего дня все обязанности по огороду легли на мои плечи. Отец с трудом передвигался, а у мамы хватало дел на кухне и в саду. Каждый день, в восемь утра меня будила мама. Она входила в комнату, открывала шторы и начинала зачитывать приказ:
- Сынок, вставай. Работы у нас сегодня много. Раньше начнем – раньше закончим.
Обычно я просыпался сразу. Но если же сон одолевал и проснуться не мог, то мама пускала в ход и более сильные аргументы:
- Вставай быстрее! Я уже с шести часов на ногах. Уже и завтрак приготовила и баню начала растапливать, а ты все спишь! Вставай быстро!
Против такого переть было бы самоубийством. Я молча вставал, быстро одевался и шел умываться. Завтракал я в таком варианте развития событий довольно быстро. Мама время от времени заходила на кухню, в поисках чего-либо, и смотреть на нее я не старался. Все-таки, не хотелось услышать продолжения ее монолога. Она на работу надевала старые джинсы, которые я еще в десятом классе убрал в кладовку как старые. Сверху старая отцовская рубашка синего цвета.
На руках рабочие перчатки, а на ногах кроссовки. Опять же мои. Их я забраковал уже перед выпускным. В таком  виде, противоречить маме было опасно.
Кстати о рубашке. Отцу ее подарила мама на 23 февраля. Он не одевал ее год, желая надеть на какое-нибудь мероприятие. Мама начала его подкалывать, заявляя, что у него полка ломится от одежды, а на нем самом то же, что и вчера. В ответ на это, отец решил каждый день на работу ходить в этой рубашке. Уже через год, когда рубашка начала выцветать, а воротник похож на фанеру, мама начала просить отца одевать что-нибудь другое. Папа, на зло маме, начал одевать рубашку не на работу, а дома. Однажды он даже лег спать в этой самой рубашке. Мама, зайдя в комнату, и увидев, в чем папа собирается спать, язвительно спросила его:
- Дмитрий Андреевич, а валенки, вы сегодня у батареи решили оставить? Не одели, смотрю.
Да, сегодня опробую сон без валенок, - ответил папа, хитро улыбаясь, - Но вам, Елена Васильевна, сегодня лучше не дубленку, а шубу надеть.
 - Ага, только если вы телогрейку наденете, - продолжала мама.
- Я вчера уже в ватнике спал, - съязвил отец, но, видимо, зря. Мама легла и, повернувшись к нему спиной, отчитала его по полной программе. Позже он признался, что его даже от директора строительной компании, в которой отец работает, не попадало всему их отделу, как ему вчера от моей мамы.
В общем, ид у мамы был грозный. Но, в то же время, я знал, какой это добрый и чуткий человек. Я знал, что все эти «наезды» по поводу отставания от нее в работе лишь ее старания вырастить во мне более способной личности.

Доев, я вышел на улицу и увидел, как мама ходит с ведром и собирает упавшие яблоки. Погода стояла пасмурная, облаков не было, но небо было серым. Такая резкая перемена отнюдь не была мне по душе, хоть я и был измучен той недельной жарой. Самым противным для меня всегда в этой погоде было то, что не было дождя: и на улице не погулять, и дома не посидеть.
- Что мне делать? – спросил я у мамы.
Похоже, что она немного успокоилась.
- Нужно грядки лука и свеклы прополоть. Затем холодной воды набери для бани.
Легкий холод, несмотря на теплую одежду, все же умудрялся проникать в тело. Казалось, что пальцы стали неким хранилищем холодного воздуха. Время от времени появлялась гусиная кожа и я немного дрожал. В отличии от меня, мама быстро-быстро работала, успевая сразу в трех местах: она и яблоки успевала собирать, попутно сортируя гнилые и нормальные, и следила за баней, и периодически заходила к отцу, чтобы проверить его состояние.
Я сидел у грядки с луком и выдергивал сорняки без особого энтузиазма. Хотя длина каждой грядки (а их было всего лишь две) составляла два метра, мне казалось, что закончу я еще не скоро. Скорости мне придавало появление мамы.
- Давай быстрее работай! Я уже вон сколько сделала, причем, одна. А ты все никак тут не управишься. Думаешь, мне легко вот так вот бегать туда-сюда и делать одной за двоих?
Вот так и прошло на даче мое первое утро, мой первый день. Полпятого работа была закончена. Это не означало, что завтра будет халява – работа, при наличии огорода и сада, всегда найдется.
Еще в час дня мама ушла на кухню готовить обед и ужин. Так что вся работа перевалилась на меня, хотя ее было уже не так много.
Закончив работу, я зашел домой. Улыбка на лице мамы, то, что она напевала отрывки из разных песен, подсказывало мне, что перемена настроения уже свершилось и нового скандала можно не ожидать.